Выдача Краснова. Споры в Британии

Станислав Зверев.

Выдача Краснова. Споры в Британии.

Выход в свет 6 февраля 1978 г. книги Н.Д. Толстого «Жертвы Ялты» вызвал в Британии множество откликов и продолжительную, длившуюся много лет дискуссию, увенчанную судебным процессом против автора книг, осуждающих преступления британских властей.

Уже через пять дней выпуск авторитетного  британского журнала партии консерваторов открыла статья Кристофера Букера «Жертвы Ялты», весьма сочувственная в отношении генерала Краснова: «28 мая 1945 г. V британский корпус в Австрии выдал русским около 2000 казачьих офицеров, включая легендарных Белых Русских генералов, таких как 76-летний Пётр Краснов и генерал Андрей Шкуро. Многие из этих офицеров были немедленно расстреляны НКВД. Выдающихся из них, таких как Краснов и Шкуро, приняли с триумфом на Лубянке в Москве и казнили в 1947 г.».

В статье сообщалось, что инициатива выдачи принадлежала Средиземноморскому министру-резиденту Гарольду Макмиллану. Генерал Чарльз Китли был командующим V корпуса: «14 мая Китли писал фельдмаршалу Александеру: «По совету Макмиллана уже сегодня предложил советскому штабу Толбухина, что казаки должны быть сразу выданы. Объяснил, что у меня не было никаких сил сделать это без вашей власти». Запрос поставил Александера в весьма незавидное положение. Он был старый друг Краснова. Они вместе воевали в 1919 году. Краснов был награждён британским Военным Крестом (Георг V сделал Шкуро кавалером ордена Бани) и уже написал ему личное письмо, просительное за казаков». Окончательный приказ по запросу Александера от 17 мая был получен 21 числа. Лучшим предположением считается, что фельдмаршал получил устный приказ от Черчилля, Идена или Макмиллана [«The Spectator» (Лондон), 1978, 11 февраля, с.3].

1 апреля 1978 г. в журнале «Spectator» опубликовали письмо Элисона Линклейтера: «факты, записанные графом Николаем Толстым о судьбе около двух миллионов россиян в 1944-7 трудно принять. Но Кристофер Букер прав, их не должны считать прощёнными или списывать как миф. Они непростительны.  Они почти заставили сожалеть, что мы выиграли войну у Хитлера».

Однако, не оставляя промежутка, далее в журнале поместили под названием «Русские пленные» письмо автора по имени Рувим Айнштейн. С отчётливо еврейских позиций он выступил с критикой Букера:

«Я не говорил, что Британия передала более двух миллионов русских пленных в 1944-7, потому что большинство из них были «военные преступники». В действительности, я сказал,  что более двух миллионов советских граждан, большинство из них угнанные, вернулись по своей собственной воле на родину, потому что они не были ни коллаборационистами, ни военными преступниками, и поэтому считали, что им нечего бояться возвращения. Лишь относительно небольшое число советских граждан, предавших свою страну и совершивших или принимавших участие в зверских преступлениях против своих соотечественников, поляков, югославов, итальянцев, словаков, французов и других, были принудительно возвращены русским. Многие из них, в нарушение торжественной декларации, подписанной Великобританией и США в 1943 г., не были возвращены в страны, где они совершили свои преступления, чтобы быть преданными суду и наказанными там. Лейбористское правительство, куда вошли еврейские министры, фактически предложили гостеприимство около 8000 выживших из дивизии СС Галиции, многие из которых помогли немцам уничтожить евреев Польши, Советского Союза, Словакии и других европейских стран». «Два казачьих формирования, о которых я написал, были корпус Паннвица и Охранный корпус Штейфона в Сербии, который отплатил за югославское гостеприимство в отношении Царских эмигрантов сотрудничеством с оккупантами в принявшей их стране».

Р. Айнштейн, поспешно бросившись в публицистический бой, даже не успел прочитать обсуждаемые «Жертвы Ялты», где в главе 18 Н.Д. Толстой рассматривал вопрос о выдаче на примере с евреями: «если бы солдаты-евреи, родившиеся в Германии и бывшие ранее гражданами этой страны, попали в это время в руки врага им угрожало бы жестокое обращение. До сих пор британский МИД с успехом добивался того, что в немецком плену с евреями обращались так же, как с другими военнопленными Британского содружества. И если бы немецкое правительство заявило, что на евреев немецкого происхождения конвенция не распространяется, Патрик Дин вряд ли согласился бы с этим, хотя немцы и могли утверждать, что англичане «защищают возможных предателей от наказания, полагающегося им по законам их страны»» [Н.Д. Толстой «Жертвы Ялты» М.: Воениздат, 1996, с.467].

Предостаточно исторических свидетельств несоветского происхождения говорят о чувстве нежелания возвращаться в СССР даже среди угнанных в Германию. Иван Солоневич, не сотрудничавший с Германией, бежал из СССР ещё до войны. Он знал, о чём говорил, когда в 1949 г. сравнивал три оккупационные системы, включая зону, занятую Британией и США, под управлением УНРРА – Администрации помощи и реабилитации Объединённых Наций:

«Новая эмиграция прорвалась из советского концентрационного режима в немецкий концентрационный режим, и из немецкого – в режим УНРР и ИРО. Трудно  сказать, какой был хуже. Советский был знаком и привычен: всё-таки у себя дома. Немецкий был зверским, но осмысленно зверским: на столько и столько калорий нужно было выжать столько-то и столько-то рабочих часов во имя победы Третьего Рейха. Режим УНРР и ИРО был и бесчеловечным и бессмысленным – ибо помимо голода и унижений, неизвестности и бесперспективности над людьми нависла страшная угроза высшей меры наказания посредством репатриации». «Просвещённый Запад всё ещё следует своим старым принципам работорговли: людям талдычат о демократии и людей покупают, как скот» [И.Л. Солоневич «ХХ век. Так что же было?..» М.: ФИВ, 2009, с.167].

Другой ничем не запятнанный интеллектуальный лидер Русского Зарубежья, Иван Ильин в октябре 1945 г. написал статью «Почему они не хотят возвращаться домой», где говорилось: «мы хотим вернуться, но не как рабы». Возвращающиеся «не видят выхода, их просто увозят после того, как терроризировали и запугивали в лагерях беженцев». Месяцем раньше он же передавал известия о массовом бегстве русских военнопленных из Германии на Запад, из боязни снова попасть в СССР [И.А. Ильин «Гитлер и Сталин» М.: Русская книга, 2004, с.370, 397, 401].

Р. Айнштайн точен в другом: британцы решили не выдавать бывшую гренадерскую дивизию войск СС Галичина и оказали ей гостеприимство. Именно в эту дивизию входили люди, принимавшие участие в массовых расстрелах в Киеве, уничтожении Хатыни, и в ней состояло более половины граждан СССР, подлежавших выдаче по Ялтинским соглашениям [С.И. Дробязко «Украинские формирования» // «Иностранные формирования Третьего рейха» М.: АСТ, 2009, с.603, 611].

Ничего подобного нельзя написать о казаках: хотя они проявляли самые сильный антисоветский настрой и склонность к сотрудничеству с Германией, массовых преступлений они не совершали, к уничтожению евреев в Бабьем Яру или где ещё, их не привлекали. На разницу с выдачей казаков специально для лиц типа Р. Айнштайна указывалось в «Жертвах Ялты»: «Сталин лично говорил об Украинской дивизии на совещании Большой тройки» (но не говорил о Краснове и казаках).

Русский Охранный корпус охранял сербов от красных партизан, добросовестно отплачивая за гостеприимство. Корпус Штейфона охранял и русских. Его основатель, М.Ф. Скородумов, написал в 1948 г. в истории корпуса: «самоотверженно отбиваясь от коммунистов, не только вывез  свои семьи, жён, детей и стариков, но и спас всю русскую эмиграцию в Сербии, предоставив ей свои эшелоны, без которых она бы погибла так же, как погибла во всех остальных странах Восточной Европы» [«Мемуары «власовцев»» М.: Вече, 2011, с.122].

Но выдали в СССР не преступную украинскую дивизию, а корпус Паннвица и Казачий Стан Доманова. Разница в отношении заключалась в долгосрочных интересах Британии: сепаратистов Запад всегда поддерживал, в отличие от монархистов. Казаков выдали, поскольку Краснова все знали как монархиста, казаков – в качестве каркаса Империи и Белого Движения. Вот мотив преступления, которого в ходе дальнейшей дискуссии не нашёл противник Н.Д. Толстого.

Несколько позже Кристофер Букер напишет новую статью «Предательство казаков» на ту же тему преступной выдачи, которую заканчивает: «мы никогда не узнаем всю правду о том, что происходило в те решающие дни после того, как Советы сделали свой запрос 10 мая». Букер намеренно назвал общим фактом, не вызывающим спора, что советским властям уже в начале мая стало известно о нахождении у англичан «легендарных Белых Русских героев» и они первыми потребовали выдать трёх лиц: генерала Краснова, Шкуро и Султан-Гирея [«The Spectator», 1981, 29 августа, с.7].

Однако это утверждение так раз следует назвать самым спорным, поскольку противоречит предыдущей статье Букера и её основному источнику – «Жертвам Ялты» Н.Д. Толстого, который ничего не знает о первой инициативе со стороны СССР уже 10 мая, спустя два дня после капитуляции Германии. В тех обстоятельствах она не представляется вероятной. Никакого советского запроса о Власове в те же дни не сделано. Если бы советское командование знало о Краснове и желало его захватить, оно сделало бы это самостоятельно, как в случае с Власовым или хотя бы попыталось так поступить.

С.М. Штеменко: «10 мая от М.В. Захарова со 2-го Украинского фронта пришло известие, что в лесах северо-западнее Лутова пленено много власовцев, пробиравшихся к германской границе. Направлялся на запад и главарь предателей – Власов». «12 мая войска предателей находились всего в 40 км юго-восточнее Пльзеня. Этот город являлся одним из пунктов демаркационной линии Красной Армии и войск американцев» (1-е изд. в 1973 г.).

Про расположение Власова и власовцев красные узнали 10 мая. Не отсюда ли взята эта дата в приложении к требованию выдачи Краснова? Штеменко не приводит дат, когда дело доходит до Краснова, что доказывает: если про Власова знали и сами его пленили в американской зоне, то о расположении Краснова у англичан не имели представления. Лиенц находился от Клагенфурта на расстоянии не 40 км., а все 157 км.

Примечательно, что, в отличие от рассказа о Власове, Штеменко не называет ни места расположения Краснова, ни протяжённости до него. Напротив, Штеменко проговаривается, что знал только про Русский Корпус в Югославии, намного восточнее Альп и Австрии, никак не связанный с Красновым. Поэтому если какое-то требование выдачи поступило бы к британским властям, то касательно Русского Корпуса в Югославии, который выдачи избежал.

«Компания врагов нашей Родины, попавших наконец в руки правосудия, вскоре пополнилась новыми членами. В предгорьях Альп обнаружились старые недруги Советской власти – генералы П.Н. Краснов, А.Г. Шкуро, К. Султан-Гирей и другие. Мы давно и думать забыли об этих почти археологических древностях. Но в 1944 г., наступая в Югославии, советские войска встретились в боях с частями русского белогвардейского корпуса».

«Советское правительство сделало тогда решительное представление союзникам по поводу Краснова, Шкуро, Султан-Гирея и других военных преступников. Англичане немного повременили, но, поскольку ни старые белогвардейские генералы, ни их воинство не представляли какой-либо ценности, загнали всех их в автомашины и передали в руки советских властей. Вся процедура передачи состояла в замене английского караула красноармейским» [С.М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны» М.: Воениздат, 1989, Кн.2, с.526].

Штеменко совсем заврался, рассказывая: «воевали они зло, остервенело, не ожидая пощады. Под ударами советских войск и союзных армий “добровольцы” вынуждены были бежать в каменные теснины гор. С большими потерями они уползли в расположение англичан».

Части Доманова, к которым присоединился Краснов в феврале 1945 г., отступали из Италии под давлением английской армии, поэтому остервенелое сопротивление, большие потери, сама схватка с советскими войсками – сплошной вымысел. Штеменко ровно ничего не знает об обстоятельствах выдачи, так что правительственное требование о выдаче он тоже выдумал. Использование фантазий Штеменко английскими историками могло привести к значительным ошибкам.

Дополнительные данные должны были появиться в новой книге Н.Д. Толстого «Секретная война Сталина», выход которой в 1981 г. в Лондоне возобновил вал журнальной критики. В отзывах не подвергалось сомнению, что Сталин вёл тайную войну против собственного народа [Беттина Бин Гривз «Рецензия на книгу Николая Толстого «Секретная война Сталина»» // «The Freeman», 1983, 1 мая].

В США не вызывал возражения такой воспроизводимый фрагмент из «Тайного предательства» (так называли «Жертвы Ялты» в американском издании 1978 г.): «передача Краснова и Шкуро, в частности, и офицеров в Лиенце в целом, не было ошибкой, на которую заваленный работой штабной офицер решился в момент стресса, но тщательно спланированной операцией… Мотив, предположительно, был во взаимодействии с Советскими войсками в Австрии». Американские независимые историки сожалели о недостаточной демонстрации роли правительства США в политике репатриации [Чарльз Латтон «Тайное предательство» // «The Journal of Historical Review», 1980, Vol.1, №.4, p.371].

В 1981 г. Н.Д. Толстой в «Секретной войне Сталина» ещё отчётливее повторил, что эта выдача не ошибка, а результат «заранее разработанного плана». Но когда именно его разработали?

Николай Толстой, ответив Букеру критической статьёй «Макмиллан и казаки», полемизируя насчёт решающей роли Гарольда Макмиллана, в другом соглашается: «план мероприятий адекватно изложен Букером. В начале мая 1945 г. офицер, представитель СМЕРШ из штаба Красной Армии вручил письменный запрос генералу Чарльзу Китли, командиру 5-го корпуса в британской оккупационной зоне. В нём требовалось выдать 50 000 казаков, сдавшихся британцам. В соответствии с условиями Ялтинского соглашения те (подавляющее большинство), кто имел советское гражданство, подвергались насильственной репатриации. Китли и его сотрудники, однако, были поражены, обнаружив, что Советы особенно напирали на свою озабоченность насчёт выдачи им трёх известных Белых Русских генералов, Краснова, Шкуро и Клыч-Гирея».  Скрывая правду от генерала Краснова и от фельдмаршала Александера, «архитекторы заговора знали», что означают советские требования: «казачьи генералы должны быть убиты». Можно представить, заканчивал статью Н.Д. Толстой, реакцию читателей на эти события, происходи они в Германии, т.е., будь эта преступная выдача совершена нацистами, а не демократами [«The Spectator», 1981, 19 сентября, с.10].

Разделяя представление оппонента о преступности выдачи, Кристофер Букер указал на использование Британией способов, которые «бросают на “суд над военными преступлениями” в Нюрнберге иронический свет». Вслед за тем, не оставаясь в долгу, Букер выступил против конспиративной теории Николая Толстого, указав на «неспособность приписать Макмиллану чёткую мотивацию для принятия такого безжалостного решения».

В качестве источника разногласия Букер первым заметил «один из самых важных моментов»: «граф Толстой не поднимал в своём ответе вопрос о дате, когда Советы выдвинули своё специфическое требование о возвращении трёх генералов. В «Секретной войне Сталина» он называет 12 мая, т.е. менее чем 24 часа до прибытия Макмиллана. На самом деле, как показывает Государственный архив, это было 10 мая, за три дня до прибытия Макмиллана. Это имеет огромное значение». «Короче говоря, я не верю, что мы должны смотреть на эти трагические события как на часть некоторого грандиозного, очень мрачного заговора» [«The Spectator», 1981, 17 октября, с.12].

Значение названных дат запредельно высоко, если всё действительно так. Однако в русском издании «Жертв Ялты» в примечании указано: «в Имперском военном музее (А 927/3) хранится документальный фильм о визите генерала Китли 12 мая 1945 года к советскому генералу в Вольфсберге» (примечания воспроизведены только в издании серии «Исследования новейшей русской истории» А.И. Солженицына).

И затем: «Обсуждение вопроса не поспевало за событиями. В середине мая в Граце было заключено соглашение с советским представителем о выдаче казаков, и Александер сообщил военному министерству, что «вопрос о передаче СССР и Югославии их граждан согласован». 23 мая штаб 5-го корпуса начал переговоры с советскими представителями, а 24 мая в Вольфсберге были определены маршруты и приёмные пункты» (глава 11).

Согласно первоначальной версии Н.Д. Толстого, получается: первым прибыл к большевикам Китли, сразу после его визита поступает требование выдачи Краснова. Допустимо предположить, что дотоле красные и не знали о присутствии  Краснова в распоряжении англичан.

Если это не так, то следует установить точную дату запроса, форму его передачи, авторство и адресата, места отправления и получения. Ничего этого пока не сделано.

Н. Бетелл приводит приказ генерал-лейтенанта Китли от 24 мая: «крайне необходимо, чтобы офицеры и особенно старшие командиры обеспечили невозможность бегства. Советские власти рассматривают это как дело величайшей важности и, очевидно, по выдаче офицеров будут судить об английской добропорядочности» [«Континент» (Париж), 1976, №6, с.338].

В книге Бетелла не говорится ничего о более ранних советских требованиях, помимо ялтинских соглашений, не распространяющихся на Краснова.

«11 мая 5-й корпус получил от советских войск, занимающих Австрию на севере типовой список имён казаков, которых Советы желали получить. Имена генералов гражданской войны были выделены прописными буквами» [К. Букер «Макмиллан и бойня» // «The Spectator», 1986, 17 мая, с.9].

Дискуссия в «Спектейторе» прошла мимо внимания историков, способных продолжить спор. Эмигрантский «Часовой», журнал, казалось бы, наиболее заинтересованный в разборе таких вопросов, ограничившись парой кратких упоминаний о появлении «Жертв Ялты», не входил в подробный разбор спорных тем, обозначенных всеми книгами Н.Д. Толстого. В силу недостатка в современной литературе  редактор лишь в номере за январь-февраль 1986 г. впервые привёл данные из книги Штеменко, причём в неточном переводе с финского издания. Зато из года в год в «Часовом» исписывали страницы о том, как не хорошо обвинять М.В. Алексеева в измене, в которой он действительно был виновен.

В 1996 г. в России вышло одновременно два издания «Жертв Ялты» в разных (!) переводах, но все последующие книги Н.Д. Толстого к русскому читателю не пришли.

В РФ К. Букер известен только в литературных кругах по книге «Семь основных сюжетов». У Н. Бетелла, кроме «Последней тайны», перевели на русский и издали в 2002 г. под названием «Путешествия англичанина в поисках России» его книгу «Шпионы и другие секреты» (1994). По материалам этой книги Бетелл как участник раскрутки А.И. Солженицына иностранными разведками за рубежом фигурирует в однобоко пристрастной, но информативной книге А.В. Островского «Солженицын. Прощание с мифом».

В связи с появлением эмигрантских исторических сочинений Александра Солженицына Р. Лакетт, который в 1971 г. издал в Нью-Йорке книгу «Белые Генералы», в качестве специалиста по истории Гражданской войны указывал в рецензии на множество допущенных А.И. Солженицыным ошибок. Заодно он нашёл нужным напомнить о месте писателя Краснова в русской литературе.

Изобразить обширную историю революцию в романах до «Августа 1914» А.И. Солженицына «пытались раньше: бывший граф Алексей Толстой в своей лживой, удостоенной Сталинской премии трилогии, в великой стахановской литературе Шолохов, в романах равной лживости, и даже «белый» генерал Краснов, чьи творения, одновременно романтичные и патетичные, украшали в Берлине эмигрантские книжные магазины между войнами» [Ричард Лакетт «Солженицын и битва у Танненберга» // «The Spectator», 1972, 23 сентября, с.466].

Заботясь о нуждах русских не только на бумаге, Н.Д. Толстой, убеждённый монархист и верующий человек, следуя примеру П.Н. Краснова, в июне 1983 г. создал комитет помощи советским пленным в Афганистане.

В ответ на новую книгу Толстого «Министр и массовые убийства» (1986) К. Букер опубликовал, кроме приведённой, ещё статью «Заговор, которого не было» 24 сентября 1988 г., где опять доказывал, что Макмиллан не знал о присутствии белоэмигрантов среди казаков, т.к. упоминание их в мемуарах не говорит о таком же знании в мае 1945 г.

Бой с Букером не стихал годами. «10 мая» англичане приняли капитуляцию А.Г. Шкуро, «примерно в тот же день ходатайство относительно бедствия казаков было принято в 5-м корпусе от атамана донских казаков пожилого генерала Петра Краснова». «11 или 12 мая советский генерал из Фойтсберга [Voitsberg] потребовал возвращения многих казачьих офицеров, передав типовой список, начинающийся с имён ведущих царских генералов». «По возвращении, бригадный генерал Трайон-Вильсон доставил его к генералу Китли, командиру 5-го корпуса, который выразил отвращение от этой идеи. Сразу же после этого, 13 мая, Макмиллан прилетел и говорил с Китли» [Николай Толстой «Смерть без славы» // «The Spectator», 1988, 29 октября, с.15-16].

В результате нельзя сказать, чтобы вопрос с датировкой советского заявления о выдаче решился. Букер сначала называл 10 мая, затем – 11 мая. Толстой  сначала не приводил эту дату, но потом колеблется между 11 и 12 мая. И если дату никто точно не знает и не способен убедительно обосновать так, чтобы все сомнения отпали, то разброс в три дня оставляет простор для сомнений. Фойтсберг располагается чуть в сторону к Юденбургу от Граца, в то время как 9 мая генерал Краснов и его казаки были переведены англичанами из австрийской деревни Кёчах-Маутен на границе с Италией в Лиенц, северо-западнее от границы и от советской зоны оккупации.

Согласно допросу Краснова в СМЕРШ 20 июня 1945 г., так раз 11-12 мая англичане забрали у казаков оружие [Л.Е. Решин «Казаки со свастикой» // «Родина», 1993, №2, с.79].

Это могло быть приготовлением к выдаче, сделанным ещё до запроса с советской стороны, даты и здесь свободно варьируются. Н. Бетелл утверждает: «Утром 27 мая английские солдаты прочитали приказ бригадира Массона о всеобщем разоружении казаков». Историк считает, что разоружение провели непосредственно перед выдачей, но такое распоряжение отдали значительно раньше, и это опровергает всю концепцию Бетелла.

Если, как то написано в «Жертвах Ялты», 12 мая генерал Китли приехал к советским войскам в Вольфсберг (Wolfsberg, это более крупный город, чем Фойтсберг, ближе от него к казакам и Клагенфурту, не поступило ли предложение о выдаче оттуда, а не из мелкого Voitsberg?), и в тот же день от них пришёл запрос о выдаче Краснова, это меняет всё дело.

В пользу того, что решение о выдаче было принято заранее, до советских требований, по собственным соображениям, говорит содержание статьи Аслан-Бека «Выдача горцев Кавказа»: «будучи уже в Италии во 2-м Польском корпусе, из разговоров с польскими офицерами, я узнал, что англичане уже в Африке знали о существовании в Италии Русского Корпуса из Югославии, Казачьего Стана, Кавказского Стана, Казачьего Корпуса ген. Паннвица и на совещании в Сицилии союзных штабов обсуждали планы разоружения этих частей. Южноафриканский и новозеландский штабы предложили этих бывших советских пленных перевести в их страны для увеличения белого населения и считали, что возвращение их в Сов. Союз угрожает им расстрелом, как это было с пленными в Финляндии. Англичане и американцы на это не соглашались». «По необъяснимым причинам, Украинская Галицийская дивизия выдана не была и за её людьми было признано право политических эмигрантов» [«Часовой» (Брюссель), 1978, май-июнь, №613, с.12-13].

Надо сказать, Н.Д. Толстой не распространял настолько свою версию британского заговора, на вероятность опережения британской инициативы советских запросов наводит сопоставление дат. Следует установить осведомлённость о присутствии Краснова и белоэмигрантов среди казаков как с британской, так и с советской стороны.

Ведь из воспоминаний С. Штеменко, Е. Райгородецкого или М. Соловьёва, из статьи Самойлова в «Неотвратимом возмездии» о выдаче Краснова возникает одно впечатление: красные ровно ничего не знали о том, где белый генерал находится.

Это не так уж невероятно, ведь в самом начале обсуждения Кристофер Букер давал следующие характеристики на министра иностранных дел: «ужас поступков Идена с русскими пленными в том, что, как выразился Толстой, он, казалось, стремился «удовлетворить советские желания даже прежде, чем их выразили». Я уверен, это ключ (и возможно, ключ ко всей британской политике)» [К. Букер «Национальный позор» // «The Spectator», 1978, 18 февраля, с.13].

Н. Бетелл в книге «Последняя тайна» передал своё наблюдение по сохранившейся документации: «в отличие от Селборна и Черчилля, Иден проявлял минимум симпатии по отношению к русским» (к пленным, подлежащим выдаче) [«Континент» (Париж), 1975, №4, с.379].

В советской литературе распространяли позицию Идена на весь СССР, считая его даже большим своим врагом, чем Черчилля. За июль 1945 г. есть такая его записка Черчиллю: отношения времён Тегерана и Ялты в прошлом, т.к. «Россия в настоящее время не теряет ни одного человека» [В.Г. Трухановский «Антони Иден» М.: Международные отношения, 1974, с.259].

Посему можно представить, что по завершении военных действий Британия не предприняла бы никаких выдач, не считая их соответствующими собственным интересам. В следующей за Букером статье «Государственные интересы» от 18 февраля 1978 г. Джеффри Макдермотт заключал: «наказание некоторых из репатриантов было своего рода последним актом Гражданской войны. Тот факт, что Черчилль должен был знать, кем он жертвует из своих старых Белых русских близких друзей, демонстрирует, что он был убеждён в необходимости этого». Примерно в то время Макдермотт занимал важный пост советника МИД при руководителе СИС (Ф. Найтли «Шпионы ХХ века», гл.12).

 В 1945 г. через него проходили решения Черчилля по выдаче казаков. В частности, 26 мая Макдермотт писал помощнику секретаря по военным делам: «мы предлагаем фельдмаршалу Александеру договориться с маршалом Толбухиным о выдаче казаков через демаркационную линию временно оккупированной зоны» («Жертвы Ялты»). Н.Д. Толстой в той же книге приводит фразу Черчилля из документов канцелярии премьер-министра: «нужно избавиться от всех русских как можно скорее».

В письме к новому президенту Трумэну от 12 мая 1945 г., когда решался вопрос о выдаче, У. Черчилль ничего не пишет о проблеме репатриации: «я глубоко обеспокоен положением в Европе». «Я всегда стремился к дружбе с Россией, но так же, как и у вас, у меня вызывает глубокую  тревогу неправильное истолкование русскими ялтинских решений, их позиция в отношении Польши, их подавляющее влияние на Балканах, исключая Грецию, трудности, чинимые ими в вопросе о Вене, сочетание русской мощи и территорий, находящихся под их контролем и оккупацией, с коммунистическими методами во многих других странах». «Железный занавес опускается над их фронтом. Мы не знаем, что делается позади него. Можно почти не сомневаться в том, что весь район восточнее линии Любек, Триест, Корфу будет в скором времени полностью в их руках». «Безусловно, сейчас жизненно важно прийти к соглашению с Россией или выяснить наши с ней отношения, прежде чем мы смертельно ослабим свои армии или уйдём в свои зоны оккупации. Это может быть сделано только путём личной встречи» [У. Черчилль «Как я воевал с Россией» М.: Эксмо, Алгоритм, 2011, с.349-350].

Из этого письма вполне следует, что не обсуждаемая репатриация была разменной монетой для заключения выгодного Британии соглашения с СССР перед ожидаемой встречей со Сталиным 15 июля. Дальнейшая переписка с Трумэном показывает наибольшую озабоченность Черчилля подготовкой к этой встрече. Лидеры Британии и  США сговариваются на почве мер против усиления СССР и коммунистических властей в оккупированной Европе. 21 мая Трумэн предлагал отвергать территориальные претензии Тито и устроить силами Эйзенхауэра и Александера «демонстрацию силы на земле и в воздухе». Настаивая на внушительной демонстрации, Черчилль в ответе 21 мая телеграфировал: «наша твёрдая позиция в этом деле окажется весьма полезной в наших дискуссиях со Сталиным» [Э. Дзелепи «Секрет Черчилля» М.: Прогресс, 1975, с.168-169, 209].

Таковой демонстрацией мог стать отказ в выдаче казаков Краснова. Поскольку этого не произошло, то Британия была заинтересована в выдаче, а не в спасении, согласно собственным целям, а не только ради исполнения советских пожеланий. Дата встречи в Потсдаме 15 июля выдвигается Трумэном и Черчиллем перед Сталиным 1 июня, в день массовых выдач казаков в Лиенце.

Ещё одним показателем побуждений Черчилля в рассматриваемые дни является телеграмма Гусева из Лондона в Москву о завтраке с Черчиллем, его женой и Керром 18 мая, где также обсуждалась предстоящая встреча, которой суждено определить всеобщее будущее. «Одно из двух, – сказал Черчилль, – или мы сможем договориться о дальнейшем сотрудничестве между тремя странами, или англо-американский единый мир будет противостоять Советскому миру и сейчас трудно предвидеть могущие быть результаты, если события будут развиваться по второму пути. При этом Черчилль повысил голос и продолжал, – мы полны жалоб (протестов)»: Тито претендует на Триест, английских представителей не пускают в Прагу и Вену, остаются разногласия по судьбе Польши [О.А. Ржешевский «Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии» М.: Наука, 2004, с.520-523].

Н. Бетелл в предшествующей Н. Толстому книге «Последний секрет» и в снятом по ней фильме указывал на решающую роль Идена. Почему-то в дальнейшем при разборе намерений и поступков Китли, Макмиллана и Александера высшее начальство в лице Идена или Черчилля уже не всплывало, а тут может крыться заветный ключ.

Генерал Китли Н. Бетеллу говорил: «приказ о начале репатриации казаков шёл из очень высоких сфер. Скорее всего, из Вестминстера и, возможно, лично от Уинстона Черчилля» [Ж.С. Энсина «Казак М.С. Краснов. Пленник за службу Чили» Еланский Мемориал «Донские казаки в борьбе с большевиками», 2011, с.28].

Однако, приводя это мнение, в «Последней тайне» лично Беттелл утверждает иное: операция шла своим ходом без участия Черчилля. Н. Бетелл приводил ещё отрывок из письма Черчилля от 20 мая 1945 г. начальнику своего штаба генералу Эсмею: «что вы знаете о количестве русских, которые были взяты в плен немцами и освобождены нами? Можете ли вы отделить тех, кто просто работал на немцев, от тех, кто активно боролся против нас? Не могли бы вы сообщить мне дополнительные сведения о 45 тысячах казаков, о которых говорил генерал Эйзенхауэр? Как они очутились в их настоящем положении? Боролись ли они против нас?» [«Континент», 1975, №5, с.316].

Письмо допускает, что Черчилль ничего не знал о советских требованиях выдачи Краснова, о казаках он слышал от американцев. Отделение подразумевает самостоятельную подготовку англичан к выдаче: им выгодно избавиться от врагов и оставить себе тех, кто может быть полезен. Важнее всего борьба против Британии, а не против СССР или других стран. Именно по такой схеме, знал о том Черчилль или нет, Британией был выдан генерал Пётр Краснов и спасён группенфюрер Павел Шандрук.

Поскольку Черчилль задаёт одни вопросы, собственные знания и намерения его не могут быть установлены точно. Заключение Бетелла, будто Черчилль получил «туманные» ответы и операция прошла без его участия, им никак не доказано.

Материалы приведённой дискуссии демонстрируют необходимость осторожного подхода в описании событий выдачи, характеристик действующих лиц, полезность достодолжных сравнений с преступлениями, совершёнными в Германии, в СССР, оккупационной администрацией Британии и США.

Британский опыт показывает, что, несмотря на сокрытие правды о преступной выдаче генерала Краснова на протяжении долгих лет, при утаивании части документальных данных, в Британии, во всяком случае в консервативных кругах, смогли найти слова осуждения для злодеяния, совершённого своими соотечественниками, выбрать сугубо уважительные реплики в отношении достойного врага Британии, каким поневоле стал генерал Краснов вследствие английской политики в отношении России и СССР.

В 1989 г. британский суд приговорил Н.Д. Толстого к штрафу в 1,5 млн. фунтов не за положительные характеристики генерала Краснова и казачества на службе Германии, не за само по себе разоблачение английских преступлений, не за заслуженные сравнения их с нацистскими деяниями, а за персональное обвинение по адресу лорда Олдингтона в последней книге «Министр и массовые убийства».

В журнале «The Spectator» даже Рувим Айнштайн не смог ни в чём упрекнуть лично Краснова, его критика основывалась на аргументации, не очень уместной, но местами документально точной, не основывающейся исключительно на соображениях эмоциональной неприязни к правде.

К примеру, если бы победившая коалиция пожелала разбора деятельности корпусов Штейфона и Паннвица, а также подчинённых Доманову казачьих частей (их военная деятельность не имеет отношения к П.Н. Краснову), то ей пришлось бы завязнуть в межнациональных и политических противоречиях и конфликтах гражданской войны в Югославском Королевстве, но никак не прийти к решению о выдаче в СССР, т.к. суд должен был стать международный, а не чисто советский, где обвиняемые не имели ни шанса на юридическую защиту. Такой суд был не в интересах в Британии, которая стремилась избавиться от русских и сербских монархистов, а не вершить правосудие.

Если брать современное информационное пространство, можно бы совсем не обращать внимания на безответственные суждения на тему «злобный навет на великую победу» или «мы победу никому не отдадим» или «не дадим переписывать историю» или «не допустим реабилитации», однако проникновение таких выражений в серьёзную литературу требует непрестанных возражений.

Вот пример из сочинения «Методология обмана» современных писателей, неудачно касающихся исторических тем, в которых они ничего не смыслят: «великий русский народ завалил трупами советских граждан немецкие войска и только поэтому победил. Победа эта была одержана вопреки бездарным, растленным, чудовищно жестоким ворам-воено[!]начальникам во главе с монстром Верховным Главнокомандующим. Эти, с позволенья сказать полководцы, только и делали, что гоняли батальоны по минным полям, отнимали у несчастного немецкого народа километры тканей, миллионы шкурок пушных зверюшек, мебель, антиквариат, личные вещи эшелонами, золото, бриллианты, часы ведрами и т. д. и т. п. Во всём этом кровавом беспределе по-настоящему благородными и мужественными остались генерал Власов, атаман Краснов и прочие предатели Родины, которые из высоких идейных побуждений пошли на службу к Гитлеру и честно воевали в рядах нацистов за Великую Русь. Сегодня агенты влияния весьма агрессивно навязывают концепцию Великой Отечественной войны (впрочем, сейчас её так называют редко, как правило, говорят о Второй мировой), как войны против советского тоталитаризма» (В.В. Цыганов, С.Н. Бухарин).

Объявляя изложенную концепцию войны ошибочной, авторы не потрудились доказать несостоятельность хоть какой-то части в сделанном пересказе, продемонстрировать получение хоть какими-то определёнными  «агентами влияния» «иностранных грантов», в особенности на «образовательные программы, популярную историю». «Агрессоры имеют подавляющее преимущество в финансовых ресурсах, обеспечивая комплексное воздействие на сознание россиян».

Авторы поимённо назвали лишь один телевизионный проект Виктора Правдюка «Вторая мировая. День за днём» (2005). Его показывали по каналу ТВЦ, который принадлежит правительству Москвы. Аудитория канала в 3% явно не дала ему оказать «комплексное воздействие», и говорить о каких-то иностранных агентах влияния тут смешно.  «Подавляющее преимущество» у нас имеют телеканалы, занимающиеся постоянной пропагандой правительственного культа «Великой Победы». То же касается всех образовательных программ.

Генералы Власов и Краснов действительно никого не грабили, ничьего имущества не присваивали, причём Краснов неустанно внушал подведомственным, опекаемым им казакам недопустимость присвоения чужого.

С советской же стороны невозможно отрицать массовых оккупационных преступлений, касающихся, среди всего прочего, и вёдер часов. В Венгрии на рассказы о том, что советские солдаты «насилуют наших женщин и девушек, разрушают наше имущество», Золотов отвечал: «немцы и венгры тоже насиловали русских женщин». В 9-й гвардейской армии «были невиданной отваги люди, но и невиданное хулиганьё», они «женщин использовали от четырнадцатилетних до пятидесятилетних; в домах производили полный погром, всё выбрасывали на пол, били, ломали, искали карманные и наручные часы» [П.В. Золотов «Записки миномётчика. Боевой путь советского офицера. 1942-1945» М.: Центрполиграф, 2007, с.216, 219].

 «Важную роль в имущественном расслоении сыграл заграничный поход Красной Армии. Если мой отец, будучи офицером, привёз из Германии фотоаппарат, аккордеон и набор «серебряных» ложек, то генералы везли «трофеи» машинами [!]. «Первоначальным накоплением» занимались не только хозяйственники и генералы, но и главные идеологи партии, например, П.А. Сатюков, бывший в 1949-1956 гг. ответственным секретарём, а потом заместителем главного редактора «Правды», Л.Ф. Ильичёв, являвшийся в 1951-1952 гг. главным редактором «Правды», В.С. Кружков, возглавлявший Институт Маркса – Энгельса – Ленина, а затем Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС». «Они и им подобные превратили свои квартиры в маленькие Лувры и сделались миллионерами» [А.В. Островский «Кто поставил Горбачёва?» М.: Эксмо, Алгоритм, 2010, с.22-23].

Александр Островский, в отличие от Цыганова и Бухарина, даёт ссылочный аппарат по всем сделанным утверждением, причём он так раз занимается вопросом реального участия в падении СССР «агентов влияния» и, выясняя обстановку прошлого, разрушает многие популярные представления на этот счёт, заменяя их более вероятными. Тщательность работы историка исключает помещения его самого в «агенты влияния», манипуляторы и дезинформаторы, на неё следует обращать внимание как на образец.

Совсем иной образец – рассматриваемая глава «Методология обмана»:

«Фраза о том, что Власов, «кстати, сам в плен не сдавался, его выдали местные жители, советские граждане», является аналогом знаменитой [поговорки] «в огороде бузина, в Киеве – дядька». Здесь Жук опять применил приём «ошибка произвольного вывода». На самом деле два утверждения никак не связаны логически. «Власова выдали местные жители» – утверждение опять-таки никем не доказанное (обратите внимание, опять нарушается закон достаточного основания). Более того, советские и немецкие документы свидетельствуют, что это не так. Тем не менее, если даже согласиться с ложью автора, это ничего не доказывает, кроме того, что немцы нашли Власова с помощью местных жителей. Далее всё решал сам генерал: сдаваться, покончить жизнь самоубийством, устроить последний бой и героически в нём погибнуть. Власов выбрал первое. Вот если бы жители скрутили генерала и привели к немцам, можно было бы поиздеваться над советскими гражданами» (В.В. Цыганов, С.Н. Бухарин).

Поиздеваться? Если только над фантазёрами.

Рассматривая статью Юрия Жука, «литературного власовца» (более известного книгами по истории убийства Царской Семьи), авторы псевдонаучного трёпа «Методологии обмана» не сослались ни на один документ, ни на одно альтернативное исследование.

Во время ареста Власова его сопровождала повар Мария Воронова, на допросе 21 сентября 1945 г. она рассказала: «Когда мы зашли в деревню, названия её не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная «самооборона» дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в амбар, а на другой день приехали немцы». Эти показания можно сравнить с немецким официальным отчётом: «В деревне Туховежи жители остановили машину и взволнованно сообщили, что вечером 11.7 в деревню пришёл бандит с женщиной и просил хлеба. Бургомистр запер обоих в бане».

В действительности Власова скрутили местные жители, враждебные к советской власти и партизанам, они сдали его немцам. Вот теперь и следует подключать закон достаточного основания и логические связи, избегая произвольных выводов. Кирилл Александров пишет: «можно ли поставить Власову в вину нежелание сопротивляться вооружённым русским крестьянам? Ответить на этот вопрос трудно, так как мы не знаем, существовала ли хоть малейшая возможность для такой самоотверженной попытки. Генеральский пистолет, скорее всего, оказался в руках старосты, как только он шагнул в горницу, и прежде чем Власов понял, что за ним пришли не партизаны, а враги» [К.М. Александров «Мифы о генерале Власове» М.: Посев, 2010, с.124-125].

Рассмотренные примеры показывают всю бессмысленность разоблачения методик обмана в том случае, если обмана нет. Хотя, конечно, при таком повороте читатели способны самостоятельно увидеть «Методологию обмана» не в том, на что указывали авторы, а в их собственных приёмах. Что и можно сделать на заключительном примере по выдаче П.Н. Краснова на смерть:

«Для ответа придётся покопаться в исторической литературе и Интернете и разобраться в следующем:

— за что же всё-таки были казнены Краснов, Шкуро, Семёнов и Г. фон Панвиц, какие подвиги совершили под их командованием подразделения в Гражданскую и Вторую мировую войнах;

— кем же в действительности был «писатель и общественный деятель» Петр Николаевич Краснов;

при каких обстоятельствах и кем по национальности были 144 офицера вермахта, которые «добровольно» ушли в плен со своими русскими однополчанами.

После ознакомления с документами следствия по делу Краснова, Шкуро и др. вы получите полное представление о методиках, используемых г-ом Буровским, который почему-то считает, что никто кроме него истории не знает. Может, он искренне так считает, поэтому и «ломает» историю» [В.В. Цыганов, С.Н. Бухарин «Информационные войны в бизнесе и политике» М.: Академический проект, 2007,  с.224-225, 228-229, 232-233].

Если авторы сего труда уверены, что достаточно «покопаться» в Интернете для выяснения ответов на поставленные вопросы, не разбираясь в том, какие исследования являются авторитетными, а какие нет, не вникая, насколько вообще изучены данные вопросы, и если мерилом достоверности в информационной войне авторы считают документы следствия сталинских времён, то становится понятным, почему они не способны разобраться в чужих «методиках обмана», но самозабвенно составляют собственные.

Кем был писатель и общественный деятель П.Н. Краснов можно понять тем полнее, чем больше его книг прочитать, и ознакомиться со всеми сторонами его общественной деятельности. Это может оказаться весьма непросто, т.к. Гугл, вопреки странному мнению, всего не знает, а в отношении генерала Краснова один вышеупомянутый историк замечал: «к сожалению, отсутствуют  специальные исследования, посвящённые деятельности П.Н. Краснова в 1942-1945» [К.М. Александров «Русские солдаты Вермахта» М.: Яуза, Эксмо, 2005, с.90].

Следовательно, даже и вне Гугла можно не получить должное представление об общественной деятельности П.Н. Краснова, ежели такие исследования не найти или не написать.

Если, не утруждая себя специальными исследованиями, Цыганов и Бухарин по следственным документам пришли к выводу о командовании 75-летним Красновым подразделениями во Вторую мировую, это значит, что документы годны только для демонстрации долгосрочно действующих методик обмана.

Не все британские авторы подавали положительный пример. Книга Н. Бетелла «Последняя тайна» не содержала откровенных глупостей по «методологии обмана» вроде причисления Краснова к людям, которые «воевали в рядах [!] нацистов». Краснов не воевал ни в каких рядах. Как уже отмечалось, только в феврале 1945 г. он прибыл к казачьим частям из Берлина. В Италии Краснов также не воевал, а занимался обустройством станиц для воссоздания казачьей культуры.

Но Бетелл ошибался в том, будто  с началом войны казачьи лидеры, включая «Краснова, сразу же предложили нацистам свои услуги. В то время они получили категорический отказ». Н. Бетелл в 1970-е не располагал никакими данными о деятельности Краснова сразу после 22 июня 1941 г. и попросту присочинил сообразно своим представлениям, как делали в СССР и продолжают в РФ.  Опубликованная переписка Краснова доказывает, что он не предлагал никаких услуг, считал подобные предложения неуместными и несвоевременными.

Насколько мне известно, впервые подлинное письмо П.Н. Краснова Е.И. Балабину от 27 июня 1941 г. с некоторыми ошибками при расшифровке рукописи было опубликовано в романе Бориса Тумасова: «в своём письме от 23 июня я призывал казаков к спокойствию». «Мне непонятно приказание генерала Лемке [А.А. Лампе] «Всем быть готовыми». Что это значит? Оставить места и работу? Укладывать чемоданы? К чему? К какой деятельности быть готовыми? Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». «С подачей различных «меморандумов» советую вам не спешить». «Мой совет: спокойно выждать события, которые должны разыграться в ближайшие месяцы».

Перед тем приводилось и письмо Краснова, написанное прямо днём 22 июня: «Украинский (и Кубанский) вопрос уже решается и, как видите, без нашего эмигрантского участия. Я мог бы посоветовать, хотя знаю, что моих советов никто из них слушать не будет, господам самостийникам не «рыпаться» и никуда не ездить» [Б.Е. Тумасов «Краснов. Не введи во искушение» М.: АСТ, 2003, с.397, 400-401].

Также, в 2003 г. А.В. Марыняк опубликовал в предисловии к мемуарам «На внутреннем фронте» выдержки из письма П.Н. Краснова тому же адресату за 11 июля 1941 г. Однако прежде, до 2003 г., историки не располагали никакой достоверной информацией о деятельности генерала Краснова сразу после нападения Германии на СССР – по причине того, что деятельность выразилась исключительно в успокоительной переписке, которая опровергает фантазии Н. Бетелла за 1974 г., синхронные с ложью «Неотвратимого возмездия», первое издание которого тоже приходится на 1974-й.

В те же 1970-е Марк Касвинов, ссылаясь на следственные материалы, рекомендуемые современными борцами с методиками обмана, в целях борьбы с набиравшим в СССР популярность идейным наследием генерала Краснова, опасаясь его не меньше, чем Всеволод Кочетов, соревнуясь с ним, Касвинов бил рекорды по концентрации запредельно невероятного вранья:

«Он пошёл на службу к Альфреду Розенбергу в его министерство восточных областей и там стал главным консультантом по «работе с казачеством». Читал в министерстве доклады как «знаток казацкой души», привлекая слушателей из всех углов гестапо и СД: референтов по расовому вопросу и начальников зондеркоманд; конструкторов газовых печей и поводырей полицейских овчарок; истопников крематориев и мастеров по изготовлению абажуров из человеческой кожи» [М.К. Касвинов «Двадцать три ступени вниз» Фрунзе, 1990, с.66-67].

Краснов читал доклады по истории казачества не овчаркам, истопникам и палачам – им казаки до лампочки, да и абажуров никогда не существовало вместе с кожевенными мастерами. Идиотские фантазии Касвинова скрывали правду о том, что немецкое правительство в 1943 г. было озабочено обустройством беженцев из СССР. Для получения представлений о том, почему казаки не пожелали оставаться в Советском Союзе, почему они ненавидят советскую власть и в чём они нуждаются для создания своих станиц в Европе, потребовалась помощь генерала Краснова.

Можно ещё отметить, что в 2003 г. в книге «Атаман Краснов» Александр Смирнов опубликовал выдуманный лично им диалог между П.Н. Красновым и С.Н. Красновым, хотя последний не мог 22 июня поспешить «в дядюшкин особняк», поскольку в тот день был в Париже. Я полагаю, что и П.Н. Краснов тогда отсутствовал в особняке возле Берлина, а был на курорте, но нельзя окончательно быть в этом уверенным.

Н. Бетелл: «В ноябре 1943 года они [немцы] обещали казакам вернуть их исконные земли. Четырьмя неделями позже Краснов и Науменко были назначены членами командования казацкими вооруженными силами в составе немецкой армии» [«Континент», 1976, №6, с.329].

Вот самая распространённая ошибка. ГУКВ – это Главное Управление Казачьих Войск, а не командование в составе армии. Краснов подчинялся не командованию Вермахта, а министерству восточных территорий. Никто не позволил Краснову командовать вооружёнными силами. Казачье Войско, что может быть не понятным для иностранца, не означает буквально военное формирование, скорее – административную единицу.

Всё глубину своего непонимания выразил Бетелл, написав далее: «в конце апреля Т.И. Доманов, заменивший в феврале атамана Краснова, отдал приказ об общей эвакуации». Доманов с момента гибели походного атамана Павлова в 1944 г. возглавлял Казачий Стан и продолжил по прибытии Краснова, который прежде и теперь не вмешивался в военное командование, в силу имеющихся у него ограниченных полномочий главы ГУКВ. Обратное представление, изложенное Бетеллом, противоречит всем документальным данным. Николай Краснов-младший в книге «Незабываемое» обозначил как есть: П.Н.Краснов находился при частях Доманова «на беженском положении», «не занимал никакого военного поста».

«Тогда господствовало среди нас мнение: хоть, с чёртом, но против большевиков», – гласит самая популярная фраза из следственных документов («Неотвратимое возмездие»). Но затем, согласно просоветским методикам обмана, первую часть предложения обычно выбрасывают при цитировании, приписывая Краснову позицию «Хоть с чёртом». Оставленная оговорка «среди нас» заслуживает внимания.

Основные поведенческие принципы Краснова изложены в его книгах. Он писал, как будто в укор будущему решению Деникина: «Нельзя же ничего не делать. Грех это большой». Специально про популярную фразу о чёрте, которая «среди» Краснова ходила, он написал, несколько раз варьируя мысль: «Никто с диаволом и не собирается идти спасать Россию». И ещё, уточняя, о каком чёрте может пойти речь: «Я ни одной минуты на иностранцев не рассчитывал» [П.Н. Краснов «Выпашь» Париж: Издательство Е. Сияльской, 1931, с.270, 421, 489].

Каждая такая фраза у Краснова носила программный характер, отражая внутреннюю убеждённость и настраивая читателей на соответствующий выбор. Проведённое специальное исследование деятельности Краснова за 1942-1945 вполне доказывает: Краснов в деле спасения России действительно рассчитывал не на иностранцев, а на внутренний антикоммунистический протест. Поэтому он не сотрудничал с Германией до 1943 г., видя возможное спасение не в ней, а в русских. С 1943 г., считая грехом неделание, он стал спасать не Россию (невозможно), а определённые казачьи группы беженцев, которые не желали оставаться в СССР, где уничтожали их культуру и её носителей. Здесь помощь иностранцев уместна.

Позицию Краснова можно понять, если сравнить её с тем, что написал известный советско-еврейский писатель про генетика Н.В. Тимофеева-Ресовского, который в 1925-45 гг. работал на Германию. В 1937 г., когда в стране победившего социализма у него уже арестовали трёх братьев, он отказался вернуться в СССР. В Берлине после победы и его арестовали, обвинили в измене родине и отправили на 10 лет в лагерь.

«Он знал, что в условиях гитлеровской Германии учёный должен стараться выжить, спасать культуру, передавать её людям. Теперь всё менялось. То есть он по-прежнему считал, что не его это дело – бросать гранаты, перерезать проволоку. Разрушительную сторону борьбы он для себя не признавал. Более эффективным он считал не убить десяток другой мерзавцев, а спасти одного человека. Будь он в армии, он бы стрелял; в том же положении, в каком он находился, предпочитал спасать. Во всяком случае, он не мог больше пребывать в бездействии. Его страна воевала с Германией, и от него требовалось участие» [Д. Гранин «Зубр» // «Новый мир», 1987, №2, с.8].

Создав ГУКВ с помощью Германии, Краснов не только спасал русскую и казачью культуру, он мог спасти не одного человека, а целые тысячи людей, которым никто более не желал и не мог помочь. И чем больше он спасал, тем сильнее его ненавидела коммунистическая власть.

Британцы признали преступный характер выдачи Краснова. В РФ предпочитают делать вид, будто массовых грабежей в советскую оккупацию не совершали, а все, кто находился на другой стороне, заслуживают смерти.

Довольно редки среди писателей, не зовущих себя «литературными власовцами», суждения, вроде единожды прорвавшегося у Владимира Крупина в 1990 г.: «если бы мы отдавали себе ясный отчёт в том, что за семидесятилетнюю историю ещё ни разу не победили, начиная с ужасов революции и Первой мировой войны, продолжая бездной Второй мировой войны, когда по соотношению потерянных людей, техники, пространства мы, конечно же, потерпели поражение. Если бы мы признались себе, что всё это поражения, а не победы, мы бы скорее возродились» [В.Н. Крупин «Книга для своих» М.: Институт русской цивилизации, 2012, с.185].

Этой мысли Владимир Крупин не следует в дальнейшем, как Вадим Кожинов все 1990-е будет оппонировать В. Суворову, по-кочетовски отрицая близнецовость нацизма и большевизма 30-х. Но в схватке с литературоведом Б. Сарновым в 1989 г., приводя выражение советского поэта Кульчицкого за 1940 г.: «только советская нация будет и только советской расы люди», Кожинов комментировал: «этот лозунг хуже провозглашавшегося тогда в Берлине лозунга» [«Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников» М.: Алгоритм, 2005, с.197].

Как и вся сталинистская идеология, это заявление являлось вполне троцкистским, отражая общий коммунистический план очистки и переработки человечества. В ноябре 1932 г. Троцкий выступал с речью на стадионе в Копенгагене: «Человечество впервые взглянет на себя как на сырой материал или в лучшем случае на физический и психический полуфабрикат. Социализм будет означать прыжок из царства необходимости в царство свободы также и в том смысле, что нынешний противоречивый, негармоничный человек расчистит дорогу новой, более высокой и более счастливой расе» [Ю.Г. Фельштинский, Г.И. Чернявский «Лев Троцкий. Кн.4. Враг №1. 1929-1940» М.: Центрполиграф, 2013, с.146].

Вместо проведения массовых парадов с цеплянием псевдогеоргиевских лент следовало бы донести до каждого для выработки адекватной оценки советских и самых прославленных нацистских преступлений факт сопоставимости абсолютных и относительных показателей смертности в концлагерях. «И там, и там люди умирали десятками тысяч с фантастическим и отвратительным промилле. В целом, в годы войны немецкие лагеря давали гораздо более тяжелые относительные показатели, чем советские, за исключением Рыбинлага и Котласского лагеря в 1942–1943 годах. Однако нацистские лагеря, как правило, проигрывали советским в абсолютных показателях смертности»,

«с точки зрения показаний смертности заключенных и перспектив выживаемости человека и сталинский ГУЛАГ, и нацистские концлагеря вполне сопоставимы и родственны, как аномальные, антирекордные для своего времени патологии государственной пенитенциарной системы. Причем в мирные 1930-е годы ГУЛАГ иногда давал значительно более высокие показатели смертности, чем концлагеря рейха» [М.Ю. Наконечных «Смертность заключенных в отечественной пенитенциарной системе в 1885–1915 и 1930-1953 годах: сравнение в историческом контексте» // «Труды II Головинских чтений» СПб.: Скрипториум, 2012, с.337].

Расчищая дорогу к счастью, строители социализма не скупились на жертвы, как и те, кто утверждал нацистский мировой порядок. Ссылки на позднейший опыт СССР лишь укрепляют это сравнение. Так,  физик Гейзенберг сказал в 1947-м, в год, когда казнили генерала Краснова: «нацистов следовало бы оставить у власти ещё лет на пятьдесят, они стали бы вполне приличными» [Е. Фейнберг «Вернер Гейзенберг – трагедия учёного» // «Знамя», 1989, №3, с.126].

Обвинения в реабилитации нацизма нужны для поддержания ложного культа победы, рассыпающегося при проведении сравнений тоталитарных режимов. Признание правды будет способствовать возрождению, по меньшей мере, самой правды.

Предсмертные показания, подписанные генералом Красновым, не удостоверенные сторонними данными, не доказанные ничем, при отсутствии состязательности судопроизводства, даже не имеющие отношения к неуместным и несостоятельным предъявленным обвинениям в принадлежности к разведке, терроризму и диверсиям, есть лучшее свидетельство в пользу не справедливости выдачи и казни, а совпадения тоталитарного инструментария.

Узник Бухенвальда вспоминал: «триумф СС требовал, чтобы истерзанная жертва дозволяла отвести себя к виселице, не выказывая никакого протеста, чтобы жертва отреклась от себя, забыла о себе, чтобы она утратила свою личность. И делалось это не просто так, не из чистого садизма, эсесовцам было нужно, чтобы жертва признала своё поражение. Эсесовцы понимали, что система, которая способна уничтожить жертву ещё до того, как она взойдёт на эшафот… является лучшей, из всех возможных систем, призванной держать в рабстве целый народ» [Х. Арендт «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» М.: Европа, 2008, с.26].

Подобной же “лучшей” системой, способной сломить генерала Краснова или посмертно убедить всех в его отречении, хвалятся те, кто отождествляет «Победу» и правоту, демонстрируя растоптанную в Москве личность. Генерала Краснова одолели, но такая победа ещё более обличает палачей. Об этом в Британии даже не спорили, похвально не пытаясь оправдать свои преступления сочинением чужих.

Май 2014