Сергей Сергеевич Ольденбург (1888-1940)

С.В. Зверев

Сергей Сергеевич Ольденбург (1888-1940).

Белоэмигрант С.С. Ольденбург написал остающуюся по многим показателям непревзойдённою историю Царствования Императора Николая II и сумел стать первооткрывателем многих верных ответов на самые сложные вопросы о подлинном духовном облике Последнего Государя, его политических идеалах и решениях, принципах действий, а также и о его ближайшем окружении, сотрудниках из числа министров и советников. Того более, С.С. Ольденбург сумел воссоздать на страницах «Царствования» подлинную Российскую Империю последних 22 лет, показав её могучий перспективный рост, а также воздав должное тем, кто пытался подорвать поступательное развитие Самодержавной России.

Заслуги С.С. Ольденбурга перед русским самосознанием так велики, что следует почтить пристальным вниманием личность автора, рассказав, кем он был, о чём писал помимо главного эпохального труда, и какие всё же, спустя минувшие 80 лет, в него можно внести коррективы.

Если бывали неприятные случаи, когда дети монархистов из духа противоречия становились революционерами, то в случае с С.С. Ольденбургом мы имеем положительный пример обратной тяги.

Его отец Сергей Фёдорович, известный член Императорской Академии Наук, сперва в 1905 г. вступил в левую социалистическую партию конституционных демократов, а после революции 1917 г. остался в Петрограде на службе большевикам.

Чуть менее известен брат Ф.Ф. Ольденбург (1861-1914), который был одним из основателей предшествующего партии Милюкова Союза освобождения, а затем и деятелем к.-д.

Идеологическое негативное влияние оказывал на обоих братьев Ольденбургов Лев Толстой [Н.М. Пирумова «Земское либеральное движение» М.: Наука, 1977, с.96].

В молодости старший Ольденбург имел самые радикальные знакомства.  По одной мемуарной версии, сочинённой уже в СССР и не вполне убедительно документированной, Александр Ульянов оставил дома у С.Ф. Ольденбурга ящик с порошком, из которого делают динамит. После ареста Ульянова В.И. Вернадский едва успел утопить ящик в Неве, прежде чем его обнаружила полиция [Г.П. Аксёнов «Вернадский» М.: Молодая гвардия, 2010, с.60].

В написанных самим С.Ф. Ольденбургом воспоминаниях говорится только о знакомстве с А. Ульяновым по студенческому обществу, а о революционной деятельности он только догадывался. Тогда же состоялись и встречи с В. Ульяновым.

С.Ф. Ольденбург был женат на Александре Павловне Тимофеевой, которая после рождения сына 17 июня 1888 г., внезапно рано умерла 20 сентября 1891 г. от туберкулёзного менингита. Сергей Фёдорович обезумел от горя и несколько лет до избрания в 1900 г. в Академию Наук не мог оправиться от потери [«Из архива А.Н. Потресова» М.: Памятники исторической мысли, 2007, Вып.2].

В начале 1936 г. Вернадский считал, что смерть Александры оказала решающее влияние на будущее их кружка единомышленников. «Сергей выиграл – его глубоко изменила эта смерть и дальше это отразилось на годы. Он ушёл в науку, а личная жизнь его приняла новый характер» [В.И. Вернадский «Дневники 1935-1938» М.: Наука, 2006, с.59].

За год до рождения С.С. Ольденбурга, 12 июня 1887 г., Владимир Вернадский с неодобрением писал что Александра «искусственно возбуждает себя приноровиться к мужу», «влияние Саши Ольденбург я желал бы для своего ребёнка меньше, чем чьего бы то ни было».

20 июня 1888 г. Сергей Фёдорович из М. Вишеры писал И.П. Минаеву: «Спешу поделиться с Вами моею радостью: у нас родился сын; и мать, и ребёнок здоровы» [С.Ф. Ольденбург «Этюды о людях науки» М.: РГГУ, 2012, с.101].

К 1890 г. С.Ф. Ольденбург — доцент санскритского языка, вошёл в редакцию журнала «Живая Старина» в качестве помощника В.И. Ламанского [К.Я. Грот «Владимир Иванович Ламанский» Пг.: Новое Время, 1915, с.23].

В переписке отца зафиксированы высказывания С.С. Ольденбурга, начиная уже с 5-летнего возраста. В.Р. Розен 19 сентября 1893 г. писал: «Ваш сыночек на вопрос “зачем люди живут на свете?” ответил: “для того, чтобы помогать друг другу”». «Сына Вы должны вести так, чтобы он оправдал в жизни им же высказанную формулу, Вашей матушке же Вы должны помогать именно облегчением ей её нелёгкой доли; ведь ей пришлось испытать буквально то же самое горе, что и Вам! Вы мне скажете, что сын Ваш в прекрасных руках и что Вы с матерью живёте в мире и согласии. Я же Вам скажу, что хотя первое и вполне справедливо и, хотя и трудно себе представить лучшую воспитательницу для Вашего мальчика, чем Вашу матушку, но задачи его воспитания не исчерпываются детскими его годами и самое трудное время настанет только когда силы Вашей матери по естественному течению вещей ослабеют» [«Неизвестные страницы отечественного востоковедения» М.: Восточная литература, 2004, Вып.II, с.260-261].

Наставник и коллега С.Ф. Ольденбурга по-дружески упрекал его за хандру и склонность отстраниться от воспитания собственного сына, оставив его на попечении бабушки.

30 декабря 1893 г. адъюнкт Императорской Академии Наук В.Р. Розен был у матери С.Ф. Ольденбурга «и видел Вашего наследника, который меня просто поразил свои здоровым, розовым и бодрым видом. Осенью он произвёл на меня впечатление совсем другое: он был бледен и худ. Теперь он совсем молодцом стал и объявил мне между проч., что я ужасно толст, что совершенно справедливо, к сожалению». При невысоком росте барона Розена, его размеры производили такое впечатление.

Отцу приходилось ездить за границу за лечением. 23 июня 1896 г. С.Ф. Ольденбург писал из Грефенберга (водолечебница в Силезии): «кашель у Серёжи немного меньше, но ещё, видно, затянется на несколько недель». 29 июня о состоянии лёгких: «вчера доктор нашёл улучшения у Серёжи, хотя одна сторона ещё очень сильно захвачена». Далее, 9 июля 1896 г. С.Ф. Ольденбург сообщал, что планирует поехать с сыном в Малороссию к знакомым в деревню на пару недель.

Н.Я. Марру 11 июля отправлено сообщение: «у нас лето пропало благодаря Серёжиному коклюшу и убийственной погоде». Переезд на Юг требовался из-за сильного бронхита, от которого полагалось тепло [В.Г. Ананьев, М.Д. Бухарин «Имена, которые никогда не будут забыты…». Российское востоковедение в переписке В.В. Бартольда, Н.Я. Марра и С.Ф. Ольденбурга. М.: Варфоломеев А.Д., 2020, с.88-89].

17 декабря 1898 г. С.Ф. Ольденбург стал секретарём отделения Восточной археологии, заняв место, некогда занимаемое правыми историками-монархистами П.С. Савельевым и В.В. Григорьевым, бывшими убеждёнными идейными противниками либерализма [Н.И. Веселовский «История Императорского Русского Археологического Общества за первое пятидесятилетие его существования. 1846-1896» СПб.: Типография Главного Управления Уделов, 1900, с.304].

Их преемственность будет оборвана С.Ф. Ольденбургом.

Биографических данных об академике намного больше, чем о сыне-монархисте, поэтому постараюсь не уделять отцу слишком много внимания.

Им пришлось вернуться в Грефенберг, 11 июля 1899 г. оттуда отправлено письмо В.Р. Розену: «Серёжа очень поправился, послезавтра съездим в Берн, где хороший детский доктор». 21 сентября, вернувшись из Берна, С.Ф. Ольденбург рассказал, что «Серёжа может брать лёгкие ванны». Уже в Грефенберге «Серёжа налетел на лестнице на горничную, нёсшую сломанное блюдо, – получилась глубокая рана между глазом и виском. К счастью, скоро нашли доктора, который зашил ему рану». Опасения насчёт потери глаза не оправдались.

22 декабря 1900 г. из Давоса С.Ф. Ольденбург уведомлял: «его смотрели после недельного пребывания – смотрели очень тщательно и люди опытные – и движения вперёд не констатировали». Средства лечения там предлагались «лежать, лежать, лежать». «Он в меховом мешке лежит прямо на воздухе на морозе» (при -20). Состояние сына С.Ф. Ольденбург считал безнадёжным: «это страшное чувство быть с человеком, который тебе бесконечно дорог и который почти наверняка обречён; всё что он делает, улыбка, смех – точно нож вострый» (от мысли что его скоро не станет).

5 января 1901 г. С.Ф. Ольденбург продолжал: «мучительно, что, если я его не сохраню и не выведу в люди, я не исполню того, что должен был исполнить, ради чего одного я жил».

К весне состояние выправилось. 2 мая 1901 г. Ольденбург-ст. написал в Давосе: «Серёжа очень поправился, пополнел, окреп и загорел». 10 июля 1901 г. В.Р. Розен передавал, что получил от матери С.Ф. Ольденбурга «самые утешительные известия» о Сергее Сергеевиче.

Из-за тяжёлых болезней лёгких и сердца С.С. Ольденбург получил домашнее образование, а не стандартное школьное. Это одно из условий, способствующих становлению неординарной личности. Единомышленник В.В. Розанова и Н.Н. Страхова писал об этом: «великий выдающийся ум питает отвращение к школе, потому что он учится сам у себя» [Ф.Э. Шперк «Как печально, что во мне так много ненависти…» СПб.: Алетейя, 2010, с.153].

Американский историк Патрик Роллинс в 1975 г. предположил, что С.С. Ольденбург получил космополитическое образование, на основании того что его отец индолог, известен работами по истории буддизма. Для таких выводов требуются более серьёзные указания. Рядом Роллинс ошибается в утверждении, будто Сергей Сергеевич оставался в СССР до 1925 г. и эмигрировал во Францию с женой и тремя детьми.

Оценивая полученное начальное домашнее образование, следует по косвенным признакам сделать противоположный вывод. С.Ф. Ольденбург не занимался с сыном лично, за исключением эпизодической помощи с латинским языком. Не считая поездок на заграничное лечение, они жили в разных городах и поддерживали связь по почте. Помимо стараний бабушки, привлекались какие-либо помощники со стороны, студенты, подрабатывающие на уроках, более профессиональные репетиторы.

Крайне антихристиански настроенный В.И. Вернадский, мечтавший «раздавить» монархическое правительство, в первые месяцы жизни С.С. Ольденбурга в августе 1888 г. утверждал что его отец «узкий русофил», «я не хочу чтобы нашим детям передалась та национальная узость, которая порядочно сильна во всех вас» [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской (1886-1889)» М.: Наука, 1988, с.160-161, 266].

Хотя это больше говорит о космополитическом неприятии национализма Вернадским, чем о пристрастии С.Ф. Ольденбурга к подлинно русскому самосознанию, нельзя совсем игнорировать содержание подобных наблюдений. У С.Ф. Ольденбурга было собственное положительное представление о Великой России и о русском национализме, которое вызвало неудовольствие у его биографа т. Кагановича.

А.Н. Краснов в то же время в мае 1888 г. осуждал Вернадского за желание «навсегда отречься от России», не разделяя социалистические утопии, склонность к которым возникает в студенческой среде под влиянием стадного чувства. Не поддерживая официальную идеологию «Русского Вестника», А.Н. Краснов тем не менее отказывался подчиняться либеральному деспотизму, обвинял социалистов в непонимании реальности и заранее предупреждал о последствиях революции: «всякая перемена, всякий беспорядок будет содействовать возвышению мерзавцев» [«Профессор Андрей Николаевич Краснов» Харьков, 1916, с.115, 129].

А.Н. Краснов в переписке с Вернадским вынужден был оправдываться за желание думать своей головой и сметь высказывать собственные политические соображения. Проблема подавления независимого мышления в интеллигентской среде отмечена многими писателями: «направления получили в нашей жизни необычайно тираническое, или, как мы позволили себе недавно сказать, “идоловластвующее” значение, от которого теперь многие начинают смело или робко отмахиваться и отбиваться как от тяжёлого, давящего кошмара» [Н.С. Лесков «Публицистика» М.: Экран, 1993, Т.3, с.99].

Подобно А.Н. Краснову, С.С. Ольденбург сумел вырваться из этого опасного социального давления. Позднее в «Царствовании» он на примере Лескова отметит, какому остракизму левая интеллигенция подвергала тех кто не желал безоговорочно подчиниться ей.

С.Ф. Ольденбург никакого религиозного воспитания не получил, следовательно, не мог его передать. Стало быть, едва ли на это стала способна и его мать в качестве попечителя. Н.Е. Вернадская в 1935 г. писала второй жене С.Ф. Ольденбурга про влияние на его сына в Твери «сумасбродной бабушки», и звала его «умный 10-летний хитрец». В 14 лет он знал 3 языка.

Редкая собственная ссылка на пережитое в ранние годы имеется в рецензии на «Историю пиратства» Филиппа Госсе: «кому в детстве не случалось увлекаться пиратами! После зверей, сначала домашних, потом диких, после индейцев и других дикарей, наступает период, когда всевозможные разбойники представляют особенный интерес» [С.С. Ольденбург «Пираты» // «Возрождение» (Париж), 1933, 26 августа, с.5].

Важный первый портрет совсем юного С.С. Ольденбурга имеется в письме В.И. Вернадского о их встрече в Москве 23 мая 1902 г.: «Сегоня произвёл на меня тяжёлое впечатление: смесь Шуры с Надеждой Фёдоровной. На вид здоровый юноша, но психически – болезненный на вид: мне больно было смотреть на него и его слушать… В его обращении, взгляде, разговоре – что-то утрированное, неискреннее, манерное – и не умное! Ты знаешь, мне кажется, тут тоже – и в этом отношении – будет драма» [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской. 1901-1908» М.: Наука, 2003, с.92].

Вернадский тут подразумевает наследственное психическое нездоровье, идущее от покойной матери, Александры, и по второй линии присущее так или иначе всему семейству Ольденбургов. Памятуя об очень убедительной теории книги Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство», ныне объявляемой либералами-эгалитаристами неполиткорректной за неприкрытую честность, подобное наблюдение Вернадского никого не должно огорчать. Куда более мягко, но нечто подобное о слегка эксцентричном поведении Сергея Сергеевича писали потом разные мемуаристы. К таким явлениям следует подходить с полнотой их понимания, не закрывая на них глаза. Учитывая дополнительно, насколько крайне несимпатичной персоной является сам В.И. Вернадский, наблюдаемое постоянное эмпатическое расхождение его с С.С. Ольденбургом, даже вызывает дополнительную приязнь к Сергею Сергеевичу. Позже их отношения дойдут до самого полного идеологического противостояния. Из предъявленной характеристики во всяком случае можно сделать полезный вывод что к воспитанию С.С. Ольденбурга и формированию черт его личности Вернадский не имел ни малейшего отношения, как и другие старые либеральные приятели его отца вроде А.А. Корнилова или Д.И. Шаховского.

18 мая 1903 г. С.Ф. Ольденбург писал, что его сын приезжал к петербургским докторам: «что-то в носу, и теперь он, бедный, сидит с несколько повышенной температурой и отчаянным насморком. Он у моей кузины на Лиговке». Отец увёз его обратно в Тверь, где они вместе пробыли только два дня.

С.Ф. Ольденбург 20 августа 1903 г. продолжал беспокоиться о его здоровье: «Серёжа не очень надёжен в физическом отношении».

11 октября 1903 г. Ольденбург-ст. навещал сына в Твери, нашёл его здоровым, «хорошо идут его занятия».

Условия домашнего обучения отмечены в письме 28 июня 1904 г., когда, вопреки обыкновению, С.Ф. Ольденбург на лето никого ему не нанял, ненадолго взявшись сам за образование сына, читая ему курс В.О. Ключевского и занимаясь латинским языком. «Серёже Гораций ужасно нравится, и он старается вникать во все трудности». По ответной реплике православного эстляндского дворянина В.Р. Розена можно понять, что гувернёром Ольденбурга-мл. ранее состоял не иностранец. Розен весьма нелестно охарактеризовал домашнего учителя-француза.

10-11 июля 1904 г. «у Серёжи головные боли несколько дней». «Серёжин учитель обещал мне лекции Ф.Е. Корша» (филолога-слависта). 13 августа: «у Серёжи упорные головные боли».

Новый серьёзный кризис наступил в следующем году. 26 апреля 1905 г.: «у Серёжи появился сильный кашель и показалась кровь. Доктор смотрит на дело серьёзно, хотя подаёт надежду, что сейчас ещё не всё проиграно».

Хотя С.С. Ольденбург вновь оказался на краю гибели, в дальнейшем он достаточно окреп, чтобы иметь возможность учиться в Московском университете и вести активную интеллектуальную работу.

Из ранней переписки с отцом обрывочно опубликованы высказывания юного С.С. Ольденбурга, 22 января 1906 г. о раскладе партийных сил в Твери:

«Насчёт будущего конституционно-демократической партии думаю, что она не может иметь успеха. Хотя бы в Твери. Их около 120 человек. 10 из вошедших вышли, а партия держится только усиленным напряжённым трудом двух-трёх талантливых деятелей. А «Союз 17 октября» достигает полутора тысяч, из него не выходят, и он естественно растёт, к нему примыкают массами рабочие. Ведь во время забастовки «Союз» высказался против неё, а когда вследствие забастовки закрылся завод и рабочие голодают, то они видели, что противники забастовки были правы и идут к ним.

Во вторник будет доклад о съезде конституционно-демократической партии. Не мудрено, что он сойдёт счастливо, без раскола, это собрание тесной кучки лиц, за которыми почти никто не стоит. Партия правового порядка раскололась, так как привлекла народные массы, но даже её части сильней, чем конституционно-демократическая партия» [«Представительные учреждения Российской Империи в 1906-1917» М.: РОССПЭН, 2014, с.13].

Данный отрывок показывает правильное понимание со стороны С.С. Ольденбурга, что именно социалисты всегда являются главными врагами рабочих. Идеологические причины неприятия партии к.-д. представлены в других частях переписки. Безусловно, С.С. Ольденбург отверг к.-д. из-за их близости к социалистам и революционному терроризму, а не только по причине их бесспорной организационной слабости в провинции.

Как отмечал с сожалением Великий Князь Константин Константинович, часто сотрудничавший с председателем василеостровского районного комитета к.-д. С.Ф. Ольденбургом, многие петербургские академики вступили в партию к.-д.

История к.-д. относительно изучена, в дополнение к ней мною прилагается отдельное исследование политической деятельности масона Н.В. Некрасова.

Из опубликованных отрывков писем Ольденбурга-мл. есть также датированный 13 апреля 1906 г.: «когда читаешь простые строки “основных законов”, то кажется, что они написаны кровью; за каждое слово их прольётся не одна её капля». «Чтобы сломать тесные своды, воздвигнутые над Думой, придётся, быть может, сломать и всё здание. Быть может, и Дума, и вся Россия погибнут под обломками». Как будтопринимая в тот момент сторону парламентаристов, грозящих России смертью, С.С. Ольденбург, тем не менее, прекрасно осознаёт кто несёт гибель русской нации. При воспроизведении его письма публикатор допускает купюры, содержащие, вероятно и доводы в пользу Императорского правительства, от крепости которого зависело спасение России. На какие-то собственные рассуждения в пользу самодержавного правления Николая II С.С. Ольденбург затем отвечает: «допустить замуравливание Думы в глухие стены новых законов ведь тоже нельзя» [Ю.Б. Соловьёв «Самодержавие и дворянство в 1907-1914 гг.» Л.: Наука, 1990, с.6].

Здесь усматривается логичная связь между необходимостью усмирения революции, помещением в рамки монархического права Г. Думы, представляющей разрушительную левую идеологию, и предотвращением монархистами гибели России.

Тридцать лет спустя, возвращаясь к моменту обсуждений в начале апреля 1906 г. проекта новых Основных Законов, находящийся на пике исторического понимания того момента, на качественно новой вершине личного интеллектуально-политического развития, С.С. Ольденбург подчёркивает сохранение самодержавной, т.е. верховной и учредительной власти, за Государем, согласно Манифесту 20 февраля 1906 г. Часть прав, также остающихся за Царём, он начинает осуществлять с Г. Советом и Г. Думой. Публикации И.Л. Горемыкиным ОГЗ 26 апреля Ольденбург в осудительном смысле противопоставляет революционный радикализм партии к.-д. и лично П.Н. Милюкова [С.С. Ольденбург «Царствование Николая II» М.: АСТ, 2003, с.370-375].

17-летний Сергей Ольденбург, чьи юношеские высказывания в 1990 г. счёл важным опубликовать Юрий Соловьёв, по пересказу советского историка, обвинял в подготовке опасного взрыва неуступчивость монархической власти. Приобретённый С.С. Ольденбургом ценнейший личный и исследовательский опыт в дальнейшем позволит ему увидеть в верности Императора Николая II русской монархической идее величайшее политическое достоинство. Ю.Б. Соловьёв как будто пытался намеренно противопоставить принятому в антисоветской белоэмигрантской традиции заключению опытного историка мнение мальчика, подверженного неблагоприятному давлению интеллигентской среды.

Сергей Сергеевич явно ссылался на собственный опыт, когда утверждал в первой своей биографии Государя о принятом среди интеллигенции игнорировании реальной личности Монарха: «у очень многих это намеренное неведение извратило непоправимым образом понимание исторической действительности, – что сказалось и в 1906, и в 1916 г.». При созыве 1-й Г. Думы именно Царь оказался прав, когда «не счёл возможным доверить этим силам правление взбаламученной страной» [С.С. Ольденбург «Государь Императора Николай II Александрович» Берлин, 1922, с.6, 13].

Характер действий антинациональной интеллигенции известен по примеру Н.С. Гумилёва, который всего на пару лет старше С.С. Ольденбурга. Когда 18-летний поэт хотел отправиться защищать Российскую Империю в войне с Японией, его не только отговорили, но и “разъяснили” «ему всю позорную бессмысленность бойни на Дальнем Востоке» [Вера Лукницкая «Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива» Л.: Лениздат, 1990, с.24].

В действительности же такое понимание значения опаснейшего агрессивного нападения на Россию является не только позором всей либеральной интеллигенции, но и показателем её полной интеллектуальной несостоятельности.

«“Основные законы”, изданные в проектируемом виде, приведут страну к кровавой смуте – если Дума восстанет против них, то за Думу, если нет – помимо Думы и против неё». «Слепо ли правительство?», которое «надеется выйти из смуты победителем». При победе власти «Россия перестанет быть живой страной, а сделается призраком без души», — продолжает Ю.Б. Соловьёв приводить выдержки из письма Сергея Сергеевича отцу, по-видимому, пропуская части письма, не вписывающиеся в его концепцию. С фактической стороны следует отметить, что на тот момент революционное движение уже ввергло Россию в кровавый массовый террор с убийством тысяч монархистов. План одолеть революцию, как докажут все дальнейшие события, являлся наиболее разумным, сравнительно с желаемой демократической интеллигенцией капитуляцией Императорского правительства. Выяснение ошибочности внушений со стороны левой пропаганды займёт у С.С. Ольденбурга ещё некоторое время.

С.Ф. Ольденбург 16 апреля 1906 г. возмущённо передавал сыну, что министр внутренних дел П.Н. Дурново уверен, что скоро гипноз революции рассеется: «всё это был просто пуф». Далее, 20 апреля С.Ф. Ольденбург сообщал, что ожидает кровавый конфликт с правительством, которое «ничего не хочет понимать». Таким образом, информация, получаемая от отца, направляла молодого Ольденбурга в сторону революционных, а не контрреволюционных представлений о происходящей схватке. Но несмотря ни на что Сергей Сергеевич ещё с начала года выбрал сторону союза партий «17 октября» против к.-д. Следовательно, надо искать в его окружении и другие влияния, не совпадающие с позицией к.-д.

«В мае 1906 года в возрасте 17 лет С. С. Ольденбург подвергся испытанию зрелости в Тверской гимназии, где показал удовлетворительные знания в математической географии, логике и физике, хорошие в Законе Божьем, математике, латинском и русском языках и отличные знания в истории, географии и французском языке» [А.И. Шанявский «Краткая биография Сергея Сергеевича Ольденбурга (1888–1940)» // «Молодой ученый», 2016, №27 (131)].

Зоя Ольденбург в 1976 г. передавала воспоминания об отце в студенческую пору, слышанные, вероятнее всего, от её матери: «нескладный молодой человек, беспечный, мечтательный, романтичный, несколько циничный, помешанный на литературе, поэт, прозаик, исповедующий правые взгляды, пытающийся заниматься журналистикой» [Б.С. Каганович «Сергей Фёдорович Ольденбург» СПб.: Нестор-История, 2013, с.50].

Последние годы историки довольно активно стали использовать материалы перлюстрации переписки Ольденбургов. И мы знаем что, будучи студентом сначала юридического факультета Московского университета (1906-1910), а потом историко-филологического (1910 – февраль 1911), Сергей Сергеевич всегда придерживался значительное более правых взглядов, чем его отец. Регулярно расходился во мнениях со столпом партии к.-д.

Как пишет прореволюционно, антирусски настроенный т. Каганович: «к ужасу отца, сын стал ярым сторонником Столыпина». Данный биограф, увлечённый апологетикой левого либерализма Ольденбурга-старшего, упивающийся подробностями его услужения большевизму, принципиальный враг Российской Империи и Белого Движения, не даёт решительно никаких объяснений, как такое могло произойти, почему в январе 1907 г. С.С. Ольденбург писал отцу о необходимости раздавить революцию.

Литература об ужасах 1905-6 г. огромна, дабы не повторять всё, чему уже посвятил много специальных исследований, можно сослаться хотя бы на одно мнение интеллигента из круга С.Ф. Ольденбурга, автора дневников, Г.А. Князева о той революции: «вылилась в сплошное хулиганство и порнографию» [«Русское Прошлое», 1993, Кн.4, с.98].

Это, конечно, очень мягко сказано, для монархистов такая реплика звучит как интеллигентская идеализация революции, попытка подменить понятия, смягчить массовый террор красных, загородить его чем-то неприятным, но всё же не настолько чудовищно кровавым, как правда о революции 1905 г.

Очень выразительны самые грамотные и актуальные распоряжения одесского градоначальника Д.Б. Нейдгардта 19 октября 1905 г. о мерах борьбы с революционно-террористическим и погромным насилием: «Чтобы остановить грабежи, развившиеся со снятием полицейской охраны, а снята она потому, что нападения на одиночных городовых стали многочисленны, посылаются патрули от войск и полиции, по которым стреляют жители из окон, нанося этим непоправимый вред себе же самим. Милиции в Одессе нет, законом установленной. Убедительно прошу остановить стрельбу из окон во избежание необходимости разрушать артиллерией дома, из которых стреляют». «Ко мне обращаются многочисленные жители с просьбами восстановить полицейскую охрану. Это возможно, если около каждого городового станет 10 граждан, которым он доверит свою жизнь. Желающим восстановить городовых — обращаться в участки к приставам. Войска и полиция заняты прекращением грабежей. Стрельба из окон мешает исполнить им задачу» [В.П. Малахов, Б.А. Степаненко «Одесса 1900-1920» Одесса: Optium, 2004, с.106].

В книге «Двести лет вместе» А.И. Солженицын соглашательски пролиберально, подлаживаясь под взгляды врагов русского народа, повторяет совершенно неадекватную позорную демократическую критику действий Д.Б. Нейдгардта, которые явно изобличают ложные взгляды противников монархистов.

Фраза П.А. Столыпина «евреи бросают бомбы» уже лучше показывает расклад сил и объясняет почему С.С. Ольденбург оказался на стороне жертв бомбистов, а не поддерживал красных убийц [«П.А. Столыпин: Pro et contra» СПб.: РХГА, 2014, с.152].

Такое происходило по всей Российской Империи. Любые воспоминания о терроре 1905 г. включают такие истории: «наповал из револьвера уложил самого полицмейстера города Читы», «бросил в этих солдат бомбу» [Архимандрит Спиридон (Кисляков) «Из виденного и пережитого» Новоспасский монастырь, 2008].

География революционного террора включает все города. 4 декабря 1905 г. М.М. Березовский писал С.Ф. Ольденбургу из Ташкента: «исторические события были здесь: бунт резервного ташкентского батальона, бомба, брошенная в полицеймейстера и испортившая ему только пальто, арест 10 или 12 агитаторов», «всё напоминает больше оперетку, хотя немножко с кровушкой» [«Восток–Запад. Историко-литературный альманах 2011–2012» М.: Восточная литература, 2013, с.81].

«Кавказские революционеры иногда мучили наших солдат с жестокостью зверя и живыми закапывали их в землю» [Г.Г. Замысловский «Дело Тагиева» СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1912, с.28].

Кровавые схватки террористов с русскими монархистами происходили и в Красноярске, с захватом складов оружия и попытками установить в городе революционную власть [В. Кожевин, В. Секерин «Василий Букатый» Красноярское книжное издательство, 1977, с.13-14].

Легкомысленным одобрением революционного террора всё время отличалась партия к.-д. К стыду С.Ф. Ольденбурга, он избрал себе прибежище именно в этой гнусной партии, руководитель которой, П.Н. Милюков объявлял левый террор здоровым явлением русской жизни. Другой к.-д., И.В. Гессен в начале 1909 г. реагировал более вменяемо: «его отношение к террору безумно. Это гибель нашей партии» [«Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма» М.: РОССПЭН, 2012, с.84].

К.-д. разжигали и одобряли анархические разбойные выступления, которые перебежавший на сторону критиков правительства шатающийся М.О. Меньшиков в «Новом Времени», переориентировавшийся на поддержку Г. Думы, считал невозможным отождествлять с политическим восстанием против монархической власти: «если восстание, тогда причём же этот поджог города, истребление частных жилищ, попытка сжечь Гостиный двор?», «грабёж частного имущества, разбитие кабаков и притонов» [М.О. Меньшиков «Письма к ближним. 1905» СПб.: Машина времени, 2022, Т.4, с.692].

Успехи партийной пропаганды к.-д. при указанной С.С. Ольденбургом слабости партийного состава обеспечивали их спонсоры: «кадеты, несомненно, не имели бы такого крупного успеха», «если бы на их стороне не были бы евреи, которые не только вотировали за них, но и дали крупные деньги на агитацию. Хорошо понимая, что без денег ничего не выйдет. Об этом свидетельствовали в донесениях министру почти все губернаторы» [Д.Н. Любимов «Русское смутное время. 1902-1906» М.: Кучково поле, 2018, с.369].

Русские монархисты не собирали подобных сумм на пропаганду, поскольку отрицательно относились к институту Г. Думы и партийной борьбе.    Пропагандой вовсе не занималось правительство, что составляет одно из главных достоинств монархического режима. При преобладании количества либеральных газет партии к.-д. удавалось распространять революционную ложь в промышленных масштабах и оказывать тем самым самое негативное влияние на общество

Если очень кратко набросать такой контекст событий, выбор С.С. Ольденбурга становится понятен.  Его отцу и другим демократам не удалось внушить ему антимонархические предрассудки, без которых, наблюдая за чудовищными грабежами и убийствами, совершаемыми революционными партиями при идейном пособничестве со стороны левой интеллигенции, не получится оправдывать всевозможные преступления необходимостью во что бы то ни стало разрушить Российскую Империю и водворить на развалинах принципы демократии. Борьба правительства Императора Николая II с революционерами становится тогда закономерной, плодотворной и крайне необходимой.

По свидетельствам лиц, близких С.Ф. Ольденбургу, в ноябре 1906 г. он осуждал Союз Русского Народа и о. Иоанна Кронштадтского за их борьбу с революционным еврейством и всеми иными разрушительными силами. Биограф С.Ф. Ольденбурга т. Каганович приводит письмо18 ноября 1906 г. с припоминанием сыну «про твои горячие слова по еврейскому вопросу» (в пользу еврейства) и сравнением с тем как прооктябристская газета «Новое Время» ведёт «травлю евреев». «Ты так ушёл от меня душой».

Б. Каганович не приводит ответа сына для честного сопоставления доводов. Мы можем только наблюдать что, проживая в лево-интеллигентской среде, молодой С.С. Ольденбург постоянно подвергался подобного рода индоктринации. Не приходится поэтому удивляться что при таких зависимых обстоятельствах он остановил свои симпатии на партии октябристов, а не более правой системе взглядов. Даже отстаивание октябризма становилось нелёгким подвигом.

Какого рода “травля” велась упомянутой газетой можно посмотреть на примере корреспонденции князя Михаила Шаховского из г. Николаева «Угнетение и Евреи»: «под влиянием различных речей из Таврического дворца, Евреи стали считать себя воротилами всей жизни, перед которыми должны испугаться власти». По ложному донесению о подготовке погрома в Николаеве арестовали четырёх гимназистов и реалистов. После тщательного расследования «ученики были освобождены из-под ареста, а Евреи начали вопить, что администрация содействует организации погрома». На деле же власти приняли все необходимые меры против погромов, но евреи участвуют «на митингах и совещаниях на соседних заводах, возмущая рабочих» [«Новое Время», 1906, 2 июля, с.5].

Такое поведение революционеров настраивало население против евреев и против Г. Думы, за которую они агитировали.

В некрологе «Памяти Г.Н. Трубецкого» 11 января 1930 г. С.С. Ольденбург вспомнит про издаваемый покойным журнал «Московский Еженедельник» (1906-1910), который он читал, будучи студентом: там печатался П.Б. Струве. Г.Н. Трубецкой тогда представлял идеологию партии Мирного Обновления, вышедшей из рядов к.-д. По выражению С.С. Ольденбурга, этот журнал стоял между правительством и оппозицией [Г.Н. Трубецкой «Воспоминания русского дипломата» М.: Кучково поле, 2020, с.16, 637].

Статьи Г.Н. Трубецкого и П.Б. Струве того времени зачастую не заслуживают ни малейшего одобрения, полны бессмысленной либеральной демагогией, лживыми упрёками в адрес монархических властей и подлейшими призывами прекратить борьбу с революцией: «пока вся Россия находится под усиленной охраной, вам нечего и мечтать об успешной охране её границ, её интересов и её достоинства. И пока в России открыта возможность для хозяйничанья авантюристов, приведших нас к теперешнему состоянию, до тех пор самые разумные усилия отдельного ведомства не в состоянии создать для России того международного положения, с которым связаны наше историческое будущее и наша безопасность в настоящем» [Кн. Григорий Трубецкой «Россия и Япония» // «Московский Еженедельник», 1906, 16 декабря, №39, с.16].

В 1909 г. Г.Н. Трубецкого привлекли к суду за статью со словами «зло самодержавия». Даже октябристы считали газету Трубецкого слишком “прогрессивной”, где очень редко встречалось «несколько здравых и патриотических суждений», и то непременно компенсированных «клеветническим утверждением, что армию в России не любят и не уважают» «и что весь корпус русских офицеров есть пристанище неудачников, алкоголиков, карьеристов и тупиц. Это, конечно, в стиле «Еженедельника» и его издателя» [«Голос Москвы», 1909, 10 мая, с.2].

С.Ф. Ольденбург писал В.И. Вернадскому 8 декабря 1906 г.: «здесь репрессии против к.-д.». «Жаль очень, что Серёжа не хочет прозреть». 16 декабря старший Ольденбург писал сыну, что борьба с революцией ведёт «Россию ко временам Плеве и Сипягина».

В действительности при В.К. Плеве ещё не было необходимости применять наиболее страшные, но неизбежные и необходимые, меры борьбы с массовым революционным террором. При Столыпине, как хорошо понимали русские монархисты, несмотря на наличие бесполезной Г. Думы, пресловутый режим Плеве «кажется просто райским благоденствием рядом с царящим сегодня режимом, виселицами, полевыми судами, ссылками, редакторами, отсиживающими в тюрьмах, закрытием газет и всеми репрессиями» [П.А. Крушеван «Знамя России» М.: Институт русской цивилизации, 2015, с.638].

Непонимание того что Россия при наличии Г. Думы по вине революционеров несёт огромный урон, какого не было в России без Г. Думы, типично для единомышленников С.Ф. Ольденбурга и показывает их полную необъективность. Означает что интересы демократии для них важнее России, при их противоположности.

Наиболее выдающиеся русские политики, убитые красными террористами, Д.С. Сипягин и В.К. Плеве, для С.Ф. Ольденбурга символизировали нечто самое худшее. Его воззрение, как и всей левой интеллигенции, сводились к формуле Писарева: «Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть» [Д.И. Писарев «Сочинения» М.: Госполитиздат, 1955, Т.2, с.126].

Демократы, прикрываясь специально для этого сочинённой гнусной ложью об организации В.К. Плеве еврейских погромов, оправдывали революционный террор и прямо радовались убийствам русских монархистов. Такие представители партии к.-д. хранили у себя дома оружие лево-экстремистских партий [Б.Я. Корпжива-Лурье «История одной жизни» Париж, 1987, с.22, 30].

Внося свой вклад в противостояние этому идейному течению, в начале 1907 г. С.С. Ольденбург начал печататься в октябристской газете «Голос Москвы». Дебют вызвал у его отца новые нотки неодобрения. Во всяком случае, Сергей Сергеевич самостоятельно принял решение пойти в политическую публицистику, не пользуясь никакими связями отца-академика, а действуя вопреки ему.

В воскресном номере газеты А.И. Гучкова было напечатано за полной подписью:

«Новый референдум восстановил в университете положение неустойчивого равновесия – снова отдал его в руки пресловутой “общей сходки”. Борьба против неё была упорна. Под давлением всеобщего недовольства, центральный орган (в котором из 31 члена – 22 сторонника “общей сходки”) постановил вопрос о законодательности сходки на голосование всего студенчества.

«Признаёте ли вы общую сходку высшим законодательным учреждением?»

Кажется, ясно. И на этот вопрос 2150 студентов ответило “нет”, 2050 ответили – “да”. Но не голосовавшие 4000 уже никоим образом не могут считаться сторонниками общей сходки; левые мобилизовали все свои силы. И при подсчёте все условные “да” считались наравне с простым “да”. Но под формальным предлогом – сходка не признана “высшим”, но может быть признана “средним” законодательным учреждением – левые партии снова выставляют проект организации с общей сходкой, обставив передачу вопросов на референдум почти непреодолимыми препятствиями.

Уже решённый вопрос снова баллотируется на масленице, когда многие студенты разъехались; на первой неделе великого поста производится однодневное “дополнительное” голосование – и в результате большинство 2400 против 1760 принят проект, восстанавливающий общую сходку. Левые развили усиленнейшую агитацию, призывали голосовать за сходку во имя… “объединения пролетариев всех стран”, печатая в бюллетенях лозунги своих партий.

Давление партийной дисциплины перетянуло на их сторону около 300 студентов; часть противников сходки “почила на лаврах” после первой победы – и левый проект организации принят.

После двух взаимно уничтожающихся референдумов студенчество московского университета вернулось к “разбитому корыту”, к анархии осеннего полугодия, достаточно уже всем известной. Левые партии, властвующие в университете, доказали на деле свои административные способности… Кто теперь захочет, чтобы вся Россия оказалась в положении наших высших учебных заведений?» [С.С. Ольденбург «Левые в университете» // «Голос Москвы», 1907, 11 марта, с.1].

Ольденбург-мл. блестяще высмеял красное студенчество, служившее предметом поклонения всех левых партий за то что именно оно всегда являлось основной движущей силой революции. Удар по интеллигентскому кумиру был болезненно воспринят отцом, который был явно уязвлён, когда утверждал 18 марта, будто эту заметку не следовало писать, она «совершенно бессодержательна» (!), а «тон заправски газетный» (т.е. по-настоящему острый). Правота широкого политического обобщения С.С. Ольденбурга, направленного против всей махины революции, подтвердится, когда её полная победа действительно приведёт к самой чудовищной анархии. Это было ясно при наблюдении за её частичными успехами. Личный опыт С.С. Ольденбурга полностью подтверждал правоту его монархических убеждений.

Эту историю С.С. Ольденбург даже включил в гл.13 «Царствования».

Как выражает на этот счёт историк, «многие считают биографию скрытой автобиографией» [Грэм Робб «Жизнь Бальзака» М.: Центрполиграф, 2014, с.15].

В марте 1907 г. авторы «Голоса Москвы» написали весьма достойные некрологи в честь К.П. Победоносцева, но партийность октябризма вызывала появление в газете постоянных выпадов не только против к.-д. и левых, а порою и более частых – против правых организаций.

С.Ф. Ольденбург 18 июля 1907 г. писал: «юноша сильно похудел, и это меня волнует – он в Финляндии». 8 августа здоровье продолжало вызывать опасения: «Серёжа что-то кашляет, т.ч. на душе у меня не спокойно».

Можно обратить внимание, что академик В.Р. Розен одобрительно отозвался о смелости политической непреклонности С.С. Ольденбурга, 21 июля 1907 г. передавая поклон и лучшие пожелания «Вашему храброму октябристу».

Русские монархисты очень ценили Розена: «В.Р. был убеждённый и горячий русский патриот и это доказывал он не одними словами, как часто бывает, а своими поступками и делами. Он пламенно желал величия и блага своему отечеству и русскому народу и в этом превосходил очень многих русских по рождению» [Н.И. Веселовский «Барон Виктор Романович Розен. Некролог» СПб.: Сенатская типография, 1908, с.22].

Это один из примеров, на кого мог ориентироваться С.С. Ольденбург среди своих знакомых и в окружении его отца. Открытая борьба с левым студенчеством полностью соответствует тому чем занимался Розен в эпоху столь ненавидимого партией к.-д. Д.С. Сипягина. К примеру, 29 января 1901 г. В.Р. Розен писал С.Ф. Ольденбургу о петербургских левых студентах и профессорах: «шайка мерзавцев работает усердно и, по-видимому, готова на всё», «при ужасном скудоумии массы и подлости шайки».

Народоволец Д.А. Клеменц, дядя будущей жены С.Ф. Ольденбурга, справляясь о здоровье Сергея Сергеевича, тогда же возмущался сразу Д.С. Сипягиным и В.Р. Розеном, приписывая последнему влияние на П.М. Мелиоранского, который «тоже кипит гневом и негодованием на студентов».

Идеолог социал-демократической партии в статье «О демонстрациях» указывал что революционная организация студенческих выступлений является для них желанным и притом недостижимым образцом: «Если бы демонстрациям предшествовала обдуманная, систематическая и широкая агитация в рабочей массе, подобная той, которая имеет место в студенческой среде,— где перед каждой большой демонстрацией происходит множество подготовительных совещании и собраний, —то на наш призыв откликались бы не тысячи, а десятки тысяч рабочих, и тогда мы повели бы с нашими “усмирителями” совсем другой разговор». Главнейшую роль студентов в революционном движении Плеханов признавал и объясняя убийство Д.С. Сипягина борьбой монархистов с левыми студентами, а не с рабочими [Г.М. Плеханов «Сочинения (1900-1903)» М.: Госиздат, 1926, Т.12, с.190, 199].

Так раз к 13-14 годам формируются основные политические воззрения, и С.С. Ольденбург под влиянием убийств Н.П. Боголепова и Д.С. Сипягина уже тогда мог правильно осознать, кто представляет собой самую страшную опасность для России. Естественны разнообразные влияния и со стороны православной, монархической литературы, с которой он не мог не ознакомиться, живя в Российской Империи.

24 мая 1908 г. В.И. Вернадский писал жене из С.-Петербурга: «Сергей очень устал, кажется, очень огорчён Сегоней, и всё как-то здесь грустно». В дореволюционной семейной переписке Вернадских политические расхождения с Сергеем Сергеевичем ни разу прямо не упомянуты. В данном случае огорчение С.Ф. Ольденбурга может быть вызвано ими.

Учась на юридическом факультете, Сергей писал стихи и небольшие рассказы, чем позже никогда более не занимался. Политические переговоры по телефону возмущали своим правым направлением Н.Е. Вернадскую. Ольденбург вёл их прямо в её квартире, пользуясь дружбой Вернадских с его отцом. Такие детали попали в некролог, написанный Ю.Ф. Семёновым, скорее всего, о виденном им своими глазами в Москве до 1910 г. и отъезда в Тифлис. Ю.Ф. Семёнов там же упоминает, что Сергей Сергеевич постоянно опаздывал к обеду Вернадских.

Георгий Вернадский подобного своенравия не проявлял и был воспитан апологетом П.Н. Милюкова. О чём в эмиграции очень жалел: «Милюкова я ненавижу именно за то что им был увлечён и верил ему» (май 1922 г.) [«Источник», 1999, №1].

Явно нельзя говорить о космополитическом либерально-интеллигентском образовании. С.С. Ольденбург получил какую-то мощную русскую культурную и православную закваску, которая со временем развивалась в ещё более правом направлении. По религиозной части тем более нет никаких причин рассчитывать на влияние со стороны отца. О полном расхождении относительно христианского исповедания известно из сообщений о встрече С.С. Ольденбурга с отцом в 1923 г. в Берлине.

«Православие есть нечто большее, чем просто вероисповедание, — оно есть целостный жизненный идеал, сложная совокупность оценок и целей; и хотя в жизнь народом оно претворялось и претворяется весьма несовершенно, в той или иной мере печать его лежит на всех народных созданиях», писал в 1922 г. Георгий Флоровский [Г.В. Флоровский «Из прошлого русской мысли» М.: Аграф, 1998].

Совсем иное: «история русской интеллигенции — это история русского революционного движения. Оба понятия неразделимы. Русская революция была одновременно и творением, и смыслом существования интеллигенции» [Тибор Самуэли «Интеллигенция и революция» // «Новый Колокол. Литературно-публицистический сборник» Лондон, 1972, с.366].

С.С. Ольденбург, следовательно, совершал идейное развитие в противоположную сторону и не принадлежал к такой интеллигенции. В доэмигрантский период его можно отнести скорее к лагерю сторонников сборника «Вехи», которые предъявили акт «капитуляции поборников русской идеи перед самодержавием» [«Свободная мысль», 1997, №7, с.37].

Монархисты использовали слово «космополит» как ругательство. Так же и «интеллигент, брр, какое омерзительное слово» [П.Н. Краснов «Фарфоровый кролик. Волшебная песня» Пг.: В. Березовский, 1915, с.267].

О заслуженном недоверии Императора Николая II к интеллигенции С.С. Ольденбург будет писать в биографическом очерке о Государе в 1925 г. [В.И. Назанский «Крушение Великой России и Дома Романовых» Париж, 1930, с.169].

«Вехи» т. Ленин назвал: «сплошной поток реакционных помоев», ложно приписывая всей к.-д. партии идеологию «Вех». Сборник умеренно-правых публицистов в действительности был направлен против революционных интеллигентских левых партий, отнюдь не исключая к.-д. [В.И. Ленин «Полное собрание сочинений» М.: Политиздат, 1980, Т.19, с.167, 173].

Сочинения Ленина за 1909 г. наглядно показывают разгром монархистами революционного движения и то, какой межусобный раскол внесло в их ряды учреждение Императором Николаем II Г. Думы. Хотя она и не нужна для монархического строя как такового, но использование Г. Думы позволило утилизировать в ней враждебные самодержавию демократические партии и уменьшить приносимый ими вред России. Учреждение Г. Думы имело целью усилить монархический принцип, а не заменить его демократическим.

Октябристы, к которым относил себя С.С. Ольденбург в ту пору, активно поддерживали авторов «Вех». Но он прислушивался и к голосу явных черносотенцев.

Четверть века спустя Ольденбург вспоминал, как поразили его, где-то в 1909 г., на заседании Г. Думы слова крайне правого православного монархиста, Г.А. Шечкова, об окончании константиновской эпохи христианства и возвращении западной идеологии демократического пантеизма обратно к миланскому эдикту 313 г.: «с тех пор миновало лето мировой жизни: и теперь наступает осеннее равноденствие – уравнение язычества с христианством. Настаёт волчий век, и мы с тревогой глядим на предстоящие долгие тёмные ночи».

Неуместны в связи с этим иногда встречающиеся попытки изобразить С.С. Ольденбурга каким-либо умеренным либералом, а не православным монархистом. Что вполне касается также Императора Николая II, относительно которого разбор ошибочных трактовок и побудил Ольденбурга в дальнейшем написать его историю.

Георгий Шечков противопоставлял самодержавный монархический принцип демократическому парламентаризму на основе непризнания Евангелием решений счётного большинства и на примере Собора 1613 г., когда Династия Романовых не была избрана каким-либо большинством голосов либо вследствие делегирования народной власти. Постановление Собора Царю Михаилу гласило: «не по человеческому единомыслию, ниже по человеческому угодию пред-избра, но по праведному суду Божию сие царское избрание на Тебе» [Г.А. Шечков «Обязанность или привилегия» М.: Тип. Русского Голоса, 1906, с.4].

По всей видимости, С.С. Ольденбург вспоминал думский вероисповедный законопроект о равноправии, вызвавший сильнейшее недовольство всей правой печати, направленной против к.-д. и союза октябристов: «Тактика г. Гучкова блистательно оправдала себя перед революционерами. Под прикрытием тихеньких фраз и дружелюбных отношений с властями, октябристское ополчение достигло теперь того, чего не могли сделать ни вооружённые восстания, ни всеобщие забастовки. Россия впервые становится не Россией, перестаёт быть тем, чем была тысячу лет и чем до сих пор ещё значится по основным законам» [«Земщина», 1909, 3 июня, с.3].

В эти дни Н.Е. Марков, Г.Г. Замысловский, Г.А. Шечков были приняты московским митрополитом Владимиром, который выразил им благодарность за речи против врагов православия.

М.В. Родзянко, напротив, упирался и уверял газетчиков, что вопреки слухам из газет к.-д., его фракция «никогда» не поступится вопросом о веротерпимости и не снимет его с очереди рассмотрения в Г. Думе [«Голос Москвы», 1909, 28 января, с.3].

История законопроекта не попала на страницы «Царствования Императора Николая II» С.С. Ольденбурга, т.к. не возымела реальных последствий. Но он отмечает, что в 1909 г. А.И. Гучков и октябристы сблизились с левыми партиями. «Голос Москвы» нападал в 1909 г. гораздо чаще на СРН, М.О. Меньшикова и В.П. Мещерского, а не на левых. Приводя из газеты СРН «Минское Слово» пассажи про «поганый язык» П.Н. Милюкова, издание октябристов как будто сочувствовало лидеру партии к.-д. и брало его под защиту. В правых изданиях за 1910 г. «Голос Москвы» называли органом левых октябристов, которые ближе к левому лагерю, чем к монархическому.

Газета умудрялась называть православно-монархические убеждения протоиерея Иоанна Восторгова проповедью папизма. Абсурдную риторику октябристов чуть позже не постеснялся подхватить ненавистный им А.И. Дубровин, когда от него стали отходить правые монархисты и о. Восторгов сформировал отдельный Московский СРН. Дубровин, столкнувшись с тем что духовенство начинает перехватывать лидерство в СРН, тоже заговорил об угрозе папизма.

Несомненно, что мемуарист и историк, зрелый Ольденбург располагается намного правее партии октябристов, но и в 1909 г. он уже ощущал себя христианином, а не либералом. Идеология Союза 17 октября, по самому его наименованию, имела сиюминутное, прикладное значение. Компромисс между последовательной правой монархической идеологией и полноценным левым либерализмом, был слишком неустойчив и неминуемо должен был рассыпаться от неразрешимых противоречий внутренних конфликтов принципов.

Первоначально блокировавшаяся с монархистами партиями октябристов принимала участие в борьбе с революцией 1906 г., и этим, а не либерализмом, она снискала поддержку С.С. Ольденбурга. Свободолюбия хватало и в каких угодно других партиях. Когда октябристы вильнули налево, Сергей Сергеевич за ними не пошёл, сдвинувшись скорее ещё правее. Партия октябристов не являлась чем-то однородным. Существенные расхождения взглядов наблюдаются при одном формальном членстве в к.-д. Или в Союзе Русского Народа. Ориентир на политику Императорского правительства для С.С. Ольденбурга служил более надёжной вехой, чем октябризм.

18 февраля 1909 г. С.Ф. Ольденбург писал Вернадскому: «Как Серёжа? Судя по его письмам, он порядочно занят и по римскому праву работает». 21 марта В.И. Вернадский сообщал жене: «Серёжу не видел – в день отъезда твоего он опоздал и обедал один, а вчера не был вовсе». Отец и сын продолжали годами проживать в разных городах, однако 20 мая 1909 г. Вернадский упоминает «безумное ухаживание» Ольденбурга-старшего за сыном, подразумевая, судя по контексту сравнений, финансовую сторону их отношений [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской (1909-1940)» М.: Наука, 2007, с.18, 22].

Придерживаться правых взглядов в среде левого студенчества было весьма непросто. О чём имеется краткая обмолвка С.С. Ольденбурга, отсылающая к собственному опыту, сравнительно с идейными переменами в эмиграции: «когда в прежнее время в большинстве бывали левые, они такой корректности и терпимости к правому студенчеству не проявляли!» [«Русская Мысль» (Берлин), 1922, Кн.VIII-XII, с.200].

Подробнее о пережитом им вспоминал сменовеховец Николай Устрялов: «вот С.С. Ольденбург, незаурядная личность. Ясно представляется его тщедушная, чистенькая фигурка на трибуне в аудитории №1. Кругом убийственный шум, свистки, крики “долой”… Он же совершенно спокойно, как ни в чём ни бывало, упорно, хотя и тщетно, хочет сказать свою речь от… студенческой фракции октябристов». На весь Московский университет октябристов было 3-5 штук, по утверждению мемуариста левых взглядов, рассказывающего о молодом монархисте, всё же, с симпатией: «изумительно мягкий, застенчивый в личном общении», «он был всегда непоколебимо твёрд и даже упрям, как только дело доходило до политических споров». С.С. Ольденбург тогда был за союз России и Германской Империи. Не закончил оба факультета, где пробовал учиться.

Устрялов также запомнил саморекомендательный стишок про карточные игры с представителями партии к.-д. при принципиальном голосовании в пользу правых:

«Люблю поездки в Петербург

И сходок общий свист…

Я, значит, буду Ольденбург

Сергей Сергеич, октябрист».

В эмиграции, где оба приобрели широкую известность с разных политических флангов, они уже ни разу не встретились [Н.В. Устрялов «Былое – революция 1917 г.» М.: Анкил, 2000].

Как и многие перешедшие на сторону большевизма сменовеховцы и соглашатели, Устрялов ранее состоял в партии к.-д., которая имела некоторые заслуги в поддержке Белого Движения, но в лице левого крыла моментально изменила ему после того как не сумела за счёт воинов-монархистов въехать в Москву.

Внутри самой партии к.-д. Устрялова критиковали за полную поддержку Колчака, оказавшуюся столь непродолжительной [«Съезды и конференции конституционно-демократической партии. 1918-1920» М.: РОССПЭН, 2000, Т.3, Кн.2, с.113].

27 декабря 1909 г. выпускник Горного института Д.А. Смирнов (1883-1945) из Москвы писал С.Ф. Ольденбургу: «вчера я заходил в Шереметев переулок к Серёже, мне сказали, что уехал ещё 18-го в Санкт-Петербург, и потом, что вообще он почему-то уехал с этой квартиры куда-то на Пречистенку. Мне было очень жаль, что не пришлось его повидать». «Государственная дума, кажется, понемногу превращается в труп, что признал даже, к моему удивлению, и сам Родичев» [«Восточный Туркестан и Монголия. История изучения в конце XIX – первой трети XX века» М.: Индрик, 2020, Том IV, с.475].

Широту интересов С.С. Ольденбурга показывает прочтение им 5 мая 1910 г. в московском 1-м Женском клубе лекции «Проспер Мериме (1804-1870). Жизнь и творчество».

Дмитрий Смирнов, как и многие востоковеды, поддерживал контакт с С.С. Ольденбургом. 21 сентября 1910 г. он пишет из Москвы: «Слышал от Серёжи о Вашей операции. Желаю Вам скорого выздоровления».

2 ноября 1910 г. С.Ф. Ольденбург снова жаловался сыну на “травлю” инородцев, беспокоясь о евреях, мусульманах, поляках, кавказцах. «Горе России в тот день, когда они поддадутся провокаторской пропаганде Союза Русского Народа».

Можно согласиться с его биографом т. Кагановичем, что эти суждения С.Ф. Ольденбурга отлично объясняют его поведение после октября 1917 г. Как и жизненный выбор Сергея Сергеевича, узревшего в революции настоящую национальную катастрофу, в отличие от воображаемой угрозы в клеветнических фантазиях о СРН.

Правый монархист, профессор Киевской Духовной Академии Д.И. Богдашевский в переписке постоянно упоминал необходимость идейной борьбы с представителями партии к.-д., называя так всех носителей левых убеждений. К примеру, 11 октября 1910 г. он пишет: «кадетский, впрочем, принцип – вносить, где возможно, смуту, разделение – ими строго выдерживается» [«Вестник ПСТГУ II», 2013, Вып.6, с.97].

Регулярные политические выпады в письмах С.Ф. Ольденбурга трудно назвать как-то иначе.

Революционно настроенный Д. Клеменц, начисто игнорируя правые взгляды С.С. Ольденбурга, писал его отцу 22 февраля 1911 г. из Москвы в заядло-неадекватной антимонархической манере: «Очень рад, душевно рад, что Ваш Сергей Сергеевич решил перебраться в Мюнхен. И за границей много пошлого, тупого бестолкового; но там ни одному болвану уже не придёт в голову издеваться над умственной жизнью. Там уже ни спекулянт, ни шахер-махер не осмелится предложить науку передать в руки держиморде. Думаю, что в Мюнхене Сергею Сергеевичу будет хорошо. Там недурная русская колония» [«Восточный Туркестан и Монголия» М.: Памятники исторической мысли, 2018, Т.1, с.276].

Весь этот неопределённый набор слов является ритуальным проклятием в адрес решительно-правой политики русских монархистов в министерстве народного просвещения и не имеет никакого отношения к личности С.С. Ольденбурга. Пока не ясны настоящие мотивы переезда на кратковременное обучение в Германию, и какие научные задачи в это время ставил С.С. Ольденбург, который скорее бежал от буйств и насилий левых студентов, не дававших монархистам заниматься. С другой стороны, частая перемена мест обучения указывает, что Сергей Сергеевич тогда отнюдь не собирался следовать примеру отца и выбирать учёную карьеру. В итоге он присоединится к чиновничеству, служившему главной опорой Престола.

В более буйный 1905 г. у будущего белоэмигранта, учёного авиа-изобретателя, вынужденные мотивы перейти к получению образования в Европе были такие: «Георгий не скрывал своих взглядов и присоединился к группе студентов-“академистов”, призывавших учащихся вернуться в аудитории и продолжать занятия. Студенты-революционеры враждовали с “академистами” и частенько избивали их, досталось и Ботезату» [В.Р. Михеев «Георгий Александрович Ботезат. 1882-1940» М: Наука, 2000, с.23].

Именно революционеры в Российской Империи являлись главными врагами просвещения, постоянно прибегавшими к насилию против тех кто налаживал образовательную систему.

После разоблачения со стороны академистов, расследование, которым занимались монархисты П.Ф. Булацель и Г.Г. Замысловский, установило что в Горном институте при попустительстве трусливых профессоров революционные партии захватили в своих интересах раздачу фонда стипендий, расхищали казённые суммы, принуждали студентов к отчислениям на нужды с.-р. и с.-д. А «бедным студентам, которые были против забастовки» отказывали в поддержке. «Государь даёт деньги на учение бедным студентам, и из этих денег профессора допускают отчисление в фонд, на нужды революционного движения, имеющего целью ниспровергнуть трон того же самого Царя, Который жертвует эту стипендию нуждающимся, учащимся студентам» [«Идейные кассиры. Из истории Горного института Императрицы Екатерины II» СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1910, с.68, 110].

В феврале 1911 г. левые интеллигенты типа В.И. Вернадского скопом побежали из Московского университета, зная что «одновременный уход значительного числа профессоров нанесёт огромный урон преподаванию». Но задачи правильной организации просвещения их не интересовали, на первом плане всегда была борьба с Монархией [А.Н. Савин «Университетские дела. Дневник 1908-1917» М.: Центр гуманитарных инициатив, 2015, с.136].

И тот же самый Вернадский при большевиках будет отстаивать необходимость сотрудничать с красными несмотря ни на какие их преступления, оправдываясь интересами “науки”.

«Левые общественные круги, в том числе и левые партии Государственной Думы употребляли все усилия, чтобы держать народного учителя в тяжком материальном положении, создавая из него озлобленного революционера. Они всегда противились всем попыткам правительства улучшить материальное положение народных учителей, понимая, что таким образом может потухнуть нужный им священный уголёк “революционного гнева”». «Преподавание прикладных знаний всегда встречало ожесточённую оппозицию со стороны нашей интеллигенции и левых скамей Государственной Думы» [Ювенал «Мировая угроза. Этапы русской революции» Константинополь, 1921, с.36-37].

Понятно почему С.С. Ольденбург был на стороне русских монархистов, а не левых мракобесов. Установить точнее причины отъезда Сергея Сергеевича надо будет позже через ознакомление с полной его перепиской с отцом. Особую роль могло сыграть и состояние здоровья.

Примером подмены причины и следствия является мемуарный отрывок о том как правый министр народного просвещения 1908-1910 г. А.Н. Шварц якобы предпринял «своего рода жандармский поход на университеты, с целью передачи всего дела подготовки русских учёных в руки немецких профессоров» [Н.П. Кондаков «Воспоминания и думы» Прага, 1927, с.32].

Прибегать к подготовке преподавательского состава в Германии приходилось из-за вынужденной необходимости устранять из университетов революционно-партийных активистов среди левой интеллигенции. Похоже, с этими министерскими проектами и оказался связан С.С. Ольденбург.

8 июня 1911 г. Д.А. Смирнов осведомлялся: «Как устроился Серёжа в Мюнхене и как он поживает?».

Ссылка на зарубежный опыт единожды проскальзывает в пылкой статье С.С. Ольденбурга о необходимости знать азиатскую географию и имена ведущих китайских политиков наравне с английскими типа Ллойд Джорджа. Уже заработав себе репутацию заклятого врага евразийцев, он избегает обратной крайности, не следуя слепому преклонению левой интеллигенции перед европейской образованностью, а напротив, осуждает несправедливость европоцентризма: «в современной жизни Китай начинает играть всё более заметную роль. А мы до сих пор знаем о Китае примерно столько же, как европейцы о России: мне самому приходилось видеть немецких студентов-филологов, которые не знали о существовании Киева!» [«Возрождение», 1926, 23 февраля, с.2].

В октябре 1911 г. С.С. Ольденбург обсуждал с отцом публикацию письма С.Ю. Витте, пытавшегося в очередной раз привлечь внимание к тому, что от манифеста 17 октября остался лишь труп [«Проблемы реформирования России на рубеже XIX- XX вв.» СПб.: ЕУ, 2018, с.306].

Действительно, хотя либералы и пытаются представить провозглашение свобод безоговорочно самым важным и чуть ли ни самым положительным актом Императора Николая II, манифест 17 октября имеет не больше значения чем любой из десятков опубликованных манифестов, свидетельствовавших о незыблемости Самодержавия.

Вынужденно опубликованный для борьбы с революцией, манифест 17 октября 1905 г., преследовал цель продемонстрировать бессмысленность либеральных декламаций и требований свобод всего и вся, предъявляемых к власти, т.к. сами революционеры первыми же уничтожат любые свободы и из-за них любое такое формальное провозглашение окажется пустым звуком. Такое революционное уничтожение по сути является точным политическим определением слова “свобода”.

14 октября 1911 г. С.С. Ольденбург писал из университетского городка Гёттинген в Саксонии: «выборы в этот раз несомненно дадут более левый Рейхстаг, хотя и менее левый, чем в 1909 г. при проведении финансовой реформы». «Я никогда не считал последние годы Столыпина тем защитником представительного строя, каким его выставляют и не сочувствую той легенде, которой теперь хотят его окружить». Здесь, в отличие от письма за апрель 1906 г., Ольденбург-младший занимает уже твёрдые монархические позиции, поддерживая политику Императорского правительства Николая II и борясь с либеральной мифологией о Столыпине. По тогдашнему суждению С.С. Ольденбурга, убитый социалистом П.А. Столыпин показал себя «на высоте», когда противостоял Г. Думе с «не запугаете», а не когда «дал себя втянуть в “национальную политику”», показавшую «что своей настоящей политики у него нет, что он не вождь».

«Насколько он считается с “новым строем” и с законностью, показала история с западным земством, – выводилась настоящая цена курса на обновление. – И, конечно, в Манифесте 17 октября и в то время намечался другой порядок, чем тот который теперь». Но если в 1906 г. 17-летний С.С. Ольденбург опасался преград Г. Думе и левой общественности со стороны правительства, то в 1911 г. он их прямо приветствует: «тогда было обещано слишком много», «слишком много набрали в рот, чтобы можно было прожевать». «Проведение всего обещанного привело бы к анархии, к социальной революции». «Нельзя было взять назад» (учреждение Г. Думы) «надо было создать фикцию. Это и было сделано». «Во многом надо, мне кажется, иначе действовать, может быть, делать понемногу фикцию менее фиктивной, а не более, надо было примирять различные общественные силы, но общая линия поведения была неизбежна». «Столыпин последнее время очень неумело это вёл». «Может быть, Коковцов лучше сумеет. И Витте ведь смог только уйти. Иначе ему пришлось бы то же делать».

Естественно, это самое верное умозаключение, что поддерживать политику Императора Николая II непременно следовало и в 1906 г., при возможных отдельных недочётах со стороны С.Ю. Витте, какие имелись и у П.А. Столыпина. Сдвиг С.С. Ольденбурга в сторону самостоятельного мышления и правильного понимания монархической политики, ощущения величайшей опасности социалистической революции, к которой вели либералы и парламентаристы, весьма значителен и может служить ценнейшим примером.

Тут необходимо согласиться с молодым Ольденбургом, что никакой выдающейся величины сравнительно со всеми другими царскими министрами Столыпин не представлял, и миф о его гениальной незаменимости не выдерживает критики. Многие правые монархисты также не видели в П.А. Столыпине своего представителя и желали возвращения в правительство И.Л. Горемыкина.

12 апреля 1912 г. С.С. Ольденбург из Германии высказал в письме отцу мнение о Ленском расстреле, которое сильно расходится с революционной пропагандой: «думаю, что солдаты только выполнили свой долг», «что касается запросов и двусмысленной позиции правительства, то, по-моему, это просто желание придраться к случаю и прижать иностранных капиталистов. Будь прииски в руках правительства или в русских руках, и музыка в Государственной думе была бы другая» [Ф.А. Гайда «Власть и общественность в России» М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016, с.180].

30 мая 1912 г. С.С. Ольденбурга касается короткое упоминание в письме В.И. Вернадского жене: «Серёжа едет в Швецию и может быть на Азорские острова».

Интересно, встречался ли С.С. Ольденбург с А.Н. Красновым. В 1937 г. Владимир Вернадский признавал, что лично знал Петра Краснова. Их сестра Анна Николаевна Краснова по меньшей мере до 1914 г. проживала под Харьковом, как и дочь А.Н. Краснова (1901 г.р.) Вера. В мае 1941 г. в дневнике В.И. Вернадского упоминается переписка с Анной Красновой.

Лето 1912 г. С.С. Ольденбург проводил у родственников его невесты, Ады Старынкевич, в родовом имении Читаки Казанской губернии. Там собрались Наталья Фёдоровна Ольденбург, Владимир Корнилов, Константин Старынкевич, Дмитрий Насонов и др. По воспоминаниям Иоанны Старынкевич, сестры Ады, они «участвовали в полевых работах, косили сено, ворошили, собирали в стога, кидали на возы, ездили с табуном в ночное» http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=2960

Сергей Сергеевич проводил здесь и лето 1906 г., судя по подписи к фотографии в воспоминаниях Е.Б. Халезовой. Мог бывать в Читаках и всякое иное лето, по менее конкретным упоминаниям.

4 августа 1912 г. С.Ф. Ольденбург писал сыну о встрече с Наместником Кавказа И.И. Воронцовым-Дашковым. Поскольку либеральная пропаганда создавала впечатление, будто из царских сановников только С.Ю. Витте был крупным политиком, то Ольденбург-ст. бездумно повторяет этот расхожий миф, будучи совершенно некомпетентен в своих поверхностных легкомысленных суждениях о русских монархистах.

Вздорное выражение С.Ф. Ольденбурга в письме сыну 8 декабря 1912 г., как всегда нацелено на то чтобы отравить его монархические настроения: «Правые Гос. Совета какие-то дикари, для которых не существует понятия “Россия”, а только их узкие классовые интересы». Несостоятельность этой клеветы вполне выявлена в исследовании С.С. Ольденбурга и во многих трудах, специально посвящённых Г. Совету.

Состоявший с С.Ф. Ольденбургом в одной левой академической группе Г. Совета экономист И.Х. Озеров с полным знанием дела критически отзывался вовсе не о предельно опытных правых монархистах, а именно об оказавшемся совершенно не на своём месте востоковеде С.Ф. Ольденбурге: «никуда не годный член Гос. Совета».

Относительно правой группы Г. Совета историки пишут о необходимости признания «интеллектуальных и деловых качеств» её представителей, которые преследовали отнюдь не классовые личные цели: «правые исходили из примата государственных интересов над всеми прочими» [В.А. Демин «Верхняя палата Российской империи» М.: РОССПЭН, 2006, с.150, 156].

Политически некомпетентный магистр санскритской словесности С.Ф. Ольденбург, не понимавший или не признававший монархического устройства Российской Империи, не мог уяснить, как именно поддержка сословного принципа соответствует интересам всех наследственно-профессиональных групп, а не только дворянства. Из общего развития сил сословий выстраивается национальное благосостояние. Идейная борьба монархистов с демократическим эгалитаризмом разоблачала основы левой пропаганды о том, будто равенство является положительной целью, а Монархическая Россия – преграда на пути к этой недостижимой утопии. В действительности напротив, правильное заслуженное неравенство является наиболее благотворной общественной системой. Стремление к равенству является очень действенным и потому столь активно использующимся пропагандистским ресурсом для мобилизации сторонников левых сил за счёт обмана, через разжигание ненависти и зависти. Левые партии тем самым скрывают подлинные недостатки общественного устройства и не позволяют добиваться их устранения, скрывая демократическую коррупцию или неэффективность социалистического устройства, выдвижением на первый план мишени неравенства.

Хотя равенство может временно достигаться только через всеобщее разорение и насильственные грабежи (чем по сути являются безумные социал-демократические налоги), левыми партиями равенство объявляется символом чего-то наилучшего, а не самого дурного в политическом смысле. Монархисты наиболее последовательно разоблачают эту утопическую химеру, предлагая сознательное стремление к наиболее справедливой и реалистичной системе заслуженного неравенства.

24 декабря 1912 г. из швейцарского альпийского курорта Шато д’О С.С. Ольденбург писал куда рассудительнее отца: «что в Государственном совете закон проходит – понятно: правительство на нём настаивает, а нейдгардтцы, самая правительственная группа, присоединяется. Протестуют только более независимые правые».

Обычно приходится говорить о противоположности взглядов в семье Ольденбургов, однако начало 1913 г. позволяет отметить и что-то общее в высказанном С.Ф. Ольденбургом новогоднем обращении: «больше всего желаю, чтобы Россия радостно сознала ту громадную, мирную внутреннюю работу, которая идёт теперь во всей русской жизни – работу, независимую от партий и направлений. В этом сознании – сила для возрождения России, для борьбы со злом и неправдою, для настоящей хорошей жизни» [«Огонёк», 1913, 6 января, №1].

Это пожелание очень напоминает итоговый исследовательский вывод С.С. Ольденбурга о том что революционно настроенная пантеистическая интеллигенция проигнорировала факт огромного развития русских экономических и культурных сил, состоявшегося в Царствование Николая II под защитой и при содействии Русского Самодержавия.

Можно усомниться, что под злом и неправдой С.Ф. Ольденбург правильно подразумевал революционные разрушительные силы, способные погубить Россию. Но интересен скорее типичный для монархистов, чем к.-д., выпад против партийности, который можно понимать и как критику парламентаризма, разочарование в нём.

16 октября 1913 г. В.И. Вернадский писал: «Серёжа с женой сейчас с Гельсингфорсе и, кажется, всё у них хорошо».

Супругой С.С. Ольденбурга месяцем ранее, 27 сентября, стала Ада Старынкевич, дочь Д.С. Старынкевича, с гимназической поры состоявшего в одной компании с С.Ф. Ольденбургом, В.И. Вернадским, А.А. Корниловым.

Относительно них имеется интересная запись рассказа Анны Ахматовой, сделанная 7 мая 1927 г.: «с С. Ольденбургом (сыном), его невестой и ещё другими была раз на каком-то конспиративном собрании, где говорили о тюрьмах, пели Марсельезу и, кажется, Интернационал. Было это в Царском Селе. С. Ольденбург (сын) был несколько раз у Николая Гумилева в Царском Селе» [Павел Лукницкий «Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой. 1926-1927» М.: Русский путь, 1997, Т.2].

Естественно, что С.С. Ольденбург водил знакомство со множеством людей, в т.ч. интересовался теми, чьих политических воззрений не разделял. Возможно, тут сказывался круг знакомств Ады, придерживавшейся более левых взглядов, чем её муж. Существенно учитывать и близость места их проживания. В 1912-13 г. Н.С. Гумилёв жил на Тучковом переулке и каждую неделю приезжал к Ахматовой в Царское Село. Ирина Старынкевич, сестра Ады, училась с Ахматовой в одном классе.

Личным воспоминаниям Ольденбург предавался редко. Есть пример, как 18 февраля 1938 г. он написал, что в довоенное время ему «случалось странствовать» по восточным Альпам и убедиться, насколько не видна искусственно проведённая в 1866 г. граница между Германией и Австрией. Географически она ничем не выделена и проживает там один народ.

В некрологе «Маура» Сергей Сергеевич упоминал в 1925 г., что незадолго до мировой войны посещал солнечную Испанию и на оштукатуренных стенах небольших городков, столбиках моста, скамейках вагонов и на вокзалах, везде видел надписи «Маура – да» и «Маура – нет». Мауристов в одном из политических обзоров «Русской Мысли» С.С. Ольденбург называл крайне правыми представителями династического движения.

Позже в статье «1914-1939» он рассказал, что был в Париже во время объявления войны. 2 августа 1914 г. там «не действует метро, не ходят трамваи, исчезли с лиц автобусы. Такси реквизированы и бешено носятся по улицам», магазины закрыты. «Улицы – почти пусты». Погромщики разбивали немецкие фирмы [«Возрождение» (Париж), 1939, 4 августа, с.3].

В предвоенные годы С.С. Ольденбург желал монархического союза России и Германии. Каковой существовал изначально, и Александр III вынужден был заключить соглашение с республиканской Франции отнюдь не из любви к Марсельезе. Его сделала неизбежным роковая враждебность немецкой политики, которая в итоге и привела к войне.

Дмитрий Мейснер, эмигрантский последователь лево-демократических и просоветских традиций П. Милюкова, писал о предреволюционных годах, невпопад упоминая, будто среди тех с кем он учился был «внук академика С.Ф. Ольденбурга». Поскольку Мейснер 1899 г. рождения, он явно путает, никакого такого внука, т.е. сына С.С. Ольденбурга, с которым он мог бы учиться в частной гимназии Петрограда, не существовало. Тем не менее, он вспоминает что посещал дом С.Ф. Ольденбурга: «двухсветный зал в квартире Ольденбурга до самого верха заполняли полки с книгами, а хозяин этой обширной библиотеки бывало часами не спускался с передвижной лестницы, просматривая понадобившуюся книгу» [Д.И. Мейснер «Миражи и действительность. Записки эмигранта» М.: Новости, 1966, с.23].

В доме дяди проживал Фёдор Фёдорович Ольденбург, 1893 г. р., сын брата С.Ф. Ольденбурга.

Другой редкий мемуарный пример относится к лету 1914 г.: «мало верили в близость войны. Всякий сознательно живший в те времена, легко дополнит это из собственных воспоминаний. Война казалось немыслимой. В неё не верили, так как её не было на протяжении почти что двух поколений». Балканская и Японская воспринимались как далёкие и «почти что колониальные». «Всем казалось, что после двух-трёх битв сразу выяснится, какая сторона победила и будет заключён мир» [С.С. Ольденбург «Под знаком тревоги» // «Возрождение», 1939, 30 июня, с.3].

Свои обывательские взгляды того времени Сергей Ольденбург тут отнюдь не приписывает Императору Николаю II или Царскому правительству. Эта недооценка войны относится к общественным представлениям.

Православный строй Российской Империи определял её систему награждений, как видно по опубликованной после революции переписке обер-прокурора Св. Синода В.К. Саблера с заместителем министра народного просвещения М.А. Таубе в июле 1914 г., когда С.Ф. Ольденбург был определён как активный атеист и критик православного учения и потому не был представлен к чину статского советника и ордену [«Рижский Вестник» (Юрьев), 1917, 29 июля, с.2].

Подрывной характер действий либералов во время войны признавал даже к.-д. С.Ф. Ольденбург в письме 25 июня 1915 г. к Н.Я. Марру: «наши господа левые не желают считаться с положением и стоят на своей допотопной точке зрения “чем хуже, тем лучше”. И от этого много ещё будет зла». Правительство И.Л. Горемыкина, естественно, не желало считаться с такими «общественными силами и настроениями».

31 марта 1916 г. у Сергея Сергеевича и его супруги Ады Дмитриевны (1892-1946) в Петрограде родилась старшая дочь Зоя, первая из пяти их детей. В РФ на русском языке доступны разные издания её книги «История альбигойских крестовых походов».

В последние годы существования Российской Империи С.С. Ольденбург служил в министерстве финансов в бюро по изучению экономической и финансовой жизни западных стран при Общей канцелярии минфина.

Перед революцией С.С. Ольденбург жил в Царском Селе, Павловское шоссе, в здании звавшемся дачей О.Е. Шухт [«Весь Петроград на 1917 год», 2-я паг., с.503].

Под общественным воздействием С.С. Ольденбург, по утверждению историка С.В. Куликова, на какое-то время поддался общей петроградской истерии и восторженно встретил февральскую революцию. В обоснование приведена ссылка на статью М.П. Лепёхина в Т.2 сб. «На изломе эпох». С.В. Куликов при этом опрометчиво стремится изобразить С.С. Ольденбурга либералом, а не столпом консерватизма [«Российское научное зарубежье: люди, труды, институции, архивы» М.: ИРИ РАН, 2016, с.226, 232].

Ссылок на формальную принадлежность к партии октябристов и на влияние П.Б. Струве недостаточно для многих сделанных С.В. Куликовым поспешных выводов, они опровергаются при полноценном изучении биографии историка.

Учитывая неопределённо-вертлявое понятие консерватизма, следует избегать его или уточнять, о какой именно политической традиции идёт речь. Достоинства С.С. Ольденбурга заключались в поддержке право-монархического принципа. Как и все остальные подданные Царя, он мог быть введён в заблуждение целенаправленно распространявшимся типовым идеологическим обоснованием переворота, включая ложные легенды о Г.Е. Распутине, о подготовке Царской Семьёй и Императорским правительством сепаратного мира с Германией, о негодности всей монархической политики. У многих петроградцев полное разочарование в перевороте наступило в течение первого же месяца в связи с катастрофическим ухудшением всех сторон жизни, которое принесла демократическая революция.

Однако, сам С.С. Ольденбург в докладе о Государе, прочитанном в ноябре 1921 г. в Берлине, утверждал: «Помню эти дни! Помню, когда начались эти хождения по улицам с криками “хлеба! хлеба!”, как страстно хотелось, чтобы хоть мороз ударил посильней и выморозил с улиц эти зловещие толпы; хоть бы войска оказались надёжными». Отношение Ольденбурга к искусственно организованной хлебной провокации 23-26 февраля ясно свидетельствует об отсутствии продовольственного кризиса в Петрограде. Он считает что «германские агенты работали во всю», и видит противоречие в том, как революционная пропаганда приписывала провокацию властям, которые хотят «заключить сепаратный мир». Распространители лжи позаботились об удобном прикрытии своих действий. Так «в кривых областях тогдашней психологии», через несколько дезинформационных преломлений, от взгляда С.С. Ольденбурга осталась скрыта подлинная схема организации февральского переворота.

В правой газете «Грядущая Россия» С.С. Ольденбург прямо относил себя к немногим верным монархистам, чья преданность не была поколеблена давлением феврализма: «людей, которые тогда, в эти дни массового психоза, ощущали его ложь, которые остались верными Государю до конца – было, увы, не много. Пишущему эти строки приходилось это особенно остро чувствовать, именно потому, что сам он принадлежал к их числу» [«Руль» (Берлин), 1922, 28 января, с.2].

Будь это не так, С.С. Ольденбург имел бы мужество признать временную слабость, поскольку он призывал не отталкивать всех обманутых феврализмом монархистов. Проще простого присоединиться к ним для усиления влияния на эмигрантских читателей. Личный пример подтвердил бы публицистический замысел статьи. А если существовали доказательства обратного, Сергей Сергеевич не мог бы публично заявить о своей верности до конца из-за угрозы разоблачения, которая бы на ровно месте разбила его тщательно выстраиваемую безупречную монархическую репутацию. Риск обмана тут ничем не оправдан. Что противоречит и всем характеристикам мемуаристов об уникальной честности С.С. Ольденбурга.

В одной из последних написанных статей он снова подтверждал, что рассчитывал на победу контрреволюции: «помню, как в эти мрачные дни, 28 февраля и 1 марта, оставалась только ещё одна надежда: на Ставку, на войска фронта, которые должны, наконец, прибыть, и силою оружия уничтожить очаг революционного мятежа».  Ольденбург написал, что «многие, вероятно помнят» грузовики, набитые солдатами и обыски в частных квартирах. Миф о полицейских выстрелах с крыш он объясняет падениями пуль после выстрелов вверх [«Возрождение» (Париж), 1940, 8 марта, с.4]

Продолжая рассказывать о том как в действительности был совершён февральский переворот 1917 г., можно указать на моменты, которые прошли мимо С.С. Ольденбурга в его «Царствовании Императора Николая II».

В.В. Каррик 14 февраля 1917 г. записывал: «происходила усиленная закупка хлеба». Слухи, что «рабочими заготовлены 30 000 ручных гранат». «Рука провокации во всём этом признаётся всеми, но в различной степени». На митингах на Невском проспекте в этот день «видели толпы, преимущество студентов». «В университете на сходке говорили что-то про Константинополь, что не нужно, мол, его. Полиция в учебных заведениях отсутствовала, поскольку была мобилизована на улицы». 16 февраля «собирались временами толпы на Невском и в других местах, неопределённого состава, с преобладанием студенческих костюмов, надетых, как говорят, на шпиков». 25 февраля: «толпа была преимущественно из подростков». «Почти все находят такую формулу: это провокация, а стало быть ни сочувствия, ни поддержки не заслуживает. Провокаторские признаки видят в том, что толпа состоит преимущественно из подростков». Вечером 26 февраля: «Государственная Дума считает, что революции нет, что происходят лишь уличные волнения, в значительной мере провокационные» [«Голос Минувшего», 1918, №7-9, с.59-65].

Антимонархически настроенная интеллигенция во всём винила власти и потому подозревала, что революцию готовят в имперском МВД. В действительности, конечно, провокацию готовили подлинные враги России, отнюдь не русские власти.

Один из известных писателей-эмигрантов, Г.В. Адамович в 1965 г. вспоминал, что 23 или 24 февраля впервые в университете узнал о подготовке свержения и убийства Императора Николая II. Поскольку в университете был заговорщический центр подготовки переворота, с вовлечением в него множества лево-политизированных студентов, то именно там сведения могли дойти до университетского сторожа, а потом до постороннего студента [«Русское лихолетье. История проигравших. Воспоминания русских эмигрантов» М.: АСТ, 2021, с.85].

При том что в интервью масон А. Гальперн рассказал, что в 6 утра 27 февраля его разбудил телефонный звонок жены Н.В. Некрасова, социалистически настроенный апологет революции, советский историк Тютюкин игнорирует эту наиболее важную датировку, когда пишет про Керенского: «в 8 часов утра его поднял с постели телефонный звонок заместителя председателя Думы Некрасова. Он сообщил что получено распоряжение царя о перерыве в работе Г. Думы, сказал о начавшемся восстании расквартированного в столице Волынского полка» [С.В. Тютюкин «Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905-1917 гг.» М.: РОССПЭН, 2012, с.110].

Низкопробнейший непрофессионализм левого псевдоисторика из Института российской истории РАН проявился даже в неспособности определить простейшую дату Царского Указа о Г. Думе 25 февраля, который обсуждался в Таврическом дворце на протяжении всего дня 26 февраля. Барахтающиеся во множестве подобных мифов фальсификаторы способны лишь повторять бесконечную последовательность ошибочных суждений.

Важнейшим обстоятельством, следовательно, является указание Гальперна на 6 утра 27 февраля – ещё до того как Волынский и другие полки начали восстание и движение к арсеналу ГАУ. Звонок от масона Некрасова Гальперну в этот час доказывает самую прямую их прикосновенность к организации военного переворота, которая имела характер заговора, а не стихийного взрыва. А. Гальперн, как сотрудник английского посольства, играл важную роль связи между масонской организацией Н.В. Некрасова и заговором А. Мильнера.

О том как ВКГД управляла отрядами солдат и рабочих назначая во главу их комиссаров из студентов, дают сверх приведённого в моих предыдущих статьях и книгах мемуары барона Розена. Рассказывая, как военная комиссия ВКГД поставила во главе отряда из дюжины взрослых солдат 15-летнего ученика Петроградского коммерческого училища, Р.Р. Розен приводит его рассказ как была организована ВКГД система обысков частных домов для конфискации оружия: «Комиссия обратилась в Университет и высшие учебные заведения, приглашая добровольцев из учащихся, которые захотят взять на себя командование отрядами солдат» [R.R. Rosen «Forty years of diplomacy» London, 1922. Vol.II. P.246].

Таким способом утверждалась революционная власть и организовывалась новая система управления городом. Последователь Милюкова Пётр Рысс вспоминал про 1 марта 1917 г., как приехал в Таврический дворец к А.И. Шингарёву, продовольственному комиссару ВКГД. «Только вхожу, как студент-психоневролог останавливает меня: — Вы куда товарищ? Что нужно?». «Объясняю. – Подождите, сейчас скажем Шингарёву». «Стою, повинуюсь революционному порядку» [«Народная Мысль» (Рига), 1924, 20 ноября, с.3].

По наблюдению П. Рысса, точно так же: «слушаюсь, товарищ», отвечал студенту-психоневрологу (а не солдату или рабочему) Великий Князь Кирилл Владимирович, который заявил, что желает присягнуть на верность революции. Согласно «Биржевым Ведомостям», он прибыл в Таврический дворец 1 марта в 16 ч. 15 мин.

Как мне удалось доказать, и само февральское хлебное движение 23 февраля, а также военное восстание утром 27 февраля, направленное на захват арсенала, организовано по этой же системе вовлечения заговорщиками студентов и молодёжи. Подробнее всего это исследовано в биографии масона Н.В. Некрасова и книге «Генерал Краснов. Информационная война. 1914-1917».

Аделаида Герцык 10 марта 1917 г. упоминала: «когда приступом брали Арсенал», считая этот захват как самое важное событие переворота, наряду с освобождением из тюрем политических преступников и отречением Царя [А.К. Герцык «Жизнь на осыпающихся песках» М.: Центр гуманитарных инициатив, 2022, с.276].

Сокрытие подробностей подлинной истории захвата Арсенала вызвано необходимостью заменить заговор Мильнера на мифическое народное восстание за демократию.

«Молодёжь осталась верна своим преданиям. Её видели мы на улицах революционного Петрограда повсюду деятельною в самые жаркие дни, в самых жгучих, опасных местах» [И.М. Гревс «Молодёжь и революция» // «Русская Свобода», 1917, №2, с.3].

«Стрельба на улицах – стреляют подростки и пьяные бабы», — записан 2 марта рассказ свидетеля о событиях в Петрограде за те дни. Позже он слышал и о «ближайшем руководстве английского посла» в февральской революции, в связи с масонством [А.М. Сиверс «Дневник 1916-1919» М.: Кучково поле, 2018, с.132, 348].

Разговоры про посла скрывали более высокопоставленную фигуру А. Мильнера и непосредственно касались сотрудников посольства типа Гальперна, но не персонально посла Бьюкенена.

Самюэль Хор в Лондоне, будучи министром по делам Индии, признавался: «во время войны в течение полутора лет я заведывал нашей военной и тайной разведкой в России и знал очень многое. Так, например, я знал об убийстве Распутина гораздо раньше, чем кто-либо другой». «В окружении царя в то время распространился упорный слух о том, что будто бы я был организатором этого преступления» [«Возрождение», 1933, 23 июня, с.2].

Именно С. Хор, а не Бьюкенен, был главным руководителем агентов Мильнера в Петрограде. По просьбе С. Хора П.Б. Струве в начале 1917 г. напишет две записки для лорда Мильнера к его приезду в Петроград.

Самюэль Хор много лет знал идейных руководителей мильнеровского общества Круглого Стола. Филипп Керр был его приятелем по Оксфорду. Хор изучал сначала итальянский, а потом русский язык. В Петроград его назначил в начале 1916 г. директор военной разведки Джон Бэрд, перед мартовским отъездом Хора консультировал глава секретной разведывательной службы Мансфельд Каммингс. Биограф Хора признаёт, что задачей его миссии в Петрограде был «шпионаж» в Царской России, «якобы» (!) «не против принимающей стороны». «Перед отъездом в Россию Хор прошёл несколько недель специальной стажировки по шпионажу», обучению передаче шифрованных сообщений, контрабанде и другим инструментам шпионажа. В мае 1916 г. Хора назначили управлять всей английской агентурой в Петрограде [John Cross «Sir Samuel Hoare. A Political Biography» London, 1977. P.39-42, 151].

В январе 1917 г. в Петрограде вопросы военной разведки, касающиеся отслеживания действий немецких армий, были переданы от Хора Торнхиллу. Что вполне соответствует времени перехода к фазе организации переворота. Джон Кросс заблуждается когда отрицает участие Хора в убийстве Г.Е. Распутина и считает что это разделение полномочий является понижением Хора. Совсем наоборот, Хор избавлялся от лишнего прикрытия, поскольку он не был военным и изначально эта часть его полномочий не являлась его специальностью. Зато всё что касалось работы против Российской Империи полностью оставалось в руках С. Хора и он мог сосредоточиться на основной диверсионной революционной подготовке.

Примерно за 2 недели до переворота С. Хор последовал за А. Мильнером в Лондон и наблюдал за хаосом революции на безопасном расстоянии. «В общем Хор был настроен оптимистично насчёт влияния революции на продолжение войны», – продолжает Джон Кросс. Вслед за биографом С. Хора, следует обратить внимание, что Альфред Нокс в своих мемуарах совершенно игнорирует присутствие в Петрограде С. Хора и его главенство в английской миссии, упоминая только Торнхилла. Можно объяснить это необходимостью сокрытия фактической деятельности Хора, а возможно и неодобрением А. Ноксом, сторонником Белого Движения, предательства России со стороны А. Мильнера и С. Хора.

В Швейцарии не только Ленин в 1917 г. слышал об участии Англии в организации февральского переворота. Об этом пишет пацифист, нейтрально относящийся ко всем воюющим сторонам. «Как известно, подстрекал английский посол» «к использованию в своих целях восстания военных», «в надежде что война будет вестись ещё энергичнее. Конечный результат этого движения не соответствовал питавшимся ожиданиям» [Ф.Ф. Врангель «Война. Революция. Россия. Историко-публицистические труды 1914-1918» СПб.: Блиц, 2017, с.196].

Газета Милюкова, естественно, называла это отвратительной клеветой, мифотворчеством германцев, большевиков и «русских правых кругов» [Юниус «Мемуары Бьюкенена» // «Звено» (Париж), 1923, 31 декабря, с.3].

Юниус, а это известный фальсификатор, масон А.М. Кулишер, уверявший своих эмигрантских читателей, что убийца Царской Семьи Юровский не был евреем, проигнорировал обвинения А. Мильнера, прозвучавшие в британском парламенте. Не способен Кулишер опровергнуть и многочисленные свидетельства с французской стороны, включая М. Жанена и Ж. Ласье. Этому всестороннему изобилию взаимосогласуемых независимых обвинений в адрес английских агентов лорда Мильнера либеральные идеологи февральской революции до сих пор не могут дать даже минимального объяснения.

Коллекцию иностранных свидетельств о заговоре Мильнера пополняет итальянская книга «La rivoluzione russa» адмирала де-Сэнт-Пьера, который «многократно указывает, правда, ни разу не называя по имени, — сэра Бьюкенена, великобританского посла, как одного из непосредственных “организаторов” революционного движения в Петрограде». «Дипломаты Антанты изо всех сил подливали масла в революционный огонь» [«Новая Русская Жизнь» (Гельсингфорс), 1921, 13 июля, с.2].

В защиту врагов России поспешил выступить Константин Набоков в статье «Незаслуженное обвинение», признав, что критика действий английского посла в пользу революции проникает «на столбцы серьёзной русской печати заграницей». Дипломат К.Д. Набоков, помимо заведомо ложных уверений, будто предатель Бьюкенен – «воплощение благородства», ссылается на известное прикрытие А. Мильнера, который после возвращения из Петрограда заявлял что «революции в России не будет до окончания войны». К.Д. Набоков убеждён, что английское правительство «поверило лорду Мильнеру» и оно считало произошедшую революцию неожиданностью, «этому я лично живой и авторитетный свидетель» [«Руль» (Берлин), 1921, 6 октября, с.4].

А. Мильнер и его правительство ещё до переворота приняли ряд мер чтобы снизить подозрительность властей Российской Империи и обеспечить себе дезинформационный щит, они не собирались брать официальную ответственность за столь чудовищное преступление. К.Д. Набоков не коснулся фактических действий агентов Мильнера и Хора в Петрограде, без чего предлагаемое им опровержение не имеет силы. Зато К.Д. Набоков признал, что Бьюкенен убеждал Императора Николая II отдать всю правительственную власть в полное распоряжение Г. Думы из рук верных Государю Б.В. Штюрмера и А.Д. Протопопова. Поскольку ровно эти цели и преследовала революция, создавшая ВКГД, то К.Д. Набоков в своей статье невольно признал Бьюкенена идеологом совершившегося государственного переворота, а вовсе не его идейным противником. Неубедительно и замалчивание К.Д. Набоковым представлений английского правительства об угрозе заключения Россией сепаратного мира. Агенты Мильнера использовали именно такой предлог для переворота.

4 (17) марта 1917 г. С. Хор писал в отчёте: «теперь союзники могут быть уверены, что Россия не заключит сепаратный мир».

Биограф Ллойд Джорджа установил, что в речи 6 декабря 1919 г. британский премьер-министр давал заведомо ложное объяснение февральской революции: «в декабре 1916 года Россия практически развалилась». Слова Ллойд Джорджа не соответствовали реальным фактам, и он прекрасно это знал, о чём свидетельствуют другие его высказывания, но прибегал к такому злонамеренному дезинформационному прикрытию подлинной истории [Donald McCormick «The Mask of Merlin. A Critical Biography of Lloyd George» New York, 1964. P.109].

Многие современники так и не разобрались насчёт февральского переворота: «деньги были немецкие, а, может быть, и английские» [А.В. Болотов «Святые и грешные. Воспоминания бывшего человека» Париж: Франко-русская печать, 1924, с.128].

Анонимный эмигрантский автор, весьма хорошо осведомлённый о работе ЧСК, утверждал, что «интеллигенты организаторы революции» «продолжали в напыщенных фразах говорить о “войне до конца”», «заткнув уши от того, что говорится на улице и в деревне» [Ювенал «Отцы и дети большевизма» Константинополь, 1919, с.13].

Это подтверждает, что отнюдь не Германия стояла за февральским переворотом, а её противники. На обложке одного из экземпляров брошюры надписано, что её автором был М.Д. Нечволодов.

Отец Сергея Сергеевича принимал участие в работе чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, будучи за либерально-революционную благонадёжность назначен заместителем председателя Н.К. Муравьёва. Отмечены его реплики при допросе 10 апреля И.Ф. Манасевича-Мануйлова – одного из наиболее недостоверных свидетелей. С.Ф. Ольденбург задал один короткий вопрос, пользовался ли Г.Е. Распутин автомобилем председателя Совета Министров Б.В. Штюрмера, и получил отрицательный ответ [«Падение царского режима» М.-Л.: Госиздат, 1925, Т.2, с.70-71].

В апреле П.Б. Струве, Н.Н. Львов и В.А. Маклаков начали издавать еженедельную газету «Русская Свобода», где редактор П.Б. Струве прославлял феврализм как служение “добру” против зла монархической России Императора Николая II. Газету он объявил продолжением «Освобождения» 1902-1905 г. и «Полярной Звезды» 1905-1906 г. Восторги первых номеров газеты постепенно сменились критикой революционной демонизации буржуазности и утопического превознесения социализма.

В этом издании можно найти датированную 27-м мая статью С.С. Ольденбурга «Старый порядок», которая служит блестящим доказательством, что её автор вовсе не перешёл на сторону революции, а напротив, смело продолжил отстаивать правые монархические принципы и обличать ложь демократии.

Сперва С.С. Ольденбург осуждает попрание символов России: «победители даже государственный герб России и её национальный флаг упразднили – на деле, если не на словах», т.к. для революционеров Двуглавый Орёл был символикой Союза Русского Народа и других монархических организаций. «Полиция упразднена. Губернаторы тоже. Всё это так; вся внешность изменилась; но как мало значат эти перемены». Вместо восхвалений, которыми всевозможные Бердяевы и Струве заполоняли свои газеты, С.С. Ольденбург обличает их триумфальные возгласы в самой позорной лицемерной лжи, побивая их собственным оружием и доказывая, что радоваться нечему: новый режим ни в чём не лучше прежнего.

«Свобода партийной деятельности. Она, конечно, сейчас безгранична для левых. Все пути им открыты. Членский билет социал-революционной или социал-демократической партии – лучшее свидетельство политической благонадёжности. И недаром в эти партии теперь стремятся вступить люди, которые хотят ловить рыбу в мутной воде государственного нестроения, – люди, от которых стараются отмежеваться настоящие старые деятели левых групп. Не слышно, чтобы где-нибудь с.-д. и эсерам были поставлены преграды. Но вот уже относительно партии народной свободы – тут картина немного меняется. И эта партия – в Правительстве; она как будто признана; однако, в провинции её отделы часто встречают со стороны местной революционной власти довольно враждебное отношение, доходящее до насильственных мер, вроде отобрания типографий. Далее, – октябристы или те группы, которые стали на их место, не преследуются, но и не признаются. И, наконец, всякие попытки организации монархистов – хотя бы с целью агитации для выборов в Учредительное Собрание, преследуются, вынуждены скрываться в подполье».

С.С. Ольденбург, обоснованно указывая что при Николае II в провинции отделы Союза 17 октября подвергались гонениям губернаторов, не прав, одновременно утверждая будто билет СРН давал безграничную свободу членам монархических организаций. «Искатели личных выгод» точно не могли ничего для себя получить в СРН. Они не могли никого безнаказанно грабить, убивать, захватывать чужие особняки и т.п. СРН также регулярно вёл дискредитацию царских министров и тоже подвергался взысканиям за неподобающие действия, как любая другая партия.

Сочинения части идеологов СРН, особенно дубровинского направления, в 1906-1909 г. не только вводили в заблуждение, уверяя, будто С.Ю. Витте сознательно губил Россию, но в патриотическом порыве атаковали и каждого другого министра: «странно предполагать, чтобы г. Столыпины в сотрудничестве с Коковцовыми, Кауфманами, Герасимовыми, Васильчиковыми, Щегловитовыми и иными, вдохновляемыми своими польско-еврейскими канцеляриями, стали проводить в жизнь государственные идеалы Дубровина, Грингмута, Пуришкевича» [К.Н. Пасхалов «Русский вопрос» М.: Алгоритм, 2009, с.106].

Следовало толкать П.А. Столыпина или В.Н. Коковцова направо, но подобными неразборчивыми критическими обобщениями дубровинский СРН многих мог от себя отпугнуть, к примеру, С.С. Ольденбурга, который стремился к поддержке царского правительства и основных охранительных сил, а не к борьбе с ними. Что же до П.М. Кауфмана и И.Г. Щегловитова, то их правые взгляды и государственные заслуги делают их куда предпочтительнее фигурам Дубровина и Пуришкевича.

Императорское правительство никому не предоставляло безграничной свободы, и не имело мотивации для того чтобы покрывать какие бы то ни было непозволительные действия СРН. Напротив, самое придирчивое отношение к СРН со стороны министров разжигало недоброжелательство к правительству П.А. Столыпина.

Те же самые октябристы признавали насчёт газет СРН: «штрафуют «Русское Знамя», но в то же время штрафуются и левые газеты» [«Голос Москвы», 1909, 2 мая].

Можно найти прямые свидетельства о справедливой практике отказов со стороны правительства: «бывали случаи, к счастью очень редкие, что обращались к нам с ходатайствами лица заведомо лгавшие, опороченные, вводили Союз в заблуждение и из Министерства присылались бумаги, что Палата просит за лицо, которое уважение не заслуживает» [«Шестая годовщина Русского Народного Союза имени Михаила Архангела» СПб.: Главная Палата РНС, 1913, с.12].

Известен пример как В.М. Пуришкевич обратился к московскому губернатору В.Ф. Джунковскому с просьбой объяснить неутверждение в должности члена СРН из московского училищного совета. Губернатор ответил, что только Сенат может требовать подобных разъяснений. Взаимный обмен упрёками дошёл до того, что В.Ф. Джунковский подал в суд на Пуришкевича за использование им неподобающих выражений [«Приазовский Край» (Ростов-на-Дону), 1908, 29 марта].

В ходатайствах же в пользу монархистов никого обвинить невозможно. Как показывает разбор мифологии о Г.Е. Распутине, в бумажках с подобными прошениями нет ровно ничего плохого. Но система лжи либеральной пропаганды работала так, что сам факт прошений за членов СРН выдавался за нечто непозволительное. Что и ввело в заблуждение С.С. Ольденбурга.

Тем не менее, допущенные С.С. Ольденбургом неточности укрепляли аналогию, направленную на критику мнимых завоеваний Февраля и были рассчитаны на тех кто придерживался подобной антимонархической мифологии.

Далее, говоря о лжи любых объявлений насчёт завоеваний свободы печати, С.С. Ольденбург вновь заступается за монархистов: «правые газеты оказались под запретом; об этом вспоминается часто, при известиях из провинции: там закрыли газету, здесь отобрали типографию, там конфисковали номер журнала с карикатурами, а туда-то запретили ввоз неугодных газет».

Насчёт свободы слова С.С. Ольденбург сравнивает призывы к новой революции большевиков с тем, будто черносотенцы «могли призывать к государственному перевороту, – и даже за погромные речи преследований для них не было». В интеллигентской среде антисемитские суждения всегда именовались погромными, что отражает лишь несправедливость стараний поставить евреев вне критики. Возможно, выбор стороны октябристов, а не черносотенцев определялся у С.С. Ольденбурга повсеместно встречаемой им ложью либералов о вымышленном участии монархических организаций в еврейских погромах. После того как история революции и гражданской войны безусловно докажет непричастность к самым массовым еврейским погромам ни Императорского правительства, ни черносотенного движения, подобные претензии к крайне правым у С.С. Ольденбурга несомненно исчезнут.

С.С. Ольденбург прямо обвиняет феврализм в невозможности «высказаться на публичном собрании в пользу монархии, хотя бы конституционной», в стремлении «независимый суд подчинить политическим целям», в существовании «наряду с официальным правительством, якобы облечённом полнотою власти, безответственных кругов, фактически держащих министров в своих руках».

С.С. Ольденбург опровергает легенду о сепаратном мире, положенную в основу февральского переворота: «Конечно, неверно, что старая власть не хотела победы». «Но она не смогла пожертвовать своей внутренней политикой ради дела войны; она не захотела отдать ничего из своих прерогатив, и как бы вела всё время борьбу на два фронта – против Германии и против общественного мнения своей страны».

Тут С.С. Ольденбург снова придерживается части традиционных октябристских концепций приоритета своих партийных интересов над политикой Самодержавного правительства Николая II. Обвинения в этом противостоянии легко развернуть в обратную сторону: т.н. общественность не желала поступаться своими демократическими теоретическими абстракциями и пыталась воспользоваться войной, чтобы вырвать у Царя новые конституционные “пожертвования”. Тем самым либералы методично срывали организуемую Императором Николаем II военную победу и сражались против России вместе с Германией. Несправедливость претензий октябристов С.С. Ольденбург определит позже в результате исторических исследований.

Но основной удар С.С. Ольденбург в 1917 г. наносил по революционерам, обвиняя их в разрушении армейской дисциплины, в опутывании Армии комитетами, содействуя её поражению. Поскольку ничего подобного при Николае II не наблюдалось, далеко не точным является и высказывание: «переменились роли гонителей и гонимых, но приёмы воздействия остались те же».

«Сейчас мы живём в бесправии: только сила имеет значение. Классовые интересы с полной откровенностью выдвигаются на первое место; благо государства, как целого, забыто». «На очереди величайшая и труднейшая задача – создание настоящей государственной власти, которая твёрдыми и разумными действиями смогла бы, наконец, приблизить Россию к настоящему новому строю» [«Русская Свобода», 1917, №8, с.23-25].

Тоталитарный Февраль не давал монархистам высказывать свои убеждения в полной мере, чтобы всецело отвергнуть революцию и противопоставить её сугубо разрушительным последствиям положительные начала монархического принципа. Приходилось высказываться осторожно и пользоваться эзоповым языком. Во всяком случае, С.С. Ольденбург не принадлежал к тем, кто и ответственность за все ужасы революции возлагал на Царское правительство: «не время сейчас винить друг друга в том что есть или было. Можно искать причины создавшегося положения в деятельности старой власти; можно искать их в психологии народа; не это важно теперь».

Хотя партийный октябризм и склонен был к тактике подобных обвинений, С.С. Ольденбург предлагает от них отказаться и тем самым берёт под защиту как монархизм, так и национализм, желая направить усилия всех правых направлений против левых.

Едва ли ранее октябрист С.С. Ольденбург мог сотрудничать с П.Б. Струве. Но задача общего правого объединения свела их вместе. В июне Струве написал что организуемая им Лига русской культуры должна противостоять антипатриотической стихии революции.

3 июня 1917 г. у С.С. Ольденбурга родилась вторая дочь, Елена.

В дневнике А.А. Блока 11 июля упоминается совместная обработка с С.Ф. Ольденбургом, председателем Редакционной комиссии ЧСК, стенограмм допросов. 17 июля 54-летний С.Ф. Ольденбург говорил Блоку, что он из военной семьи и хочет сейчас же отправиться на фронт простым солдатом, но Керенский его отговорил.  23 июля «приведён в окончательный вид Горемыкин», т.е. записи его ответов [А.А. Блок «Последние дни Императорской власти» М.: Прогресс-Плеяда, 2012, с.137, 142, 225].

Учитывая, что самое пристрастное, до крайних нелепостей, следствие ЧСК показало полную невиновность Царской Семьи и высших чиновников-монархистов в обвинениях, которые использовали для дезинформационной мотивационной раскачки совершения февральского переворота, если к С.С. Ольденбургу попадали от отца сведения на этот счёт, они могли войти в перечень причин для совершения уже окончательного и бесповоротного ухода направо. Особенно в связи с политической беспомощностью демократических партий, только способствующих революционному развалу России.

Белоэмигрантские юмористы потом помещали в вымышленный музей февральской революции два стула, между которыми сидело Временное правительство, и розовые очки либеральной интеллигенции.

Относительно деятельности С.С. Ольденбурга в 1917 г. известно о выпуске им брошюры (30 стр.) «Выборы народных представителей». Посредством таких изданий многие партии пытались повлиять на будущий состав Учредительного собрания и внести ясность в необходимые условия работы демократического принципа формирования власти. Со всем этим в России имелись огромные проблемы.

С.Ф. Ольденбург, как и многие министры партии к.-д., едва войдя в правительство, довольно скоро вылетел из его состава. Министром народного просвещения он числился лишь с 24 июля по 31 августа 1917 г.

20 сентября С.С. Ольденбург по предложению П.Б. Струве был принят в действительные члены основанной им к началу июня Лиги русской культуры, куда вошли многие авторы газеты «Русская Свобода». Программа Лиги представляя центристское смешение левого и правого, включала выпады против выдающихся идеологов русского монархизма Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева, с одобрением левого славянофильства. С.С. Ольденбург сам не подавал заявления о равноправном членстве, но настойчивое желание П.Б. Струве поставило его вровень с отцом и другими знаменитыми академиками, философами и писателями. Среди них его бывший преподаватель С.Ф. Платонов, правый к.-д. В.А. Маклаков, лидер октябристов Н.В. Савич, националист В.В. Шульгин, авторы сборника «Вехи», А.В. Карташев, Н.Н. Львов.

29 сентября правление Лиги постановило привлечь С.С. Ольденбурга, его отца и ещё 14 человек к формированию лекционной комиссии для ведения просветительской работы [«Проблемы отечественной истории: источники, историография, исследования» СПб.: Нестор-История, 2008, с.535-540].

10 октября В.И. Вернадский записал в дневнике, что С.Ф. Ольденбург считает нужным поддерживать Керенского «за неимением лучшего». Уже после переворота Вернадский запишет что он и С.Ф. Ольденбург используют свои старые связи Лениным для ходатайства за арестованных министров Временного правительства.

Явно негативные впечатления Сергея Сергеевича прослеживаются в отдельных ремарках: «военное начальство – как во времена недоброй памяти петроградского совета в 1917 году — не может отдать ни одного приказа без “скрепы” благонадёжного коммуниста» [С.О. «Что происходит в мире» // «Возрождение» (Париж), 1937, 22 мая, с.1].

Другая редкая запись с мемуарным оттенком появилась к 20-летию советского переворота,напоминая о совете общественных деятелей, основанном на августовском Московском Совещании. Там были И.А. Ильин и Н.Н. Львов из числа тех, с кем в дальнейшем Ольденбург будет сотрудничать в печати. Совершенно справедливо Ольденбург пишет о недооценке угрозы большевизма в февралистском хаосе 1917 г. Это мне приходилось отмечать в подробной истории похода генерала Краснова на Петроград. Жители столицы не принимали никакого участия в перевороте, совершённом малочисленнейшим меньшинством, они не обратили на смену революционного правительства никакого внимания.

П.Н. Краснов тогда был исключительным генералом, который всецело понимал грандиозность нарастания коммунистической угрозы сравнительно с отжившей керенщиной. Основной причиной успеха большевиков Краснов называл их лживую пропаганду о возможности достижения мира. С.С. Ольденбург считает также: роспуск старой армии имел гораздо большее значение для триумфа Ленина, сравнительно с лживыми посулами социалистических программ. Ольденбург, прямо повторяя логику генерала Краснова, пишет, что как ни плох Керенский, он представлял преграду на пути красных и являлся куда меньшим злом, т.к. большевики занимали ещё более радикально-левые позиции. Ольденбург правильно определяет угрозу врага по степени того, насколько дальше или ближе кто находится относительно позиций крайне правых русских монархистов. Выводы следует делать и по сравнительному охвату пропагандистского обмана, либералам и социалистам посильному. Керенский уже исчерпал свои перспективы и потому не представлял собой серьёзного врага на будущее.

«Помню эти дни, совсем накануне переворота, 23, 24 октября (5 и 6 ноября). Население Петербурга больше интересовалось подготовительными мерами по эвакуации столицы (вследствие занятия немцами островов Эзеля и Даго); а на политических съездах – к.-д. и «совета общественных деятелей» — больше всего критиковалась деятельность Временного Правительства» [С.С. Ольденбург «Ошибка глазомера» // «Возрождение», 1937, 5 ноября, с.2].

Относительно похода генерала Краснова на Петроград, являющегося основанием Белого Движения, можно встретить новые свидетельства верности П.Н. Краснова Династии Романовых и его стремления к монархической реставрации. В Гатчине, «ещё до вступления в неё банд, генерал Краснов, уходя с казаками на Дон, звал с собой и Михаила Александровича, но он не захотел расстаться с Гатчиной и предпочёл остаться» [Влад. Гущик «Последний Михаил» // «Слово» (Рига), 1926, 12 июля, с.4].

30-31 октября 1917 г. был последний момент, когда Временное правительство уже было свергнуто, а большевики ещё не захватили Гатчину, куда отступили части Краснова из-под Пулково. П.Н. Краснов, следовательно, пытался воспользоваться предоставленной ему уникальной возможностью вытащить Великого Князя Михаила Александровича из-под ареста, понимая чем ему грозит приход красных. Сам Краснов тогда ещё не уходил прямо на Дон, это неточность мемуариста, но он мог выделить Его Высочеству охрану из остатков своих сил и тем самым спасти ему жизнь и дать Белому Движению возможность сплотиться вокруг него в случае гибели законного Императора и его Наследника.

При освобождении арестованных офицеров в ноябре-декабре 1917 г., как потом сообщал на допросе у чекистских оккупантов в Белграде штабс-капитан С.Н. Франк, с них брали подписку о невыезде из Петрограда. Это подтверждает мой вывод о ложном характере легенды о нарушении честного слова генералом Красновым. Такое же обещание брали с П.Н. Краснова и оно осталось не нарушено.

По воспоминаниям В.М. Вонлярлярского, английский агент Ф.Ф. Лич позднее готовил план вывоза Великого Князя в Финляндию из Гатчины, до высылки в Пермь. Карл Ярошинский к 1918 г. получил от английского правительства 500 тыс. ф.ст. на приобретение крупного пакета акций С.-Петербургского Международного банка и Сибирского банка. Деньги были выделены Ярошинскому по предложению, сделанному послу Бьюкенену Ф.Ф. Личем. В июле 1918 г. Лич и Ярошинский сами скрылись в Финляндии [«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 1939, 11 июня].

В мемуарной литературе встречается интересное упоминание Ольденбурга в связи с растерянностью чиновников министерств 27 октября по вопросу признания большевиков или отказа им подчиняться. В здании МВД у Чернышева моста проходили заседания Союза союзов.

«В союз союзов входили меньшевик-интернационалист Абрамсон и октябрист (будущий ярый монархист) С.С. Ольденбург. Это была единственная организация, в которой я видел действительно “единый антибольшевистский фронт”. Тогда это казалось совершенно естественным и не вызывало ни малейших трений в работе Союза союзов» [Г.Н. Михайловский «Записки» М.: Международные отношения, 1993, Кн.1, с.507].

Почти все чиновники предлагали саботаж, но не имея за собой военной силы, они были беспомощны перед угрозой советского террора. Тем не менее постановление о забастовке было принято. По-видимому, С.С. Ольденбург был среди 17 руководящих лиц, голосовавших за неё. После свержения Временного правительства и разгона Учредительного собрания, вспоминает Г.Н. Михайловский, настроения государственных служащих, т.е. чиновников Российской Империи, приняли ярко выраженные правомонархические настроения в их большинстве. К ним принадлежал и С.С. Ольденбург. Последовательные сторонники саботажа отказывались служить советской власти и старались поддержать сопротивление, идущее со стороны окраин.

В дневниках старшего Вернадского за 1917 г. С.С. Ольденбург упоминается всего один раз, 14 ноября: «яркое определение Серёжи Ольденбурга (он сейчас в числе представителей Министерства финансов в Главном стачечном чиновничьем комитете) – лавина летит, и только когда она остановится и дойдёт до конца, можно начать освобождать от обломков, наводить новый порядок и т.д.» [В.И. Вернадский «Дневники 1917-1920» Киев: Наукова думка, 1994, с.44].

С.Ф. Ольденбург, когда идея бойкота была «очень популярна» среди интеллигенции и к.-д., в конце 1917 г., выбрал приспособленчество в интересах поддержания “науки” [М.И. Ганфман «Судьба С.Ф. Ольденбурга» // «Сегодня» (Рига), 1934, 4 марта, с.2].

Идейный переход С.Ф. Ольденбурга на сторону большевиков замечен в письме чл.-корр. АН Н.Н. Глубоковского 26 января 1918 г.: «для меня очень горько, что в эти тяжёлые для нас времена Академия наук объявила враждебный бойкот всей богословской науке, не допуская до соискания премий все наши сочинения, хотя они были законно приняты и авторитетно рецензированы». С.Ф. Ольденбург был председателем комиссии по присуждению премий [Т.А. Богданова «Н.Н. Глубоковский. Судьба христианского учёного» СПб.: Альянс-Архео, 2010, с.316].

В последнем номере журнала «Русская Мысль» за 1917 г. П.Б. Струве занял ещё более критическую позицию к провалившемуся феврализму и окрестил всю революцию, а не только октябрьскую, «всероссийским погромом» [О.Н. Знаменский «Интеллигенция накануне Великого Октября» М.: Наука, 1988, с.306].

Проходивший в то время Православный Собор, избравший Патриарха Тихона, показал своё полное бессилие в борьбе с красными. Синодальная Церковь пережила разгром февралистами. Т.н. свободная церковь напрасно уповала на то что сможет сама, без защиты со стороны Государя Императора, отстоять своё существование. «Церковь не претерпевала такого гонения и в первые века христианства», — стало ясно к августу 1918 г. [Митрополит Арсений (Стадницкий). «Дневник. На Поместный Собор. 1917-1918» М.: ПСТГУ, 2018, с.261].

Бегство С.С. Ольденбурга из Петрограда произошло уже после восстания донского казачества и военно-политических успехов атамана П.Н. Краснова, показавших силу Русской Контрреволюции в невиданном прежде блеске. До мая 1918 г. переходить ещё было некуда, а первые летние месяцы закрепили антисоветские успехи, ставшие ориентиром для всех русских националистов.

Через 3 года С.С. Ольденбург вспоминал: «все кто жил в это время в Петрограде, хорошо помнят весну 1918 г. с поездами, битком набитыми рабочими и их семьями, крестьянами, мелкими торговцами и т.д. – всеми, кто имел хоть какую-нибудь связь с деревней или провинцией» [С. «Сколько жителей в Петрограде?» // «Новая Русская Жизнь» (Гельсингфорс), 1921, 9 марта, с.3].

Настоящий потрясением для русских монархистов стало известие об убийстве Императора Николая II в Екатеринбурге. В воспоминаниях современников встречаются такие эпизоды: «я внезапно потеряла сознание и после болела и не могла встать с постели целый месяц». «По убеждению своему я монархистка» [В.Н. Лялин «Рассказы алтарника» М.: Рипол классик, 2019]. А.В. Амфитеатров, всё ещё революционно настроенный, признавался: «даже потеря близких сердцу друзей далеко не всегда оставляла меня под таким тяжёлым впечатлением, как трагическое исчезновение этой чуждой», «враждебной семьи» [А.В. Амфитеатров «Советские узы. Очерки и воспоминания 1918-1921 гг.» // «Руль» (Берлин), 1922, 15 февраля, с.3].

Г.Н. Михайловский перебрался на Украину в середине сентября. Тогда же  Н.Н. Чебышев из Правого Центра под угрозой взрыва красного террора, выбора между голодной смертью и необходимости пойти в услужение коммунистам, 15 сентября уехал из Петрограда в Витебск, Оршу и Киев, с оплатой чекистам взятки за пропуск.

Хотя из-за условий немецкой оккупации Украины гетман П.П. Скоропадский не мог принять активное участие в борьбе с большевизмом, его союз с Красновым в 1918 г. имел важное вспомогательное значение для успехов всего Белого Движения, в т.ч. и формирования Южной монархической армии. Среди многих добровольцев, добивающихся восстановление Царской России, в Южную армию П.Н. Краснова вступил Константин Щегловитов, сын убитого большевиками министра юстиции Императора Николая II, состоявший ранее в Союзе Русского Народа.

Упомянутый ранее барон Роман Розен хвалил Скоропадского как настоящего патриота и одарённого политика, организовавшего правительство, обеспечившее «закон и порядок, сохранность жизни и имущества, все условия цивилизованного существования, под чью защиту стекались сотни тысяч несчастных беженцев из большевицкой России». Многие мемуаристы выражали поэтому недоумение насчёт чрезмерно враждебного и пренебрежительного отношения к гетману.

А в советском Петрограде, как писал в декабре 1918 г. Альфред Бем, не существовало «не более безопасное место, а просто безопасное» ни для жизни, ни для хранения имущества [А.Л. Бем – В.И. Срезневский «Переписка 1911-1936» Брно, 2005, с.74].

С.С. Ольденбург искал укрытие не у гетмана Скоропадского, а перебирался в Крым, где существовало отдельное правительство. Как упоминает Евгений Чириков в романе «Зверь из бездны» (1926), до какой-то поры укрытый далью от основных фронтов Крым считался гаванью, о которой думали, что хоть там можно никакого не убивать.

Произошёл его отъезд вскоре после празднования в Петрограде первой годовщины октябрьского переворота. На протяжении 1918 г. успехи Белого Движения позволяли рассчитывать на скорое свержение большевиков. Но поражение Германии внесло коррективы в такие расчёты и заметно укрепило красных.

С.С. Ольденбург подробно описал наблюдаемую им попытку устроить народные гуляния в вымершем городе. «Полученные в конце октябрьских торжеств вести о германской революции произвели на петербургское население самое удручающее впечатление. Казалось, что начинают сбываться пророчества большевиков о мировой революции». Хотя этого и не произошло, т.к. основные силы коммунистов были отвлечены на борьбу с Белым Движением, но не оправдались и надежды другой части населения на страны Антанты. Ллойд Джордж и английское правительство в целом, не собиралось свергать большевиков «в сознательном расчёте на ослабление России» [С.С. Ольденбург «На дне пропасти. Пятнадцать лет назад» // «Возрождение» (Париж), 1933, 23 ноября, с.2].

Н. Тэффи, перебравшись в Киев, в октябре 1918 г. передавала в печати типичные уличные разговоры в Петрограде: «Его арестовали, арестовали. Держат неизвестно где… — Их казнили, обоих… — Говорят, их пытали» [Edythe Haber «Teffi. A Life of Letters and of Laughter» London: I.B.Tauris, 2019].

Р. Пайпс пишет что в ноябре П.Б. Струве приехал в Петроград и встречался с С.Ф. Ольденбургом в здании АН, обсуждая устройство архива Союза Освобождения. Струве тогда рассчитывал на английский десант с Севера, которого так и не дождался. Интервенты никак не помогали в борьбе с большевизмом. Р. Пайпс признаёт что в начале 1919 г. в Лондоне П.Б. Струве убедился: «былые союзники» «позитивно относились к развалу Российской империи» и опасались победы монархистов над большевиками.

В рецензии на берлинскую брошюру О.А. Листовской «В те дни» на 66 стр., о её аресте чекистами в разгар красного террора осенью 1918 г. и двухнедельном содержании в тюрьме в Унече (между Брянском и Гомелем), С.С. Ольденбург вспоминал о собственном переходе на сторону Белого Движения через «ту же границу! Тут, действительно, всё знакомо: и базар с давно невиданными на севере яствами». «Узнаёшь даже типы времени и места: коммуниста; безразлично-добродушных или грубых красноармейцев; арестованного молодого “спекулянта” – члена иногородной чрезвычайки, — освобождённого по протекции; и “контрреволюционеров”, обречённых на расстрел» [«Русская Мысль» (Берлин), 1922, Кн.VIII-XII, с.250].

В комментариях к дневнику Владимира Вернадского за 1942 г. помещены сведения, что летом 1918 г. Ада Ольденбург с детьми уехала к своему брату Константину в Крым, в Кореиз. Позднее, в декабре к ним присоединился С.С. Ольденбург, «но после ссоры с женой уехал в Петроград» [В.И. Вернадский «Дневники 1941-1943» М.: РОССПЭН, 2010, с.251].

Несомненно, что на несколько лет они расстались, но ошибочно утверждение, будто Сергей Сергеевич сразу вернулся в красный Петроград, а не спустя наполненный важнейшими событиями год. Нет смысла перечислять все допущенные в подобных комментариях бесчисленные заблуждения относительно биографии С.С. Ольденбурга. Они станут ясны в процессе установления надёжных фактов.

После указанной ссоры он перебрался в сосредоточение контрреволюционных сил на Белом Юге, чтобы принять участие в идейной антикоммунистической борьбе.  Скорее всего, С.С. Ольденбург воспользовался приглашением к сотрудничеству со стороны правых единомышленников, знакомых по Лиге русской культуры П.Б. Струве.

Биограф С.Ф. Ольденбурга т. Каганович оказался не в состоянии внести ясность в этом вопросе. Определённо, Б.С. Каганович ошибается, утверждая, будто Сергей Сергеевич уехал на Юг летом вместе с женой, а не порознь. Поскольку Каганович не установил точных фактов, трудно довериться и его утверждению, будто С.С. Ольденбург «был сотрудником ряда белых газет». Следовало указать наименования такого “ряда”.

Георгий Вернадский в письме А.А. Корнилову 10 февраля 1919 г. (н.ст.) сообщал из Симферополя: «Серёжа приехал недавно на южный берег, но я его ещё не видел» [«Минувшее», 1994, №16, с.302].

По воспоминаниям Е.Б. Халезовой, отъезд был вызван голодом и эпидемией холеры в Царской Селе. Её мемуары и записи Иоанны Старынкевич служат источниками сведений о том что Дмитрий Старынкевич сначала увёз Аду и детей, не ранее июня 1918 г., а С.С. Ольденбург последовал за ними с некоторой задержкой, прибыв в декабре. Ада начала преподавать математику в сельской школе в 17 верстах от Ялты. «Вскоре они решили разойтись; Ада осталась одна с детьми» [Е.Б. Халезова «Дорога длинною в жизнь» М.: Наука, 2020].

Если указанное расставание произошло достаточно скоро после декабря 1918 г., то образуется широкий временной зазор до августа или осени 1919 г., когда С.С. Ольденбург, по бесспорным свидетельствам, работал в Ростове-на-Дону секретарём редакции газеты «Великая Россия». Опыт работы в редакции, служившей рупором правой идеологии Белого Движения, стал решающим для всей дальнейшей писательской карьеры. В «Великой России» с Ольденбургом работал П.Б. Струве, который оценил его интеллектуальные способности и в эмиграции отдал ему важнейшие политические рубрики журнала «Русская Мысль» и газеты «Возрождение».

Однако это упомянутое «вскоре» едва ли следует понимать буквально, поскольку 21-23 мая 1919 г. из Петрограда С.Ф. Ольденбург писал, обращаясь к сыну и его жене, считая что они рядом: «Милые мои, так радостно иметь письма от Вас, знать что Вы вместе, четверо, и что Вам хоть и трудно, но хорошо. Обидно, что не принимают к Вам денег, я пробовал». Академика не вразумили никакие ужасы революции, и он продолжать внушать сыну ненависть к Императорской России: «когда люди станут хоть немного сознательнее, тогда жизнь сразу повернёт по настоящему, не к старому, конечно, оно ушло и, слава Богу, что ушло, но к светлому будущему, в котором Вы с Адой и Зоей и Лелей, надеюсь будете работниками». Приезжать в Петроград с детьми он не рекомендует. «Ничего не знаю о вашей квартире, так как не могу поехать в Царское и некого послать». «Приехать сюда верно очень трудно, боюсь, что и мне не выбраться». С.С. Ольденбурга он хотел бы встроить в машину советской пропаганды интернационализма: «во «Всемирной литературе» для тебя была бы масса интересной и подходящей работы, жаль, что так плохи почтовые сообщения, что не послать книги и рукописи». Сергей-мл. до отъезда в Крым подрабатывал переводами. Отец упоминает полученный за него гонорар [«Вестник РАН», 1993, №4, с.360-361].

С чего вдруг С.С. Ольденбург поднял вопрос о возможности возвращения в Царское Село станет ясно, если обратить внимание, что в мае 1919 г. красными был захвачен Крым и в Симферополе была провозглашена крымская республика. Но в ближайшие недели после этого Крым отбили войска Деникина [Рюрик Ивнев «Серебряный век: невыдуманные истории» М.: Э, 2017, с.209].

Монархист Г.В. Немирович-Данченко вспоминал, что весной 1919 г., придя в Крым, красные быстро осточертели татарам и колонистам. Он передаёт лично слышанную им фразу рабочего-металлиста: «эх, кабы ещё месяц так пожить как при Николае».

Где-то в середине июня С.Ф. Ольденбург получил от сына новое письмо и отвечал: «да, самое главное сейчас Вам не расставаться, настоящая семья основа всего и самый важный, глубокий, жизненный устой». Из этого следует, что к началу лета С.С. Ольденбург оставался с женой в Крыму, но между ними наметился разрыв, инициатором которого явилась Ада, а не Сергей-мл.

Сергей Сергеевич, очевидно, предлагал отцу бросить работу на большевиков или даже присоединиться к Белому Движению. С.Ф. Ольденбург 23 июня отверг такой вариант: «Мне невозможно, родной, нельзя оставлять академию: слишком здесь сложно. Всё время идут страшные обыски и осмотры. Кроме того, мы на осадном положении, что очень осложняет жизнь». Для издательства «Всемирная литература» Ольденбург-ст. готовил перевод Мериме и снова сожалел что его сын из-за отъезда избежал возможности превратиться в идеологическую обслугу М. Горького. «С немецкой литературой у нас слабо и ты был бы драгоценен. Дело это долгое и я надеюсь увидеть тебя деятельным сотрудником — при новых литературных талантах ты много сделаешь. Гумилёв и Блок справлялись о тебе».

Подтверждаются сообщения о знакомстве С.С. Ольденбурга с монархистом Н.С. Гумилёвым ещё к 1913 г. К тому же времени, следовательно, могло произойти и соприкосновение с А.А. Блоком, или же оно состоялось из-за работы отца в ЧСК.

10 июня 1919 г. С.Ф. Ольденбург мог увидеться с Н.С. Гумилёвым в доме Мурузи на открытии студии «Всемирной литературы». По воспоминаниям Н.А. Оцупа, С.Ф. Ольденбург давал поэту «полезные советы» по работе над переводами китайской поэзии [П.Н. Лукницкий «Труды и дни Н.С. Гумилёва» СПб.: Наука, 2010, с.535, 562].

А.А. Блок дарил С.Ф. Ольденбургу одно из первых изданий «Двенадцати», за которое академик благодарил его в письме 22 марта 1919 г. [«Сергей Фёдорович Ольденбург» М.: Наука, 1986, с.117].

На С.С. Ольденбурга не удалось повлиять примером того как Александр Блок, по выражению его жены, служил «октябрьской революции не только работой, но и своим присутствием, своим “приятием”» [Л.Д. Блок «И быль и небылицы о Блоке и о себе» // «Жизни гибельной пожар» М.: ПРОЗАиК, 2012, с.102].

В статье, написанной 10 января 1922 г., С.С. Ольденбург будет ругать евразийцев за восприятие революции по «Двенадцати» и «Скифам» Блока, считая иконописным лубком политический смысл сочинений Маяковского, Клюева и Есенина. Сергей Сергеевич требовал страсти в отрицании революции и спасительным считал путь отвержения духовных основ советской литературы (которой до сих пор пичкают в школах детей).

Антисоветски настроенный житель СССР в 1964 г. заслуженно сурово отзовётся в дневнике об интеллигентских революционных нытиках эпохи расцвета Российской Империи сравнительно с переживаемым им пленом деградационного тоталитаризма: «Александр Блок стенает по поводу “черноты”, “ночного периода” перехода от одной золотой эпохи к другой! Это начало века он называет “чёрным”? Жалуется на реакцию!!! Господи! А что же нам остаётся?» [Лев Прыгунов «Сергей Иванович Чудаков и др.» М.: Э, 2018, с.80].

Полнота расхождением с Ольденбургом-мл. выразилась даже в энтузиазме, с которым С.Ф. Ольденбург перешёл на новую орфографию, сторонником которой давно был: «надеюсь ты не разделяешь предрассудков многих насчёт правописания». Академик грубо заблуждался. С.С. Ольденбург до конца жизни писал и публиковал все свои работы исключительно по старой орфографии.

Георгий Вернадский из Симферополя сообщал А.А. Корнилову 3 сентября 1919 г., что астроном Г.Н. Неуймин из Петрограда «привёз письма Серёже Ольденбургу от его отца. Он пишет что много работает научно по буддийскому искусству, что жить стало тяжелее, дороговизна усилилась и пр., но что жить всё-таки можно». Явно с подачи С.С. Ольденбурга Г.В. Вернадский вскоре станет корреспондентом «Великой России».

4 сентября 1919 г. С.Ф. Ольденбург был арестован в Петрограде и провёл три недели в тюрьме. Его сокамерников регулярно расстреливали, но у академика нашлись заступники, которые его вытащили. Регулярно настаивал на политической благонадёжности С.Ф. Ольденбурга М. Горький, заявлявший о дружбе с ним.

Советские апологетические публикации об учёном всегда умалчивали об аресте, ограничиваясь воспоминаниями коллег С.Ф. Ольденбурга, что тот в 1919 г. в Петрограде ходил в лохмотьях и страдал от голода.

В одном редком эмигрантском воспоминании говорится что «отец известного правого публициста», встреченный на Васильевском острове вскоре после пережитого им страшного ареста, осенью 1919 г., «Ольденбург произвёл на меня впечатление человека несомненно “тронувшегося”», проповедуя: «спасение всему миру принесёт наш народ», «советская власть развязывает к этому руки». – «Этот несомненно чистый, высоко порядочный, человек», превратился «в поклонника насилия и грубости» из необходимости по имя Академии Наук, служить большевизму [Н. Русин «Академик С.Ф. Ольденбург (из случайных встреч)» // «Вечернее Время» (Рига), 1925, 7 сентября].

Такой пересказ рассуждений С.Ф. Ольденбурга довольно близок к содержанию его летних писем сыну.

«Учёные гибли один за другим» писал потом С.Ф. Ольденбург про 1918-1920 г. при большевиках [М. Горький «Письма» М.: Наука, 2006, Т.12, с.590]. «Наркомы работали в нетопленых кабинетах, закутавшись в шубы» [Р.П. Кречетова «Станиславский» М.: Молодая гвардия, 2013, с.209].

Как сообщал А.В. Амфитеатров, который потом вместе с С.С. Ольденбургом будет часто публиковаться в газете «Возрождение», более 1,5 млн. жителей с водворения желанной всей интеллигенцией революции, покинули Петроград, уехали или были убиты [«Красный террор в Петрограде» М.: Айрис-пресс, 2011, с.368]. На оставшийся миллион рекордной численности достигло в Петрограде еврейское население – 52 тыс. на 1923 г. [Л. Никифорова, М. Кизилов «Айн Рэнд» М.: Молодая гвардия, 2020, с.120].

В некоторых современных переизданиях «Жизни Будды» С.Ф. Ольденбурга (1919) сторонниками красного академика выражено сожаление, что попытки «соединить проповедь буддизма с коммунистическими идеями» «были неудачными» [«Книга Будды» СПб.: Амфора, 2009, с.99].

Напротив, следует всецело осуждать каждое такое чудовищное соединение хоть Православия с социализмом, хоть буддизма. Это задача, которая лежит на всех верующих. Крайне вредные суждения высказывал на этот счёт бегавший по коммунистическим митингам протоиерей Всеволод Чаплин, заявлявший в книге «Лоскутки» (2007), будто, запрещая в служении социалистов, Православная Церковь в Царской России страшно заблуждалась, в отличие от современного распространённого потворствования сталинизму и всем разновидностям большевизма.

Напротив, всюду нужно ставить в пример отношение к социализму церковных властей Российской Империи.

В лекциях, прочитанных за 1919-1920 г., С.Ф. Ольденбург заговорил про «глубокое разочарование в путях нашей западной цивилизации» из-за мировой войны, выявившей слабость европейской духовной культуры. Интернационалистские мечтания академика свелись к тому, чтобы «из слияния культуры Востока и цивилизации Запада выросла настоящая общечеловеческая мировая культура» [С.Ф. Ольденбург «Культура Индии» М.: Наука, 1991, с.22, 40].

Такое универсалистское смешение равносильно уничтожению любой национальной культуры, включая и русскую. Против этого всеми силами боролись монархисты в Российской Империи и затем в Белом Движении.

Газета, в которой начал работать С.С. Ольденбург, имела интересную предысторию. По воспоминаниям мемуариста, первоначально основанная В.В. Шульгиным «Россия» была официальным органом правого Совета Государственного Объединения в Екатеринодаре. Шульгин уехал в Яссы, кубанское правительство закрыло газету за критику Рады. Политическим вдохновителем переименованной «Великой России» стал Н.Н. Львов [К.Н. Соколов «Правление генерала Деникина» М.: Кучково поле, 2007, с.59].

В. Шульгин и Н. Львов, идеологи союзнической ориентации, вместе с М. Родзянко в сентябре 1918 г. предпринимали усилия чтобы предотвратить возглавление Великим Князем Николаем Николаевичем создаваемой атаманом Красновым Южной монархической армии. Относительно наследования престола группа Шульгина придерживалась принципов легитимизма [А.И. Деникин «Очерки русской смуты» М.: Айрис-пресс, 2005, Кн.2, с.461, 695].

Монархист А.М. Масленников в июне 1924 г. вспоминал, что тогда же в Киеве в СГОР П.Н. Милюков выдвигал Великого Князя Николая Николаевича в качестве верховного вождя для всех белых армий, включая добровольцев Деникина.

В январе 1919 г. В.В. Шульгин начинал издавать в Одессе «Россию» под редакцией Е.А. Ефимовского, но враждебные Белому Движению французские интервенты вскоре закрыли газету. Клемансо в это время говорил Ллойд Джорджу, что не намерен оказывать никакой поддержки русским контрреволюционерам.

На Юге России С.С. Ольденбург мог воочию убедиться чего стоит мнимый союз Антанты и Белого Движения. Одержимые стремлению к изничтожению всего Русского военного-морского флота, англичане 26 апреля 1919 г. в районе Севастополя затопили приобретённую ещё Царским правительством подводную лодку Белого флота [В.В. Шигин «Отсеки в огне» М.: Вече, 2016, с.24].

В дальнейшем С.С. Ольденбург будет писать, что Русское Белое Движение, возглавляемое различными лидерами, сберегло «на 1-2 года обширные области от советского разорения; “союзники” же, к сожалению, поддерживали эти движения слишком вяло» [«Русская Мысль» (Прага), 1922, Кн.V, с.200]. «С какой неохотой союзные войска действовали в Одессе и в Крыму» [С.С. Ольденбург «Германские исторические парадоксы» // «Возрождение», 1933, 27 ноября, с.2].

Коммунистические историки вполне подтверждали вывод Ольденбурга насчёт разорения, рассказывая, что «после освобождения Сибири от белогвардейцев примерно до лета 1921 г. было заготовлено около 100 млн. пудов хлеба, значительная часть которого поступила в промышленные центры РСФСР» [«Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917-1922 гг.» Новосибирск: Наука, 1985, с.60].

В редакции «Великой России» С.С. Ольденбург вступил в одну из наиболее правых монархических организаций – Совет Государственного Объединения России, основанный в октябре 1918 г. в Киеве, включавший членов Государственного Совета и Правительствующего Сената, промышленников, банкиров, земельных собственников, земских деятелей. Правый характер организации подчёркивала поддержка сословного принципа государственного устройства, стремление к национальному и духовному возрождению.

Князь А.Д. Голицын, председатель Всеукраинского Союза Промышленности и Торговли, предоставил для СГОР зал общих собраний на Крещатике. Многие приближённые П.П. Скоропадского поддерживали СГОР, с ними боролись украинские сепаратисты [А.Д. Голицын «Воспоминания» М.: Русский путь, 2008, с.472].

После свержения гетмана Скоропадского и убийства графа Ф.А. Келлера петлюровцами СГОР переместился в Одессу, а затем в Екатеринодар. Во главе его стоял первоначально член Г. Совета барон В.В. Меллер-Закомельский, затем А.В. Кривошеин, пытавшийся в 1918 г. договориться с немцами о монархической реставрации.

Многие русские рассчитывали тогда на формирование союза с Германской Империей против красных. В дни Ярославского восстания один казачий генерал, представитель Петроградского союза георгиевских кавалеров, уверял, будто из десятков тысяч офицеров в Петрограде «90% придерживается германской ориентации». Такие настроения поддерживали слухи о подписании в Берлине секретного мирного договора с русской делегацией во главе с царским министром [К.Я. Гоппер «Четыре катастрофы. Воспоминания» Рига, 1920, с.12, 63].

Недавно опубликованный дневник Георгия Орлова, поступившего добровольцем в армию Деникина, регулярно показывает его симпатию к важной контрреволюционной роли атамана Краснова и неприязнь к его врагам на Дону. В 1919 г. слухи о разрыве с Антантой и соединении с немецкой армией Г. Орлов одобряет, рассчитывая на помощь против красных, которую не предоставляла Антанта.

Начав работать в «Великой России» после ухода из деникинского Особого Совещания, в СГОР вступил Н.Н. Чебышев. В «Очерках» Деникин критикует Чебышева за ведение им сугубо монархической политики при расстановке губернаторов, имеющих бюрократический опыт в Российской Империи, т.е. соответствующих принципам политического профессионализма, совершенно враждебным феврализму. В частности, Ставропольский военный губернатор, подобно атаману Краснову, отменил все законы, выпущенные после 27 февраля 1917 г.

В СГОР вошли С.Е. Крыжановский, бывший государственный секретарь, и Владимир Гурко (в 1906 г. заместитель П.А. Столыпина). Из числа профессоров – А.Д. Билимович и П.И. Новгородцев. Куда более левый М.В. Родзянко выступал против объединения депутатов Г. Думы в СГОР [В.Ж. Цветков «Белое дело в России. 1919 г.» М.: Посев, 2009, с.506-507].

После высылки атаманом Красновым с Дона, Родзянко читал свои первые воспоминания о революции в Анапе. Публика реагировала крайне недоброжелательно: «если и были сомнения, то теперь они отпали – он сделал революцию, он обманул царя». Виновником всех бед Родзянко считали также в Кисловодске, «где блистали и Замысловский, и Марков II, где носились тени Горемыкина и истерзанного Крашенинникова, где веял дух Шкуро. Родзянко здесь определённый революционер» [В. Исаченко «Памяти Михаила Владимировича Родзянко» // «Руль» (Берлин), 1924, 1 февраля, с.4].

Помимо И.Л. Горемыкина, убитого в декабре 1917 г. на даче возле Сочи, упомянут крайне правый монархист Н.С. Крашенинников, деятель Г. Совета, ставший жертвой большевиков в Пятигорске в октябре 1918 г. Для русских сторонников Белого Движения именно эти имена воплощали достоинство и величие Российской Империи. Г.Г. Замысловский в это время действительно активно поддерживал монархическое движение в Ростове-на-Дону и других южных городах. Однако Н.Е. Марков оставался подпольно при большевиках в Петрограде, потом перешёл в Финляндию, поддерживал Северо-Западную Армию Н.Н. Юденича, в Ямбурге издавал газету «Белый Крест».

В СГОР состояли многие представители русского духовенства, протопресвитер Георгий Шавельский, князь Е.Н. Трубецкой. Бывшие царские министры А.А. Нератов и князь Н.Б. Щербатов входили в руководство Совета. В СГОР вступил и бывший министр земледелия 1916 г. граф А.А. Бобринский.

Н.Н. Львов участвовал в организации проведения Православного Церковного Собора в Ставрополе, подготовка которого началась в религиозно-просветительском отделе СГОР. Граф В.В. Мусин-Пушкин считал, что помимо борьбы с антихристианским духом большевизма Собор должен обратить внимание, что «нынешние вершители судеб мира» (а точнее, организатор февральской революции А. Мильнер) вновь передают Палестину «в руки неверных, а именно евреев» [«Юго-Восточный Русский Церковный Собор 1919 года» М.: Изд-во Новоспасского монастыря, 2018, с.9, 42, 66].

Анонимный русский либерал в брошюре для защиты евреев, называя их самыми твёрдыми приверженцами Антанты в партии к.-д., писал: «я помню огромный митинг в Москве, на котором тысячи евреев приветствовали английского генерального консула Локкарта, празднуя провозглашение Англией независимости Палестины» [Un Russe «Bolchevisme et judaïsme» Paris, 1919. P.19].

Отсутствие полных достоверных сведений о перевороте Мильнера и о предательской роли Антанты, повсеместной работе её агентов в пользу большевиков, приводило много контрреволюционно настроенных русских и к приветствиям, посылаемым союзникам, заявляющим о поддержке Белого Движения (большей частью, голословной). Однако предельно важно, совершенно разделяя большевизм и русских, одновременно и на Западе никогда не отождествлять революционные глобалистские политические элиты с каждой отдельной европейской нацией или народом США. Полезный пример отсутствия таких двойных стандартов показывал священник В. Востоков, на Соборе особенно активно изобличая февральскую революцию, обвиняя в её организации не иностранные государства в целом, а масонов и международное еврейство. Как постепенно выясняется, более чем обоснованно.

Бывший при Витте управляющим Дворянским и Крестьянским земельными банками В.В. Мусин-Пушкин входил в руководство СГОР, заметную активность в рамках организации вёл В.М. Скворцов, известный православный миссионер, стоявший во главе различных монархических организаций. По сведениям деникинского отдела пропаганды, СГОР, не афишируя этого, стремился к возрождению Монархии, его деятели придерживались антисемитских взглядов и обсуждали актуальность борьбы с масонством. Относительно взаимоотношений с Германией они разделяли позиции атамана Краснова. Тот же Н.Н. Чебышев, выражая несогласие с Деникиным, весьма симпатизировал гетману П.П. Скоропадскому и в июне 1918 г. вёл переговоры с немецким графом Альвенслебеном об объединении России. Националист Н.Н. Львов высказывал Владимиру Вернадскому антисемитские взгляды и осуждал предательство со стороны Антанты.

Граф П.М. Граббе, участник Собора, в 1917 г. отказался присягать Временному правительству. Как и многие белоэмигранты, погиб в советских концлагерях в 1945 г., когда красные оккупировали Восточную Европу. Гражданская война с победой 9 мая, вопреки лживой пропаганде большевиков, не закончится, а разгорится с небывалой силой.

Правый характер газеты «Великая Россия» выразился в том числе в критике партии к.-д. со стороны бывшего члена ЦК этой партии Н.Н. Львова за её прежнюю вреднейшую революционность. Критике подвергся и сам демократический, парламентский принцип партийности [П.Д. Долгоруков «Великая разруха» Мадрид, 1964, с.148].

Н.Н. Чебышев писал об этом же в «Великой России», показывая демократический лагерь настоящим врагом Белого Движения: «в такой момент, требующий сосредоточения всех усилий на фронте, кажутся странными все препирательства о конституционных гарантиях, об ответственности перед парламентом того или другого министра и о праве главнокомандующего приостанавливать постановления законодательного собрания, направленные во вред основной задаче, задаче обороны» [Л.А. Молчанов «Газетная пресса России в годы революции и Гражданской войны» М.: Издатпрофпресс, 2002, с.226].

Типичным примером такого глупейшего самоубийственного вредительства было предложение идейного демократа В.И. Вернадского в «Донской Речи» передавать всю власть на местах коллективам и устранять всякое вмешательство военной власти в управление. Хуже можно назвать только старания Вернадского добиться от правительства И.Л. Горемыкина амнистии революционерам в 1906 г. Такие либералы традиционно являются врагами России, а не большевизма, и всегда приносят русские национальные интересы в жертву демократическим идеалам.

Ненадёжный характер временных союзников Белого Движения из демократического лагеря показывает пример В.Г. Янчевецкого. Его пропагандистская газета «Родина» (именовавшаяся первоначально «Республиканец») вела при Колчаке агрессивные вредительские атаки на монархическую идею, подыгрывая тем самым революционным силам. Закономерным поэтому выглядит и его скорый переход уже в 1922 г. на работу в советскую газету «Власть труда» [И.В. Просветов «Десять жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин» М.: Центрполиграф, 2017, с.164].

К.-д. издавали при Деникине свою отдельную газету «Свободная Речь». М. Суворин, А. Ксюнин и А. Ренников в Ростове-на-Дону выпускали «Вечернее Время», газеты добровольческого отдела военной пропаганды, независимого от Освага [А.М. Ренников «Минувшие дни» Нью-Йорк, 1954, с.332].

Совместная борьба демократического лагеря с монархистами просматривается на примере их противостояния атаману Краснову в 1918 г.: «Сидорин принимает деятельное участие в интригах и работе против атамана. Для него все средства хороши. Объявив себя ярым демократом и эсером, при помощи Парамонова и Харламова, после ухода атамана, – Сидорин, – ввиду политических соображений кадетско-эсеровской камарильи, – назначается командиром донской армии» [Г. Рокотов «Казачья жизнь» // «Русское Дело» (София), 1922, 30 апреля, с.3].

Эсер Александр Агеев в газете, финансировавшейся чешским демократическим правительством, с одобрением писал про восстание против «монархического правительства ген. Краснова» в декабре 1918 г. в пользу большевиков [«Воля России» (Прага), 1922, №10, с.17].

Русские монархисты считали иначе: «с уверенностью можно сказать, что если бы деятельность атамана Краснова в принятом им направлении не была прервана, нам не пришлось бы эмигрировать в чужие земли» [«Царский Вестник» (Белград), 1936, 18 октября, с.3].

Правильно понять роль демократов в рядах Белого Движения можно, проведя сравнение с тем какую роль потом будет играть Власовское Движение при Германии. Временная общность целей антисоветской борьбы нисколько не отменяет самого ожесточённого политического противостояния между монархистами и демократами в 1917-1922. Аналогично с власовцами и нацистами в 1941-1945, ведение между ними острой идеологической борьбы знаменует радикальную разницу в планах на будущее России. Только монархисты в Белом Движении были основной, положительной силой, а демократы и интервенты вспомогательной третьеразрядной, причём вредительской. А русские противники сталинизма во Второй мировой войне, при их столь же положительном контрреволюционном значении, будут иметь за собой уже более скромные силы, при самом отрицательном господстве интервенции антимонархического нацизма.

Составитель собрания сочинений Ивана Ильина Ю.Т. Лисица в одном из томов обмолвился, будто С.С. Ольденбург сражался в рядах Белой Армии с большевиками. Явно это не точная интерпретация источников или неосторожная двусмысленность. Состояние здоровья и отсутствие воинской подготовки исключали возможность его участия в боевых действиях. Идеологическая схватка с красными, во всяком случае, началась и Сергей Ольденбург сознательно выбрал сторону ВСЮР.

Захват Киева войсками Деникина ослабил наступление белогвардейцев на главном московском направлении. Зато, хотя и ненадолго, но силы ВСЮР в Киеве уничтожили «многочисленные памятники Марксу, Энгельсу, Ленину и другим деятелям коммунизма. Исчезли разные большевистские объявления. На углах дежурили солдаты Добровольческой Армии. Везде царил полный порядок» [С.П. Тимошенко «Воспоминания» Париж, 1963, с.170].

Как можно убедиться, наблюдается полное отличие от того как в 2022 г. советские войска т. Путина всюду развешивают на Украине красные тряпки мировой революции, восстанавливают памятники Ленину и другим коммунистам, возвращают всё разнообразие сатанинской коммунистической символики. Чем большевики повсеместно заняты и в РФ.

Невозможность отождествления путинизма с Белым Движением максимально очевидна так раз на опыте всех кто такие фатальные оценочные ошибки совершал в ходе Украинской войны 2014 г.: «власть вернётся к криминальному олигархату, а комбриги и комбаты, ротные и взводные, ополченцы и наши добровольцы, искренние и светлые в своих помыслах, будут убиты или брошены в подвалы новой властью (новой ли?) лишь за то, что посмели осознать себя русскими!». «Их, строптивых и непонятливых, просто уничтожали» [С.А. Бережной «Тихая работа вежливых людей» М.: Вече, 2021, с.4, 235].

Такое положение русских националистов между петлюровцами и большевиками означает долг настоящего Белого Движения противостоять обеим преступным системам. Запредельно нелепо, например, со стороны окончательно шизанувшегося Олега Кашина, поддерживая доброе имя генерала П.Н. Краснова, одновременно компрометировать его одобрением действий современных петлюровцев – врагов русских националистов. Называть украинских сепаратистов-русофобов белогвардейцами – верх маразма. Что же до тех кто отождествляет Россию и СССР, то они в плане политической культуры скорее являются большевиками, чем русскими и тоже оказываются врагами России.

В.И. Вернадский ездил ходатайствовать перед командованием Деникина о сохранении учреждённой гетманом Скоропадским Украинской Академии Наук. В Особом Совещании М.В. Бернацкий отказал в её финансировании.

Известно, что в августе 1919 г. редакция переехала в Ростов-на-Дону, П.Б. Струве приехал в конце сентября 1919 г. возглавить «Великую Россию», сменив В.М. Левитского, бывшего главным редактором с мая в Екатеринодаре. Судя во всему, до переезда газеты из Екатеринодара С.С. Ольденбург ещё не числился среди её постоянных сотрудников [В.В. Черёмухин «1919-й. Информационная война на Юге России» Бук, 2020, с.52].

Свежеизданные воспоминания Валерия Левитского дают подробные представления о русском националистическом идейном направлении «Великой России». Осуждая парламентские безобразия Донского Круга и Кубанской Рады, Левитский противопоставляет им народные воспоминания о былом величии Монархии и почтении кубанских казаков к памяти Императора Николая II: «Эх, как бы теперь революцию замыслили… Мы бы им, чертям, глаза протёрли бы!». Из написанного им следует, что С.С. Ольденбург пришёл в газету одновременно с П.Б. Струве и был назначен секретарём редакции и «заведывающим иностранным отделом, до сих пор у нас сильно хромавшим» [В.М. Левитский «Борьба на Юге» М.: Фонд «Связь Эпох», 2019, с.115, 127].

Воспоминания Н.Н. Чебышева можно понять так, что когда он 26 августа 1919 г. приехал в Ростов-на-Дону, упомянутый им С.С. Ольденбург в редакции на Большой Садовой, в доме Русского Собрания, уже исполнял обязанности секретаря. «Газета оплачивала своих сотрудников так, что можно было сносно жить». «Наша постоянная группа сотрудников была немноголюдна. Я не помню серьёзного спора или разномыслия. П.Б. Струве проносился бурей по редакции и минут через двадцать исчезал» [«Возрождение», 1934, 22 января, с.2].

Обзоры иностранной печати и европейской политики останутся основным направлением публицистической работы С.С. Ольденбурга на все последующие годы.

30 августа А.А. Лампе, критически относившийся к способностям В.М. Левитского руководить газетой, в Ростове-на-Дону отметил полную смену состава сотрудников. «Старые только Львов, Зинаида и Кинг». В дневнике Лампе много острой критики кубанских демократов, с которыми боролась «Великая Россия». 1 сентября замечено ослабление СГОР, граф Уваров «приписывает это нежеланию Кривошеина вести дело». Справедливы соображения Лампе, что февральский переворот 1917 г. не мог быть вызван недостатком хлеба. «Конечно, все дело в инсценировке “народного восстания”». Упоминает он и опубликованные в другой ростовской газете «В Москву!» документы о финансировании Я. Шиффом и другими еврейскими банкирами революции 1917 г., считая их достоверными, но не проясняя их происхождение [А.А. Лампе «Мой дневник. 1919. Пути верных» М.: Вече, 2021].

Газета Н.П. Измайлова «В Москву!», по наблюдению Лампе, занимала гораздо более резкие антисемитские позиции, чем «Великая Россия». Американские материалы восходят к Б.Л. Бразолю, как и все основные версии о Я. Шиффе.

Б.Л. Бразоль довольно интересная фигура, в 1916 г. выпустил в Петрограде «Очерки по следственной части», которая высоко ценится в истории криминалистической науки: «оценивая значение работы Б.Л. Бразоля, не будет преувеличением заключить, что её роль в становлении отечественной криминалистики была весьма существенной, поскольку он впервые связал достижение успеха в расследовании с личными качествами следователя и владением им именно научными методами расследования» [Р.С. Белкин «История отечественной криминалистики» М.: Норма, 1999, с.17-18].

В книге, написанной на английском языке и в 1921 г. выпущенной в Лондоне, Бразоль делает несколько выпадов против Я. Шиффа и бесспорной его поддержки Японии во время войны с Российской Империей. Относительно причастности Шиффа к февральскому перевороту им приведён собственный доклад 15 февраля 1916 г. о революционном съезде в Нью-Йорке, который получил «секретные сведения из России от партии, указывающие, что момент весьма благоприятен, по окончании всех приготовлений, для взрыва революции». Относительно финансирования революции «постоянно упоминалось имя Якова Шиффа» [Б.Л. Бразоль «Мир на перепутье» Белград, 1922, с.57].

Хотя эти данные потенциально и могут указывать на значение денег Шиффа, никаких прямых указаний на действительную связь с событиями в Петрограде Бразоль не приводит. Более того, он подрывает доверие к себе, включая в схему мирового заговора с Шиффом, через немецких агентов, А.Д. Протопопова. Эта очень серьёзная ошибка рушит всю конспирологическую конструкцию Бразоля. Добивает концепцию Бразоля и его ссылка на фальшивые документы Сиссона. Соединение Шиффа с Германией получается сугубо теоретической, воображаемой искусственной составной схемой. С.С. Ольденбург в «Царствовании», упоминая легенды о Я. Шиффе в правых кругах белоэмигрантов, к сожалению, не дал требуемого полноценного разбора теории Бразоля, и многие монархисты в дальнейшем продолжали держаться её.

Интересный и явно более достоверный характер имеет опубликованный Бразолем доклад русского министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа 3 января 1906 г.: «в июне 1905 г. в Англии совершенно открыто соорганизовался англо-еврейский комитет для сбора денег с целью вооружения боевых дружин из русских евреев и что хорошо известный русофобский публицист Люсьен Вольф был председателем этого кабинета».

В случае подлинности доклада, он имеет большое значение для характеристики Л. Вольфа, позднее вынуждавшего английское правительство публиковать лживые заявления о непричастности евреев к убийству Царской Семьи, которые опровергал М.К. Дитерихс. Но Бразоль оказался не в состоянии дотянуть линию от 1905 г. до 1917 г. и проигнорировал дальнейшую деятельность Л. Вольфа. Бразоль справедливо критикует заигрывание Бьюкенена с партией к.-д. и Милюковым, называя такое поведение английского посла «изменнической игрой» и добавляя: «ходили настойчивые слухи, что вредоносная политика сэра Джорджа Бьюкенена встретила поддержку» А. Мильнера во время его приезда в Петроград. Обвинения Бразоля о связи Англии с февральским переворотом сформулированы справедливо, но слишком туманно: «тем или иным способом, сознательно или бессознательно, Англия способствовала своей моральной поддержкой делу внутреннего разрыва России и её двуличная, лицемерная роль по отношению к русскому Царскому Правительству дало громадный толчок к нелояльным, действительно изменническим поступкам лидеров революционного движения России».

Относительно слабая информированность Бразоля сводится к правильному осуждению общеизвестных связей Бьюкенена и Мильнера с оппозиционным думским блоком. Но ровно никакими сведениями о том кто и как организовал февральский переворот, Б. Бразоль не обладает. А. Мильнера он критикует только за разрушительную, по его мнению, политику в Египте. Ряд неточностей Бразоль допустил, излагая историю гражданской войны по материалам иностранной прессы, далёкой от подлинных событий.  По-видимому, к нему восходит и традиция преувеличивать значение посещения Зиновием Пешковым Сибири. Б.Л. Бразоля можно похвалить за усердие в отстаивании русских интересов, за бдительность и уместную подозрительность, но никакой фактической связи между переводчиком З. Пешковым и падением А.В. Колчака не обнаруживается.

Определённо можно утверждать насчёт поддержки большевиков А. Мильнером, который действовал в этом заодно с американскими агентами. Как вспоминал назначенный на смену Бьюкенену новый английский посол, в декабре 1917 г. «я выступил сторонником необходимости проложить мост к большевикам. Лорд Мильнер разделял многие из высказанных мною соображений».  «В заключение Мильнер сказал мне, что министерство убеждено в необходимости установить контакт с большевиками». Помимо А. Мильнера, просоветское влияние на Ллойд Джорджа оказал американский полковник У. Томпсон, активный сторонник красных [Р. Локкарт «Буря над Россией» // «Сегодня» (Рига), 1933, 29 ноября].

Там же Локкарт прямо опровергает дезинформацию, будто А. Мильнер при посещении Петрограда не предвидел февральскую революцию.

13 (26) декабря 1919 г. в Ростове-на-Дону В.И. Вернадский виделся с С.С. Ольденбургом в редакции «Великой России». Запись в дневнике: «внешний разговор. Серёжа похудел и побледнел». Между ними установились прохладные отношения.

8 января 1920 г. красные взяли Ростов-на-Дону, но 9 января на два дня белые отбили город обратно, позволив Ольденбургу и многим другим беженцам выбраться из него. Шесть дней он перебирался в Новороссийск по дезорганизованным железнодорожным путям.

17 января В.И. Вернадский записал рассказ графини С.В. Паниной про С.С. Ольденбурга: «очевидно, Струве его оставил. У него испанка. Госпиталь должны были переводить, но Струве сказал, чтобы Серёжу оставили – он возьмёт его с собой. Однако автомобиль, на который рассчитывал Струве, его надул и он бросил Серёжу на произвол судьбы, уехал один» [В.И. Вернадский «Дневники. Январь 1920 – март 1921» Киев: Наукова думка, 1997, с.16].

Эта запись, вероятно, путает с болезнью, иначе получается, что заражение испанским гриппом произошло ещё до тифа. По другим мемуарам, Струве в тот день не ожидал взятия города и до последних часов готовил номер газеты 27 декабря (8 января).

В конце февраля в Новороссийск пришли отступающие части ВСЮР, недовольные деникинским командованием и тыловым населением, пытаясь мобилизовать его против большевиков.

С.С. Ольденбург оставил об этом собственные воспоминания, не упоминая испанки: «Начало апреля 1920 г. навсегда останется в моей памяти, как своего рода переселение в потусторонний мир. События общего характера и тяжёлая болезнь (тоже характерный для этого периода тиф!) положили резкую грань между мартом и апрелем; а тут ещё припуталась перемена стиля (в районе Добровольческой армии сохранялся старый стиль). Последние дни перед болезнью были сплошной кошмарной суетой. Улицы были полны народу; перед разными бюро по эвакуации стояли длинные очереди. Газеты, одна за другой, переставали выходить за отъездом редакций».

«Доверие к власти совершенно исчезло. Ходили слухи о заговорах. Ожидали, что со дня на день генерал Деникин может оказаться убитым, и будет провозглашена диктатура – какая? чья? среди безнадёжного развала?» (похожее наблюдалось в Сибири в результате поражения Адмирала Колчака).

Заразившись тифом, Ольденбург 12 дней пролежал без сознания в лазарете.

Очнувшись, он узнал, что белогвардейцы уже отплыли на пароходах. Брошенные деникинцами казаки, которым не хватило мест, отступали вдоль берега к югу. Выписавшись, Ольденбург с приятелем-санитаром поселился у местной старушки. Жизнь при красных во всём отличалась от прежней России.

«Начались странные, ни с чем несравнимые дни. Казалось: мы умерли, и то, что происходит – это какая-то потусторонняя жизнь. Вся обстановка усиливала это впечатление».

«В одной витрине магазина выставлено много книг. Магазин заколочен, а витрина уцелела, одна из немногих. Объяснение простое: книги – товар непривлекательный для грабителя» (точно такое можно увидеть при вдохновляемых культурными марксистами леворадикальных расистских погромах в США 2020 г., когда в торговых центрах грабили всё кроме книжных).

Множество брошенных белыми лошадей погибали без хозяев и корма. Красные пропагандистские листки передавали искажённую информацию о контрреволюционном восстании Вольфганга Каппа, когда немецким монархистам на 13-17 марта удалось захватить Берлин и низвергнуть республику, но не получилось удержать власть под ударами крайне левых сил и их либеральных пособников.

«Будущее представлялось сплошной загадкой. Точно стоишь у самой грани облака на горном склоне, и видишь только белую, густую стену молочного тумана. Большевики одержали верх. Первый этап мировой революции завершается».

На праздник Пасхи Ольденбург вспомнил некогда впечатлившую его речь правого монархиста Георгия Шечкова о стремлении либералов приравнять язычество с христианством, добиваясь (безуспешно до февральской революции) в Г. Думе равенства вероисповеданий. «Как будто, действительно, настаёт волчий век; и я пью за то, чтобы мы сами, по крайней мере, оставались достойными той славной эпохи, в которую мы выросли!».

«Таким безнадёжным казалось тогда всё в мёртвом Новороссийске. Но жизнь оказалась сложнее всех предвидений» [С.С. Ольденбург «Вымерший Новороссийск (пятнадцать лет назад)» // «Возрождение» (Париж), 1935, 14 апреля, с.6].

Мемуаристы писали, что при эвакуации из Новороссийска белые не хотели пропускать вне очереди М.В. Родзянко, говоря о председателе Г. Думы: «благодаря этим господам мы сидим вот здесь нищими, вымаливая милостыню у англичан. Они в борьбе за власть разрушили Россию» [«Новая Россия» М.-Пг.: Изд. М.Д. Френкеля, 1922, №2, с.158]. Уже в ноябре 1921 г. М.В. Родзянко будет изгнан из Зарубежного Церковного Собора русскими монархистами [«Вестник РХД», 1974, №114, с.130].

Поддерживавший Белое Движение Г.А. Шечков в эти дни скрывался от красных в Одессе, где и скончался в июле 1920 г. от сердечного приступа. В Одессе под властью большевиков оказался и заболевший тифом И.Л. Солоневич.

Газета «Великая Россия» заняла в Крыму ведущие позиции. Н.Н. Чебышев и Н.Н. Львов поддерживали дружеские отношения с Врангелем. Мемуаристы вспоминают приподнятый оптимистичный тон их издания. Из правых монархических газет выходил также «Ялтинский Вечер» графа П.Н. Апраксина при участии И.Д. Сургучёва и «Царь-Колокол» Н.П. Измайлова.

В мае Сергей Сергеевич перебрался в Ростов-на-Дону, где наблюдалась более оживлённая торговля. Осваговские плакаты ВСЮР сменились красногвардейскими и расклеенными московскими газетами. «Тягостное впечатление произвело обращение ген. Брусилова», ранее отказавшегося переходить на сторону Белого Движения, а теперь прямо поддержавшего красных. «Дореволюционные военные заслуги совершенно исчезали перед этим фактом. Пожалуй, именно эти два воззвания – Ленина и Брусилова – создали некоторую ясность, уничтожили колебания: как ни относиться к полякам, нельзя быть заодно с большевиками».

Отступление поляков из Киева не вызвало сожалений у жителей Ростова, которые были разочарованы отсутствием у Польши намерений свергать большевиков повсюду, а не просто расширять свою территорию за счёт советской. «Они только о себе думали, до нас им дела не было – поделом им теперь!». «Таково было настроение, преобладавшее в обывательской среде» (ровно такого отношения заслуживает и современная западная русофобия “цивилизованного” мира в связи с Украинской войной 2022 г.).

Летом в Ростов-на-Дону приезжал Троцкий, красные перешли в наступление на Польшу. «Никогда интернационально-коммунистический характер советской власти не проявлялся с большей яркостью, чем в момент её успехов, во время польской войны» («Возрождение», 1935, 10 июня).

«Репрессии, постепенно, возрастая, приняли форму подлинного террора. Каждый день узнавали – такого-то больше нет, такой-то отправлен в Москву. Обыски производились обычно под утро. Дома оцепляли; и затем медленно, от этажа к этажу, обходили квартиры с обыском. Можно было лежать целые часы, дожидаясь, когда дойдут наконец и до твоей квартиры: уйти всё равно никакой возможности».

В.И. Вернадский эти месяцы не знал что с ним стало: «Серёжа неизвестно где, остался в Новороссийске» [«Минувшее», 1995, №18, с.384].

До 6 октября 1920 г. С.С. Ольденбург прожил в Ростове-на-Дону, после чего выехал в Москву, планируя через обход с севера присоединиться к Врангелю в Крыму. Других доступных путей не имелось. В Москве и Петрограде он провёл шесть недель. Хотя воспоминания написаны после смерти отца и уже не могли ему навредить, Ольденбург не даёт сведений о их встрече, кроме косвенного: «в некоторых кругах прямо сочувствовали большевикам в этом столкновении». «Казалось: люди здесь жили под глубокими сугробами снега, и давно утратили представление о живой жизни и борьбе».

Супруга С.С. Ольденбурга и двое их детей Зоя и Елена 23 февраля 1921 г. выехали с В.И. Вернадским в Петроград из Симферополя, спасаясь от красного террора в Крыму. В 1941-42 г. Вернадский часто вспоминал, что за ним и за семьёй С.С. Ольденбурга прислали санитарный поезд с одним мягким вагоном от Академии Наук через наркома Н.А. Семашко. А.Д. Ольденбург до этого жила «где-то в Крыму», работала учительницей сельской школы в Кореизе.Несомненно, для вызволения своих внучек задействовал связи академик С.Ф. Ольденбург.

Ирина Оболенская вспоминала, что в начале 1921 г. «от времени до времени на улицах Симферополя устраивались облавы». Разыскивали и преследовали лиц, связанных с Белым Движением [«Вестник РХД», 2000, №181, с.219].

В апреле 1921 г. в Симферополе «один наш медик профессор высчитал, что из 2500 калорий, необходимых человеку, мы сейчас имеем 800. Без страха смотреть в будущее могут только очень большие оптимисты» [Б.Д. Греков «Письма (1905-1952)» М.: Памятники исторической мысли, 2019, с.192-193].

С помощью проводника, в крестьянской одежде Сергей Сергеевич выбрался из-под красной оккупации через границу в Финляндию. Сообщавшая эти подробности об авантюрном нелегальном переходе дочь Зоя вспоминала, что в 1920 г. Ада считала расторгнутым их брак. Политические позиции у неё тоже расходились с С.С. Ольденбургом. Длящаяся размолвка побудила Аду остаться с дочерьми в Петрограде и устроиться сначала воспитателем в детской колонии «Красная новь», а затем учительницей математики в школе. В Российской Империи Ада закончила математическое отделение Высших женских курсов.

По воспоминаниям её родственницы Е.Б. Халезовой «Дорога длинною в жизнь», «Ада – обладала необыкновенными математическими способностями». «Только по злой иронии [?] судьбы она не стала выдающимся математиком» http://halezova.ru/ddvzh02.htm

Согласно воспоминаниям Н.П. Анциферова «Отец и сын Ольденбурги» (1957), не владеющий элегантными манерами, мешковатый, но «поражающий своей необычайной эрудицией» С.С. Ольденбург, будучи в Петрограде, дома у И.М. Гревса обвинял отца в порабощении РАН красными: «что можно сделать [вместе] с большевиками?», восхваляянепримиримость П.Б. Струве. «История продолжается. И только время покажет, кто был прав – Ленин или Струве».

Комментатор этих отрывков Б.С. Каганович затруднился определить, относится ли наблюдение их споров к 1918-му или 1920 г., хотя вполне понятно, что кратковременное сотрудничество в газете «Русская Свобода» и Лиге русской культуры ещё недостаточно тесно связало П.Б. Струве и С.С. Ольденбурга, сравнительно с боевой идеологической работой в белогвардейской «Великой России». Приводимые же доводы С.Ф. Ольденбурга о многочисленности поражений П.Б. Струве определённо указывают, что к ним уже причислены октябрь 1917 г., разгром ВСЮР Деникина и эвакуация Врангеля из Крыма. Следовательно, описанные сцены относятся ближе к концу 1920 г.

В книге воспоминаний ученика И.М. Гревса упомянуто очень сжато, с отсылкой к богословию: «детей мы порождаем, а не творим. Сын Ольденбурга и сын Вернадского не пошли по стопам отцов. При всей взаимной любви между отцами и детьми здесь вскрылась непримиримость их общественных позиций: молодой Ольденбург и молодой Вернадский оказались в эмиграции» [Н.П. Анциферов «Из дум о былом» М.: Культурная инициатива, 1992, с.174, 429-430].

Академик П.Б. Струве, с чьим именем связал свою участь С.С. Ольденбург, был заочно приговорён большевиками к расстрелу в августе 1920 г. по делу Тактического центра [Т.И. Ульянкина «Михаил Михайлович Новиков. 1876-1964» М.: Наука, 2015, с.94].

Сейчас можно определённо утверждать, что прав оказался именно П.Б. Струве. Экономический провал СССР произошёл вследствие непризнания Лениным силы критики марксизма со стороны Струве, который ещё в 1899 г. указывал на используемое капитализмом «безостановочное повышение производительности труда», которое Ленин подменял теорией классовой борьбы и утопией социализма [В.И. Ленин «Полное собрание сочинений» М.: Политиздат, 1979, Т.4, с.82].

В конце 1920 г. С.С. Ольденбург помимо осмотра Петрограда, о котором напишет вскоре несколько статей, заезжал и в Царское Село, где ему принадлежал до революции дом. Разрешения на такую поездку не требовалось. Получить билет было легко, но трудно втиснуться в вагон. Само название Царское Село запрещалось к употреблению, и звалось теперь Детское село Урицкого. Павловск переименовали в Слуцк по фамилии убитой под Пулково при наступлении генерала Краснова Берты Слуцкой (состояла в Бунде). «Приезжающему без “мандата” совершенно негде ни пообедать, ни купить хотя бы хлеба. Нет рынков, даже “летучих”, как в Петрограде». «В большинстве квартир живут не прежние их владельцы. Мебель объявлена принадлежащей Совету, мелкую недвижимость, по ордеру Совета, иногда возвращают, но обычно её уже не оказывается: наиболее частая отговорка при это – “здесь были белые и всё увезли”». По рассказам жителей, которые слышал С.С. Ольденбург, трёхдневное пребывание войск Юденича вызывало «самые сочувственные» отклики. «Все в один голос говорят, что при белых ничего не тронули» (эти воспоминания опубликованы в Финляндии 3 июля 1921 г.).

Определённо, С.С. Ольденбургу принадлежит подписанная С. серия статей «По Советской России. Москва». 1-я часть начинается так: «пять часов утра; свежая октябрьская ночь; через закоулки недостроенного вокзала выходим на Каланчевскую площадь». Типично для Сергея Сергеевича обильное использование разделительной точки с запятой. Октябрь – время его приезда в Москву из Ростова-на-Дону. Новые советские цены он сравнивает с октябрём 1918 г. – последним проведённым им полным месяцем при красных в Петрограде. Ольденбург перечисляет все запомнившиеся ему характерные черты нового быта [«Новая Русская Жизнь» (Гельсингфорс), 1921, 2 февраля, с.2].

В этой белогвардейской газете и её преемниках С.С. Ольденбург будет регулярно печататься далее под своим полным именем и анонимно.

Несколько сложнее точно определить принадлежность Ольденбургу статьи «Письмо беженца», датированной 20 января и подписанной явно вымышленным именем Белорадов. На него указывает введение: «прибыл я из Совдепии лишь недавно и поэтому ещё не привык и не освоился с той энергичной словесной борьбою, которую ведут наши общественные деятели», выступление против комитета Учредительного собрания, декларации которого произвели на автора тягостное впечатление. И визитная карточка, обилие точки с запятой: «чувствуют ли те, кто составляет эти декларации, как страдает и изнывает наша Родина; как каждый лишний год власти большевиков отбрасывает нас на десятки лет назад; как гибнет наша культура; как нависает над нами страшная угроза стать беспомощной, отсталой колонией Запада». Идеи, выраженные в этой статье, будут часто повторяться С.С. Ольденбургом как основные: «Большевизм силён своею волею и своей централизованностью; победить и раздавить его может только другая воля более сильная, одушевлённая любовью к Родине и пылающая её страданиями» («Н.Р.Ж.», 3 февраля).

Ольденбург сразу закрепился в качестве нового постоянного автора ежедневной газеты, располагая громкой фамилией, опытом работы в белогвардейской газете при П.Б. Струве, будучи ценным свидетелем о недавно виденном при красных и будучи способным формулировать актуальные национальные задачи. 4 февраля им опубликована под псевдонимом Русский передовая статья (датирована 27 января) «Вероятен ли “красный Наполеон”?»: «будущее нашей родины – загадочно для нас, как никогда». Возможность желаемого эмигрантами военного переворота против коммунистов С.С. Ольденбург упорно отрицал, начиная с этой статьи и в дальнейшем, в чём оказался прав (в авторстве здесь полная уверенность, т.к. позднее псевдоним Русский раскрыт).

По статьям С.Ф. Ольденбурга можно установить, что 6 февраля 1921 г. он располагался в Риге. С.Ф. Платонов, С.Ф. Ольденбург, О.А. Добиаш-Рождественская вошли в состав экспертной комиссии советской делегации, 18 марта заключившей в Риге мирный договор с Польшей.  Во главе делегации стоял П.Л. Войков [«Отечественная история», 1992, №3, с.108].

Зинаида Гиппиус 28 сентября 1921 г. называла перемирие ошибкой: «Польша была великолепным местом для дела. Но она, победив большевиков, осатанела от жадности и глупости, стала – заключать мир!». Потом З.Н. Гиппиус добавляла в переписке 4 ноября: «Европа делала всё, чтобы продержать большевиков», «Англия первая» [«Литературное Наследство» М.: ИМЛИ РАН, 2021, Т.106, Кн.2, с.357].

Комиссия по реализации Рижского договора работала до 1924 г.

9 февраля вышла 2-я часть рассказа С.С. Ольденбурга о Москве: «с Кремлём большевики расстанутся только в свой последний час», т.к. «здесь центр власти изолирован», чего нет в Петрограде. Никакое восстание невозможно. Монастыри все закрыты, зато есть театры.

Серия личных наблюдений продолжена 12 февраля «Деревня в Советской России. 1. Дон и Кубань» с подписью С. «Учитывая опасность со стороны Крыма, большевики всё лето 1920 г. были крайне осторожны со всякими реквизициями», опасаясь новых восстаний в пользу Врангеля. Ольденбург привёл по памяти запомнившиеся ему материалы советской прессы на Дону о принудительных пожертвованиях в пользу РККА. 15 февраля в «НРЖ» вышло продолжение про «Центр и север»: «советская власть деревне почти ничего не даёт; торговля убита и купить тоже ничего нельзя; в то же время советская власть берёт и деревни хлеб по твёрдым ценам, т.е. почти даром и производит частые мобилизации». И сразу про «Юго-запад и юг»: «очень развился на Украине антисемитизм, вообще возросший повсюду в Совдепии». Подтвердились прежние закономерности: где революция, там и еврейские погромы. 16 февраля в том же цикле «По Советской России» вышла статья С. «Николаевская железная дорога» — рассказ о приезде Ольденбурга в Петроград. В вагоне обсуждали, докуда дошли войска Юденича. В разговорах Ольденбург не заметил коммунистической идейности, только приспособление к оккупантам.

Весьма интересна и опубликованная 17 февраля 1921 г. в «НРЖ» рецензия С.С. Ольденбурга (псевдоним Русский) на английское издание «России во мгле» Г. Уэллса. Ольденбург хвалит первую часть книги с точным описанием разорённого Петрограда. Похвалу школьному преподаванию геометрии при красных Ольденбург отнёс к очевидным ошибкам Уэллса, т.к. он оценивает постановку образования, оставшуюся от Российской Империи. «Лица, видевшие г. Уэллса в Петрограде, утверждают, что он уехал менее “большевистски” настроенным, чем приехал» (Г. Уэллс встречался с С.Ф. Ольденбургом). Довольно остроумно у Сергей Сергеевича сравнение просоветской интеллигентской мифологии, оправдывающей террор чекистов и осуждающей Белое Движение как марионеточное, зависимое от иностранного капитала: «это, пожалуй, ещё более близоруко, чем объяснять весь большевизм германской или еврейской интригой!».

В Софии вышел перевод Н.С. Трубецкого, и в кн.III-IV «Русской Мысли» был напечатан критический отзыв К.И. Зайцева на это издание Уэллса.

20 февраля вышла статья «Где русские социалисты?». Там С.С. Ольденбург (Русский) умело расправляется с другим популярным левым интеллигентским мифом о результатах демократических выборов 1917 г. Голосования никогда не могут дать основания продолжительной легитимности власти. «Смена настроений шла так быстро, что никаких выводов из этих цифр сделать было нельзя. В июне Москва дала эсерам 375 000 голосов, а сентябре 75 000, в ноябре 50-60 000. В Петрограде количество голосов, поданных за эсеров, сократилось также по крайней мере вчетверо с мая по ноябрь 1917 г. если провинция, всегда на несколько месяцев отстававшая от столицы, в ноябре 1917 г. голосовала за эсеров – это вовсе не значит, что весною 1918 г. они ещё имели влияние! Голосование за эсеров всюду предшествовало успеху большевизма, было ступенью на пути его триумфального шествия по России».

Невозможно и бессмысленно поэтому противопоставлять социализм эсеров большевикам. Возникшая повсюду вражда к красным, обеспечившая успехи Белого Движения, естественно распространяется и на эсеров. «Вместе с коммунизмом падёт в России и социализм во всех его видах». Ссылаясь на свои наблюдения, Ольденбург показывает самую слабую роль эсеров в Белом Движении: «в большую полосу расстрелов в Ростове (июль-август 1920 г.), когда было расстреляно несколько сот человек, эсеров в их числе не было. Вовсе не потому, чтобы большевики их щадили. Нет: просто в данной местности эсеры не были представлены!». Контрреволюционные белогвардейские режимы, давшие эсерам «возможность выползти на свет Божий», они критиковали, вместо поддержки. Сильнейшим вредительством поэтому была политика стран Антанты, «пытавшихся освобождённым от большевиков областям навязать социалистические и полу-социалистические правительства и тем содействовавших идейному сумбуру и разложению тыла».

Впервые под полной подписью С.С. Ольденбурга вышла эмигрантская статья «9 (22) февраля 1918 года», посвящённая Первому Кубанскому походу Добровольческой армии, воспевающая имя Корнилова: «видя донскую смуту, вожди Добровольческой армии приняли историческое решение: оставить Ростов, уйти в степи и продолжать там борьбу – до погибели или до победы». «Добровольческая Армия – самая славная, самая героическая страница русской истории последних лет» [«НРЖ», 1921, 22 февраля, с.2].

С.С. Ольденбург указывал на малую известность в северных областях истории Ледяного похода. То же можно сказать и об апрельском донском восстании 1918 г. и борьбе атамана Краснова, о майской контрреволюции в Сибири. Вместе они составляют величие славы Белого Движения.

В газетном рекламном объявлении «НРЖ» от 3 марта 1921 г. имя С.С. Ольденбурга уже значится среди сотрудников журнала П.Б. Струве. Т.е., к этому времени он уже договорился о сотрудничестве в будущих номерах «Русской Мысли».

«Петроград – после двух лет» 4 марта из осторожности всё ещё подписан С. о сбывшемся желании вернуться домой, в «такой близкий – и такой недоступный город!». «Жуткое впечатление оставляют эти бесконечные ряды пустых витрин, окон с обивками бумаги, заколоченных досками или заделанных прутьями дверей». «Безлюдно». Ольденбург описывает, как изменились знакомые ему книжные магазины и редакции закрытых газет.

10 марта продолжено перечисление сохранившихся памятников и заметных изменений. Полностью исчезли кошки. «Собак очень мало. Обычно, невольно, при каждой прогулке по Петрограду считают – сколько собак случилось встретить». 16 марта Ольденбург больше говорит о бытовых условиях жизни и средствах существования в Петрограде при красных. 19 марта, в 4-й части про город, С.С. Ольденбург пишет: «поражает та забитость, запуганность, которые там господствуют. Люди боятся прочесть “белую” газету», «жгут письма, самые невинные, помеченные из-за границы или из “белых” мест». Это явно про поведение отца, но в Петрограде полный отказ «от всякого сопротивления большевикам», «самое безнадёжное настроение» распространено широко. Он отвергает оправдания Ольденбурга-ст. относительно связи большевизма с поддержкой науки: «если сравнить то, что в итоге сделано за три года советского владычества с нормальным научным годом – результат окажется уничтожающим для советского строя», несмотря на то что учёные старались продолжать свою обычную работу и при красных.

Работу в эмигрантской печати С.С. Ольденбург продолжил датированной 28 марта рецензией на первый выпуск «Русской Мысли» П.Б. Струве, назвав крушение Врангеля самыми тёмными днями для русских надежд. Ольденбург одобрил статьи Струве, признающие популярность Монархии в народе и интеллигенции, которую именно революция сделала монархической. Исторически ценным он признаёт дневник З.Н. Гиппиус о жизни при красных [«НРЖ», 1921, 14 апреля, с.2-3].

Далее С.С. Ольденбург предложил той же газете основные определения советской власти как не русской и не национальной. Большевизм не может быть побеждён без этого понимания. Смешивают их в интересах красных «не только иностранцы; в этом повинны и многие русские, в частности – те, которые провозглашают “недопустимость интервенции” и тем самым объявляют борьбу с большевизмом внутренним русским делом». «Наиболее последовательно этой точки зрения придерживался президент Вильсон». Для большевизма «нет России, Польши, Германии, Финляндии», «это временные формы, которые в любую минуту можно изменить до неузнаваемости, слить в одно и по-новому перекроить. Если бы интересы мировой революции потребовали перенесения центра Советской власти в Париж или Берлин – большевики сделали бы это с величайшей лёгкостью; Россия как таковая их не интересует». «Национальные интересы» в качестве разменной монеты «они умеют использовать в виде приманок для достижения тех или иных тактических выгод». Оккупировав Россию, красные вынужденно пользуются только её ресурсами, пока не могут, до расширения зоны контроля, обманывать другие страны о том, будто представляют их интересы. Большевизм «рассчитывает на опору внутри всякой страны» [Русский «Существо Советской власти и её задачи» // «НРЖ», 1921, 16 апреля, с.2-3].

Авторство С.С. Ольденбурга 6 июля 1921 г. в «Руле» раскрыл П.Б. Струве, назвав эту статью превосходной, указывая, что она полностью опровергает ложь сменовеховства и Н. Устрялова, который в декабре 1920 г. вошёл в переписку со Струве.

Получив возможность заявить о себе, С.С. Ольденбург обвинил в невыносимой фальши рассказы левой эмигрантской печати о происходящем при большевиках. Вступая в спор между П.Н. Милюковым и П.Б. Струве, Ольденбург заметил, что обсуждаемую РККА «мне приходилось видеть почти целый год», и он имеет все основание выступить против популярного советского и либерального мифа, будто народ был против Белого Движения, и насильственно мобилизованные чекистами крестьяне воевали «не только за страх, но и за совесть». Такое мнение настолько далеко от правды, «что трудно понять, как могла она быть написана в газете, не являющемся органом советской пропаганды». Наиболее стойкой частью РККА Ольденбург назвал интернационалистов: латышей, китайцев, финнов и пр. Имелось, естественно и подавляющее меньшинство идейных коммунистов разного происхождения. «За пределами этих “ударных” сил большевизма уже сразу начинается та подневольная масса, которую – по старому солдатскому выражению – “пригнали” на фронт; сдаётся тысячами при поражениях: даже за Крымский период в плен красноармейцев сдалось больше, чем, пожалуй, насчитывала воинов вся Добровольческая армия!».

Таким образом С.С. Ольденбург опровергал враждебную Белому Движению идеологию к.-д. «Последних Новостей» и эсеровской «Воли России», тоже постоянно писавшей о враждебности народа к контрреволюционному движению. В Ростове-на-Дону, Москве и Петрограде, где был С.С. Ольденбург, везде надеялись на успехи Врангеля, «затаив дыхание следили за его продвижением». Никого не интересовала политическая программа Врангеля и состав его правительства, беспокоились только о том, «сколько у него войска», хватит ли для серьёзного продвижения. «Чтобы разрубить стальную сеть, опутавшую Россию, нужен меч – и острый меч. Она не рассыплется от заклинаний политических знахарей» (27 апреля) [С.С. Ольденбург «Здесь и там» // «Руль» (Берлин), 1921, 4 мая, с.2].

Практически так же рассуждали и другие русские монархисты, писавшие, что ситуация в Крыму исключала «самую мысль о политической окраске» правительства Врангеля. Если у Деникина можно увидеть «неудачный политический курс, то у бар. Врангеля было слишком мало выбора, чтобы привлекать к государственной работе одних несомненных демократов и отталкивать монархистов или наоборот». Поражение Белого Движения такие монархисты правильно определяли как следствие численно-военного (т.е. насильственно-мобилизованного), а не идейно-политического преобладания большевиков. Принятие демократических программ хода сражений на фронтах нисколько не изменило бы. Зато парламентская керенщина «“кругов” и “рад”», боровшаяся с монархистами, только разлагала тыл Краснова, Деникина, Колчака. При Врангеле её не было заметно «до середины лета» [Г.В. Немирович-Данченко «В Крыму при Врангеле. Факты и итоги» Берлин, 1922, с.5-6, 8].

С.М. Ростовцева 15 мая 1921 г. писала эмигранту Н.П. Кондакову, с неточностью о семье: «сын Ольденбурга бежал с семьёй в Финляндию, оставил отца и тем, кажется, причинил ему большое горе» [«Скифский роман» М.: РОССПЭН, 1997, с.448].

Сын историка Н.П. Кондакова Сергей тоже в 1921 г. пешком бежал через границу от большевиков и в эмиграции всю свою жизнь оставался убеждённым монархистом.

С.С. Ольденбург сходу уловил, что левые эмигрантские партии, враждебные монархистам, являются пособниками большевиков, что в дальнейшем будет постоянно подтверждаться на новых примерах. Выступление против «Последних Новостей» и всего идейного направления П.Н. Милюкова вызвало ответное недовольство и приходилось давать отпор попыткам опровержений.

«Утверждаю на основании всего что видел и слышал за эти годы: никаких резких перемен в Советской жизни не происходит. Подъяремное томление гнетёт именно своим однообразием. То же подавленное полуголодное состояние, то же незнание друг о друге (Юга о Севере, Севера о Юге, – и даже Петрограда о Москве), та же вспыхивающая временами вера в то, что “кто-то придёт и спасёт”, — те же сменяющие веру приливы безнадёжности, та же вечная унизительная охота за лишним пайком, всё это было уже в 1918 году, всё это было в начале зимы 1920-1921 года, и – «Последние Новости» не убедят меня в противником, — всё это есть весной 1921 года». Священные для февралистов завоевания революции дали «только голод, холод и невероятный небывалый полицейский гнёт, – вмешательство в частную жизнь, доходящее буквально до вырывания куска изо рта». «В советской области “каются” скорее социалисты, чем монархисты; уверенность в том, что в России будет монархия, широко распространена – и не только среди её сторонников». В отличие от поборников Учредительного собрания, монархисты в Добровольской Армии продержались дольше всех в боях с красными, не перебегая на сторону большевиков, как В. Чернов. По прямым наблюдениям Ольденбурга в Ростове-на-Дону, всю весну и лето 1920 г. население Юга ждало возвращения П.Н. Врангеля, что опровергает левую пропаганду о том, будто Белое Движение не было востребовано в народе. «Перемена настроения была крутой и всеобщей. Большевиков узнали – и возненавидели». На эмигрантах лежит задача «разрабатывать идеологию» и не прекращать борьбу с большевизмом [С.С. Ольденбург «Долг перед Россией» // «Руль», 1921, 21 мая, с.1-2].

29 мая 1921 г. М. Горький писал Ленину и Луначарскому, что чекисты произвели обыски у С.Ф. Ольденбурга. Наверняка это прямое следствие выступлений его сына в эмигрантской прессе. Горький в это время собирался включить его вместе с масоном Некрасовым в организуемый им пропагандистский Комитет помощи голодающим, главным образом для обмана Европы и США.

6 июня 1921 г. на Русском национальном съезде в Париже С.С. Ольденбург рассказывал свои личные впечатления о большевицком деспотизме, а затем нарисовал последствия для России нескольких лет революции, читая доклад об экономической положении. Ольденбург упомянул о полной беспомощности интеллигенции и её зависимости от советской власти. Быт крестьян ухудшился, и восстание в Кронштадте, по сведениям Ольденбурга, вызвано возвращением из отпусков матросов, ознакомившихся с жизнью деревень. В №327 «Общего Дела» к тексту доклада Ольденбурга прилагается его рисованный портрет. 16 июня этот доклад опубликован и в «НРЖ».

Попытка объединения эмиграции на этом съезде была заведомо неудачной из-за совершенно не подходящей фигуры организатора – В.Л. Бурцева. Несмотря на его оборонческую позицию с 1914 г., ярый антибольшевизм, активную поддержку Адмирала Колчака, Бурцев продолжал придерживаться революционных взглядов, и его газета «Общее Дело» производила довольно неприятное впечатление. Монархисты считали, что связь с Бурцевым компрометирует Врангеля. Что можно сказать и про демократический «Руль», который брал за идеологический образец сочинения американского еврея Г. Бернштейна, известного автора исторических фальсификаций, специализировавшегося на дискредитации Царской Семьи и Российской Империи. «Руль» 18 июня 1921 г. в передовую статью вынес отождествление Г. Бернштейном Русского Самодержавия и коммунистического интернационала.

Собравшийся с 5 июня по 12 июня съезд избрал Русский Национальный Комитет из 74 человек во главе с А.В. Карташевым, который также не символизировал последовательные правые настроения подавляющей массы белоэмигрантов. Подстраиваясь под пропаганду республиканцев, Карташев приравнивал чекистов слева – к правым “чекистам”, в связи с чем монархисты рекомендовали ему отправиться к большевикам и сравнить с прежним опытом в Российской Империи, действительно ли чекисты и жандармы два сапога пара.

З.Н. Гиппиус осталась недовольна съездом: «такие ошибки наворочены, что за голову хвататься!». Не понятно только, что именно ей не понравилось, но к её удивлению, А.В. Карташев превратился в русского националиста, каким прежде не был.

Заявляя в статье «Наше лицо» идеи Комитета, избранного на съезде Русского Национального Союза, А.В. Карташев решил, будто государственный национализм ими ставится выше партийного деления на монархию и республику. Тем самым Карташев проигнорировал фактическое культурное содержание русского национализма, его ценности заменил на абстрактно внежизненный этатизм в интересах фактических врагов национализма. С таким подходом никакого общенационального собирательства, голословно противопоставляемого кружкам и сословиям, добиться было невозможно. Программа РНК оказывалась мелко-партийной, а не национальной.

Генеральный секретарь РНК Юлий Семёнов в заслугу Комитету ставил работу с европейскими властями, решение вопроса о возможности получения образования русской молодёжью. По этому делу он ездил в Лондон. Ю.Ф. Семёнов (1873-1947) — будущий редактор газеты «Возрождение», с которым будет тесно сотрудничать С.С. Ольденбург. Ю.Ф. Семёнов в Российской Империи был близок к С.Ф. Ольденбургу и В.И. Вернадскому, в начале 1920-х он продолжал числиться в партии к.-д. и через РНК пытался повлиять на группу к.-д., которая не пошла за Милюковым в РДО, в сторону сотрудничества с монархистами, дабы “переиграть” их. РНК был основной сферой приложения сил Ю.Ф. Семёнова. Прошлое партии к.-д. затем будет компрометировать его во главе русской национальной газеты в Париже. Но значительный уход направо заслуживает одобрения.

По сообщениям наблюдателей, на Съезде «кисло и нехотя» слушали «баяна свободы», к.-д. Ф. Родичева, «жиденько аплодируют даже Гучкову, Струве, Набокову… И посмотрите, с каким громом аплодисментов встречается случайный рассказ Ольденбурга о том, что большинство крестьян мечтает о возвращении к довоенному строю (так ли это в действительности?); посмотрите, как неистовствует зала Мажестика от удовольствия – в публике много дам! – когда случайный оратор с значительнейшим ударением говорит, что «мы должны уметь любить, мы должны и уметь ненавидеть», — что в решении окраинных вопросов мы не должны забыть ни суверенитета Великой России, ни её насущных потребностей» [Макс Ар. Р. «Русские съезды» // «Сегодня» (Рига), 1921, 15 июня, с.2].

«Руль» относительно 6 июня передавал выступление С.С. Ольденбурга направленное против «партийных разногласий» и за свержение большевиков «каким бы то ни было способом». Согласно «НРЖ», вечером 8 июня Ольденбург читал доклад о значении Торгово-промышленного съезда в Париже, прошедшего прямо перед текущим съездом с участием П.Б. Струве (можно подозревать что Ольденбург на нём присутствовал).

В выступлениях за 8 июня Ольденбург не признавал отделения окраин Российской Империи. «Расчленение России не признано русскими. Излишне выносить резолюции, говорящие о любви или ненависти к окраинам. Незачем также провозглашать неприкосновенность России, являющуюся для русских бесспорной».

9 июня, согласно корреспонденту «Руля», «Ольденбург высказал мнение, что после установления новой власти, не нужно будет искать непосредственных симпатий населения; нужно дать ему порядок, а потом свободы. Новой власти придётся бороться с местными волнениями, с чёрной сотней, погромщиками и большевиками. Она будет вынуждена предпринимать много военных экспедиций. Ей понадобится содействие всех интеллигентных сил, не исключая правых». Под “чёрной сотней” в данном случае явно подразумеваются не правые монархические организации, на поддержке которых С.С. Ольденбург предлагает основывать новый режим, а анархические еврейские погромы и уголовную преступность в целом, которая в Российской Империи и при Белом Движении была врагом правопорядка. Понятно, что контрреволюционное подавление погромов не основывается на симпатиях преступников, как и в целом победа в гражданской войне – это результат фактической силы, а не пропаганды. Одолеть революцию, как следует из мысли Ольденбурга, можно следуя правым политическим принципам, а не возвещением всевозможных “свобод”.

Большевики приводили в такой форме цитаты из выступления С.С. Ольденбурга на съезде: «Русское общество не должно рассчитывать на свободу, когда Россия восстановится. Ещё, может быть, будет дана та доза свободы, которая была при Александре III, но речи не может быть о свободе, которой оно пользовалось в довоенное время» [Н. Мещеряков «Распад» // «Красная новь» (1922), №1 (5), с.236].

Либеральная газета «Сегодня» 19 июня опубликовала свою корреспонденцию о работе съезда, где снова отмечен успех у публики: «г-н Ольденбург рисует детально разработанный план тех мер, к каким должна будет прибегнуть будущая российская власть. При этом он исходит из положения, что не на сочувствии населения можно основать власть в России. Придётся прибегать к военным экспедициям, поддерживать сношения с крайними правыми, опираться на армию из своих сторонников и добровольцев и т.д. Публика довольна и аплодирует всем этим заявлениям».

9 июня С.С. Ольденбург участвовал в прениях по докладу В.Д. Набокова, придерживаясь мнения, что большевизм может быть свергнут только военной силой, а не через его “эволюцию” (будущий распад СССР явно связан с деградацией, а не эволюцией). 12 июня на съезде замечены выступления писателей И.А. Бунина и А.И. Куприна.

В газету «Новая Русская Жизнь» С.С. Ольденбург прислал статью «Книжный рынок Советской России» (опубл. 12 июня, подп. С.) о «Книжной Летописи», доведённой пока до середины 1919 г.: больше половины из нескольких тысяч наименований заняли листовки и воззвания, которые до красных не регистрировались Книжной Палатой. Изданы социалистические книги и в основном переводные «Всемирной Литературы» Горького. «Новых оригинальных беллетристических произведений не выходило, если не считать двух-трёх романов».

«Руль» 22 июня в анонимной передовой о тактике Милюкова дал отсылку на произнесённые Ольденбургом речи: «такой борьбы будем мы свидетелями, если – по выражению С.С. Ольденбурга – фильм развернётся в обратном направлении и за периодом большевизма придёт период обновлённой керенщины, под эгидой “умеренных” социалистов и их новых друзей. Нужны ли России эти новые испытания?».

Как видно, считая С.С. Ольденбурга своим автором, враждебный Рейхенгалльскому съезду «Руль» пока ещё смутно ориентируется на знаменитую фамилию сына академика из партии к.-д. и не вполне представляет с кем имеет дело. Открытое сотрудничество Ольденбурга с Высшим Монархическим Советом вскоре положит конец такой поддержке со стороны И.В. Гессена.

На собрании бюро Национального Комитета в присутствии Бубликова, Гучкова, Карташева 14 июля 1921 г. откровенные монархические взгляды высказывали П.Б. Струве и, особенно явно, С.С. Ольденбург. Еврейский активист и масон Г.Б. Слиозберг был настолько возмущён последним, что заявил: «г. Ольденбург распоясался политически» [Н.В. Савич «После исхода. Парижский дневник. 1921-1923» М.: Русский путь, 2008, с.93, 123].

В списке руководства РНК С.С. Ольденбург входил в бюро Комитета из 12 человек, включая Слиозберга, Пасманика, Гучкова, Кульмана, Тесленко и др. Над ними стояла пятёрка заместителей председателя: В.Л. Бурцев, П.Б. Струве, Е.П. Ковалевский, В.Д. Набоков, М.М. Фёдоров [«Общее Дело» (Париж), 1921, 5 июля, №354].

Очевидно, что в РНК преобладали левые и правые либералы и практически не представлены монархисты, кроме нескольких умеренных. В статье «Разочарованный “разъединитель”» «Возрождение» через несколько лет напоминало, что на этот съезд усердно звали П.Н. Милюкова, который приглашения В.Д. Набокова отверг, зато совсем не позвали правых монархистов. Такой съезд, следовательно, никого не мог объединить и мало кого представлял.

По докладу А.В. Карташева съезд принял резолюцию с предрешением государственного строя будущей России, который, «полностью осуществляя идею конституционной демократии», основывался бы на всеобщем избирательном праве и полной свободе всего и вся. Ни в каком из докладов С.С. Ольденбурга не содержалось такого неуместного вздора.

В одной из эмигрантских брошюр критически охарактеризован т.н. Национальный Комитет как бессильное творение антирусской интеллигенции, для которой «монархисты и большевики оказались одинаково страшными» [«К Русской Молодёжи» Париж, 1925, с.5].

П.Б. Струве ещё в январе 1920 г. на станции Тихорецкой высказал убеждение в необходимости открытого провозглашения монархического лозунга, который разделяло «большинство» в Добровольческой Армии. Деникин, служивший тому главным препятствием во ВСЮР, высказал тогда удивление отказу Струве от взглядов партии к.-д. и радикально революционного «Освобождения». Тогда даже В.Л. Бурцев допустил, что спасение России может заключаться в установлении конституционной монархии.

Таким образом, несмотря на революционное прошлое Бурцева, поддержка им Белого Движения делала возможным сотрудничество с ним.

Монархическое объединение в Германии с Е.А. Ефимовским «всецело» поддержало постановления съезда в Рейхенгалле [«Новое Время» (Белград), 1921, 21 июля, №71, с.2].

В Берлине председателем совета монархического объединения 7 марта 1921 г. был избран князь В.М. Волконский, бывший зам. МВД в 1915-1916 г. заметными фигурами среди русских монархистов в Берлине показали себя жандармский генерал А.В. Герасимов, октябрист Ф.В. Шлиппе, писатель И.А. Родионов, М.А. Таубе, А.А. Римский-Корсаков.

В монархической печати появлялось письмо Наживина с утверждением, что различные русские сословия не были представлены в Рейхенгалле достаточно полно, будто бы преобладала знать, дворяне и сановники. «Только та Россия будет сильна и долговечна, которая станет на гранитном основании крестьянства». Наряду с едва ли уместным противопоставлением дворянства и крестьянства, имеющих общие монархические интересы, автор письма счёл неуместными старания съезда «реабилитировать наше ближайшее прошлое и его деятелей и героев», якобы монархисты взяли слишком пышное идеологическое романтическое направление и недостаточно практическое [Рейхенхаллец «Письмо в редакцию» // «Детинец» Берлин, 1922, Сб.1, с.203].

После того как революция 1917 г. смогла победить только за счёт распространения лжи о русских монархистах и Царской Семье, естественно, что первейшей задачей самосознания было очистить клевету с подлинных героев Российской Империи. Недовольство этим сторонника неких левых течений монархической мысли лишний раз подтверждает необходимость брать правое, а не левое идеологическое направление, что не может быть никакой левой монархии, левого национализма или левого православия.

Вместе с тем, письмо справедливо предупреждало об опасности будущих расколов вокруг определения престолонаследника.

В июне 1921 г. И.Ф. Наживин в письме Бунину ругал Бурцева за демократизм и противопоставлял РНК – Рейхенгалль, где «немало умных людей», к которым относил Н.Е. Маркова и израненного в боях с красными князя А.П. Ливена. Доклад Наживина в Рейхенгалле ВМС распространял как открытое письмо А.В. Карташеву.

Организаторы Рейхенгалльского съезда опубликовали выступление на нём Н.Е. Маркова при открытии 29 мая, содержащее справедливые упрёки части представителей Белого Движения, которые недостаточно ясно размежевались с февралистами, рассчитывая за счёт них усилить антисоветский фронт, но вместо того подрывали собственное положение сохранением губительных завоеваний революции. Монархисты имели основания говорить, что более последовательно представляют контрреволюционную идею. При этом высказывания Н.Е. Маркова носили чрезмерно критический характер, не признавая в полной мере положительные заслуги Белого Движения. Что вполне объясняется разочарованием в постигнутой неудаче [«Двуглавый Орёл» (Берлин), 1921, 28 июня, Вып.10, с.3].

На страницах монархического журнала также появились обвинения посла Бьюкенена в подготовке февральского переворота и гибели России.

По другим газетным сообщениям, в Рейхенгалле обсуждался вопрос о создании монархической газеты и того, насколько правого направления она будет придерживаться. Поскольку ВМС не располагал крупными денежными средствами, им так и не удалось наладить выпуск собственной газеты, где С.С. Ольденбург стал бы важнейшим сотрудником.

Левые американские историки, обвиняющие белоэмигрантов в антисоветских убеждениях и предпочитающие монархистам филосемитизм большевизма, вопреки либеральным фантазиям о какой-то значительной взаимосвязи немецкого общества Ауфбау с русскими монархистами, фактически признают, что после того как Ауфбау помогло организовать Рейхенгалльский съезд, выбранный на нём Высший Монархический Совет Н.Е. Маркова поддержал Великого Князя Николая Николаевича, в то время как уже в первой половине 1921 г. руководитель Ауфбау Шойбнер-Рихтер пытался подвести белоэмигрантов под руководство Великого Князя Кирилла Владимировича.

В Германии, незадолго до переезда в Париж, по весьма интересной информации, генерал Краснов часто встречался с представителями немецкого прокирилловского общества Ауфбау, но не поддерживал ни Николая Николаевича, ни Кирилла Владимировича, отстаивая права Дмитрия Павловича [Michael Kellogg «The Russian Roots of Nazism. White Emigres and the Making of National Socialism, 1917–1945» Cambridge University Press, 2005. P.14, 187].

Таким образом, вместо воображаемых либералами русских корней нацизма, мы каждый раз обнаруживаем принципиальные расхождения между монархистами и национал-социалистами. Как пишет Майкл Келлог, Ауфбау вело «ожесточённо непримиримую борьбу с Высшим Монархическим Советом». П.Н. Шабельский-Борк и С.В. Таборицкий, о связи которых с национал-социалистами постоянно пишут либеральные историки, не имели никакого отношения к ВМС, под руководством которого состояло 85 монархических организаций. Столь же феноменально абсурден поиск такими западными русофобами истоков нацизма у А. Шопенгауэра. Враги русского национализма одновременно противники и всех национальных культур, хоть немецкой, хоть американской, хоть французской.

Обыкновенную для американца Ричарда Пайпса историческую некомпетентность показывает его утверждение, будто съезд в Рейхенгалле провёл некий «Временный» монархический союз, учреждённый В.К. Кириллом Владимировичем. Такие дикости насчёт русских монархистов регулярно встречаются в биографии П.Б. Струве, написанной Пайпсом. Невозможно перечислять все такого же качества блестящие открытия Пайпса. К примеру, будто бы в 1920-21 г. при большевиках «террор прекратился» и всё нормализовалось.

Что же до отношений «Ауфбау» с кириллистами Ф. Винбергом, К. Сахаровым, В. Бискупским и др., то убитый во время путча ноября 1923 г. монархист Шойбнер-Рихтер определённо придерживался идеи русско-немецкого союза, что прямо опровергает ложные нацистские расовые теории. В марте 1922 г. полковник Винберг объяснял мюнхенской полиции, что их литературная работа направлена к сближению «монархической России с Германией», что в корне противоречит сугубо негативным нацистским принципам НСДАП. Все претензии, следовательно, нужно предъявлять тем нацистским идеологам, которые положительных идей русских монархистов категорически не разделяли.

Г.В. Немирович-Данченко в своей книге, неодобрительно упоминающей убийство В.Д. Набокова, разъясняет, что отношения с бывшим консулом в Эрзеруме М.Ф. Шойбнер-Рихтером возникли после приезда его в Крым к генералу Врангелю. Русские поддерживали с ним связь как с представителем неправительственных немецких национальных кругов, заинтересованных в поддержке Белого Движения. Графа де Мартеля, приезжавшего от правительства Франции Г.В. Немирович-Данченко характеризует совсем иначе, как «масонско-республиканского генерала», «испытанного предателя русских национальных интересов».

Н.Е. Марков исключил присутствие на съезде украинских сепаратистов и полковника Бермонт-Авалова за его предательство Северо-Западной Армии Юденича. Генерал П.Н. Краснов, по данным французской разведки, был выдвинут координатором всех военных белоэмигрантов в Германии и возглавлял военную секцию конспиративной монархической организации Союз Верных. Это назначение Краснова М. Келлог называет победой Н.Е. Маркова на Рейхенгалльском съезде.

Подразумевается, что Краснов выбрал сторону Высшего Монархического Совет и не пошёл в прямое подчинение генералу Врангелю, хотя и приветствовал его в переписке как выдающегося лидера Белого Движения. Союз Верных был создан в 1919 г. в Ревеле Н.Е. Марковым и затем продолжал существовать как часть ВМС. По чекистским сведениям, эта тайная организация пополнялась в эмиграции за счёт молодёжи.

Более определённо можно говорить, что генерал Краснов организовал в Берлине совещания русского белого офицерства, куда не были приглашены сторонники П. Авалова и С. Балаховича. Там были поставлены задачи объединения и готовности к возобновлению контрреволюционного движения [«Свобода» (Варшава), 1921, 4 февраля, с.3].

М. Келлог считает, что Н.Е. Марков рассчитывал на поддержку русских монархистов со стороны Франции и потому отверг немецкую ориентацию. Однако практически невероятно, чтобы Высший Монархический Совет имел какие-либо основания рассчитывать на содействие французского правительства. В дневнике Н.В. Савича подтверждается только наличие не подтверждённых слухов о намерении властей в Париже при разрыве с большевиками действовать через Народно-Монархический Союз.

Ввиду распространения ложных слухов об этом, Н.Е. Марков опубликовал прямое опровержение: «никогда и никому публично, ни в частных разговорах я не сообщал, будто влиятельные французские круги не только приветствуют выступления русских монархистов, но ещё и обещают оказать этому движению всевозможное содействие. О таковых приветствиях и обещаниях французских или каких иных иностранных кругов, к сожалению, мне ничего неизвестно» [«Руль» (Берлин), 1922, 21 декабря, с.5].

Кроме обыкновенного разрешения французскими властями проведения парижского съезда монархистов, А. Филиппов ничего не смог противопоставить этому опровержению. Но и в последующие месяцы «Руль» не изменил своей либеральной конспирологической фантазии и продолжил высматривать на страницах еженедельника ВМС намёки, будто правительство Франции готовит крестовый поход против большевиков, отказываясь признавать, что постепенный перенос центра эмиграции в Париж связан с разворачивающейся экономической катастрофой в Германии, а не с вымышленными планами нападения на СССР.

Ещё 8 апреля 1922 г. в «Сегодня» сообщали, что второй съезд Н.Е. Марков хотел провести в Германии, но «баварские монархические круги» отклонили его прошение о субсидии и ответили что считают «нежелательным» проведение съезда в Германии. Именно с этим связано проведение летних собраний в Венгрии, а потом во Франции. В ноябре 1921 г. появлялась новость о назначении представителем ВМС в Венгрии князя Д.П. Голицына-Муравлина, который, однако, окажется на стороне кириллистов.

В журнале Высшего Монархического Совета специально для выискивателей тайных знаков С.С. Ольденбург (Великоросс) в апреле 1922 г. прямо писал про «масонское правительство Франции» и такую же тамошнюю демократическую прессу. В мае 1921 г. в Константинополе французская контрразведка и военная полиция преследовало Бюро Русской Печати Н.Н. Чебышева и еженедельник «Зарницы», где печатались многие русские монархисты. Французских демократов особенно интересовала критика в адрес П.Н. Милюкова, которого они брали под защиту.

В эмигрантской печати появлялись другие объяснения разрыва ВМС с Шойбнер-Рихтером. Будто бы какой-то представитель еврейского банкирского дома Гинцбургов, прибывший из Владивостока, через адмирала Смирнова предоставил ВМС источники финансирования и тем самым обеспечил независимость от немцев. Сами публикаторы в Болгарии называли такие слухи из Берлина забавными и определяли их достоверность характерным выражением: «Аллах ведает» [«Русское Дело» (София), 1922, 9 мая, с.2].

Скорее всего, ВМС располагал поддержкой лишь отдельных русских благотворителей, каким был Б.Г. Кеппен. Появлялись сообщения и о переводе Н.Е. Маркову 3 млн. немецких марок из Копенгагена на поддержку монархических организаций при условии разрыва союза с Германией [«Время» (Берлин), 1921, 12 декабря, с.2].

Ввиду известных её убеждений, Императрица Мария Фёдоровна могла пытаться влиять на монархистов в антинемецком направлении.

Во Вдовствующей Императрице видели «источник материальных средств для всего монархического лагеря» [В. Белов «Белое похмелье» М.-Пг.: Госиздат, 1923, с.93].

В 1928 г. Иоселлиани рассказывал относительно источников средств, будто помимо денег от Императрицы Марии Фёдоровны, Г. Форд давал ВМС какие-то средства на издание небольших антисемитских брошюр (скорее всего он имеет ввиду немецкие издания Ф. Винберга и т.п., а не ВМС). Это весьма сомнительный свидетель, утверждавший, будто БРП организовал А.И. Гучков, а А.П. Кутепов управлял военными делами ВМС. Он же уверял, будто эсеры могли состоять в Союзе Верных Н.Е. Маркова, а ВМС якобы получил субсидии от организации Хитлера – тут снова нелепая путаница с кириллистами, либо упоминается Ауфбау и созыв Рейхенгалльского съезда. Материалы советской разведки забиты такого рода дезинформационным мусором, издаваемым чекистами в сборниках «Русская военная эмиграция», надо полагать, ради собственной дискредитации.

В США Б. Бразоль, чьё имя связывали с Г. Фордом, поддерживал кандидатуру Великого Князя Кирилла Владимировича. Об этом прямо писал «Еженедельник» ВМС за январь 1925 г., рассказывая о поездке Виктории Фёдоровны в США.

П.Б. Струве сразу привлёк Сергея Сергеевича к работе в своём журнале и тот дал общий очерк положения советских дел вскоре после поражения Белых Армий, не сумевших добиться спасения России. Ольденбург получил возможность изложить свои свежие впечатления: «зимою 1917-18 года сочувствие большевикам было разлито повсюду. Зимою 1920-21 года коммунистическая партия была окружена сплошною стеной враждебности, и уверенность в том, что рано или поздно большевистская власть падёт, — обща всем слоям населения России» [«Русская Мысль» (София), 1921, Кн.V-VII, с.226].

На более точных примерах Ольденбург изложил суть падения промышленного производства, продовольственного кризиса и внутрипартийных споров: Троцкого и Ленина со Шляпниковым по профсоюзам. Разговоры о массовом уходе матросов из компартии Ольденбург тоже мог слышать лично осенью 1920 г. и увидеть потом связь с Кронштадтским мятежом марта 1921 г.

«В Финляндии приходилось слышать горькие упрёки кронштадтских беженцев финнам, “белым офицерам”, “Антанте” и даже “Врангелю” за то, что те их оставили одних сражаться с “коммунарами”: всякая помощь, несомненно, была бы принята в Кронштадте с восторгом».

Этот отрывок тоже базируется на личных наблюдениях Ольденбурга. Далее он комментирует съезд компартии, в которой поубавилась радость от победы в гражданской войне. Объявление о НЭПе Ольденбург счёл типичным ходом для Ленина: «не новый приём». Все такие реформы, справедливо замечает Ольденбург, «затем испарялись бесследно». «Не эволюция, а кратковременное отклонение от основного направления». Это настолько же точное понимание передышки НЭПа, как и её последствий: «приблизить час насильственного устранения коммунистической оккупационной власти – значит спасти миллионы человеческих жизней, — не говоря уже о миллиардах материальных ценностей».

Первая крупная статья Ольденбург включает и обобщённую оценку образования Русского Зарубежья. Общее число беженцев оценивали в 2 млн. чел. Ольденбург, давая их описание, говорит и о себе: «это просто русские люди, совершенно небывалыми условиями жизни вытесненные со своей родины. Некоторое сходство можно найти разве с эмигрантами времён французской революции». Ольденбург пишет что в европейских странах нужно сохранить русские кадры для будущего возрождения России и пока этого не произошло, бороться «с денационализацией, с утратой русского облика – и с многообразными разлагающими влияниями».

Говоря об устроенном Милюковым съезде бывших членов Учредительного собрание с преобладанием эсеров, Ольденбург пишет о «фикции – противопоставления мартовской “благой” революции – “зловредной” октябрьской». Крайне негативно Ольденбург оценил и новую редакцию Милюкова в газете «Последние Новости»: она занималась борьбой с Белым Движением, неудачными попытками подменить национальное единство “демократическим”. Их «новая тактика идейно оправдывает национальное дезертирство». «Одной из самых позорных страниц истории последних лет» Ольденбург назвал стремление социалистических газет и журналов, «Последних Новостей», «Современных Записок», «Воли России», «разложить» и «раздробить» Армию Врангеля путём распространения дезинформации, негативных влияний на французское правительство: «против ген. Врангеля, против Русского Совета, против того чтобы армии давали приют в Сербии».

С одобрением Ольденбург отозвался о действиях лидеров Белого Движения на Дальнем Востоке: «атаман Семёнов располагает ещё некоторыми вооружёнными силами, барон Унгерн-Штернберг ведёт партизанскую борьбу с красными на рубежах Сибири и Монголии».  Их силы, однако, не давали оснований рассчитывать на дальнейшие военные успехи.

Основной текст обзора «Русские дела» был написан к 23 мая, а 5 июля Ольденбург прибавил новости о то что монархический съезд в Рейхенгалле стал значительным этапом «в организации русских зарубежных сил», как и Парижский национальный съезд. «Все эти факты будут подробнее освящены в следующем обзоре».

Возобновлённый в эмиграции журнал «Русская Мысль» в дореволюционную пору собирал самые крупные литературные силы и в 1910 г. считался на втором месте по читаемости, обходя «Вестник Европы» и «Русское Богатство». В.И. Вернадский заведовал в нём отделом естествознания [Валерий Брюсов – Пётр Струве «Переписка. 1906-1916» СПб.: Нестор-История, 2021, с.106, 307].

О намерении П.Б. Струве продолжать издание журнала и привлечь к нему авторов «Великой России» стало известно в феврале 1921 г. со сбором предварительной подписки. В парижской «Еврейской Трибуне», рассаднике антимонархических фальсификаций, масон Б. Мирский (Миркин-Гецевич) осудил возобновление «Русской Мысли» за черносотенные фразы и право-монархическое направление: «русская демократия к этой реставрационной идеологии может отнестись только враждебно; реставрационная идеология не обманет и русское еврейство» [«Время» (Берлин), 1921, 2 мая, с.2].

На той же фабрике поточной фальсификации рекламировалось как документальное, сочинение Б. Алмазова «Распутин и Россия». Авторы газеты «Время» периодически врали о связи с большевиками практически всех сторонников Высшего Монархического Совета. К.И. Щегловитов 3 июня 1922 г. послал им прямое опровержение клеветы, будто он торгует с коммунистами. Сочинителем такого подлога являлся тот самый Б. Алмазов, постоянный автор газеты «Время» (есть вероятность что это еврейский псевдоним). Попутно сын царского министра сообщал что он не поддерживает направление ВМС, хотя ему и это ошибочно приписали. По другим источникам известно о расхождении с ВМС из-за связи К.И. Щегловитова с немцами. В сентябре 1921 г. сообщалось что он стал редактором монархической газеты «Родина» в Вене. Его жизнь трагически завершилась в январе 1925 г. самоубийством в Софии. «Руль» в качестве причины называл растрату 137 тыс. левов.

Еврейская газета «Время» являлась аналогом «Трибуны». В 1923 г. «под руководством» редактора «Времени» Г.Н. Брейтмана были написаны фантастические мемуары А. Симановича «Еврей у трона» [«Руль», 1923, 27 мая, с.5].

Как потом рассказывал «Руль» в ноябре 1923 г., Симанович в США с этим материалом оббежал все крупные еврейские газеты и нашёл приют в нью-йоркской «Форвертс»: «в тысячу первый раз были перелицованы старые давным-давно набившие оскомину сплетни, которые могут попасть на печатный станок только в Америке и могут быть рассчитаны на абсолютное невежество» (И. Ротберг).

Аарон Симанович стал предметом множества мифических спекуляций невероятного толка. Г.В. Немирович-Данченко приводит в своей книге о Врангеле письмо 1920 г. с черносотенной легендой о том, будто еврейский всемирный Кагал выдвинул Г.Е. Распутина, отравляя Цесаревича Алексея: «так что не только Царица, но и сам Распутин верил в свою благодать» после его излечений. С другой стороны, Гэри Нулл в книге «Заговорщик, который спас Романовых» уверяет, что Царская Семья не погибла в Екатеринбурге, поскольку их вывез А. Симанович. Версии примерно одинаково достоверны.

10 августа 1921 г. «Последние Новости» П.Н. Милюкова воспроизвели суждения С.С. Ольденбурга в «Общем Деле» Бурцева, чтобы заявить, что они не разделяют критикуемую позицию. Ольденбург объявлял ошибочным и неверным сотрудничество с большевиками ввиду соображений необходимости помогать голодающим и ввиду того что красные революционеры и потому лучше контрреволюционеров.

Ради союза с эсерами, занятия более определённых, чем прежде, социалистических позиций, Милюков разорвал с правым флангом своей партии, сохраняющем идею послушной им конституционной монархии. Убеждённые, что Россия ненавидит Керенского и Чернова, правые либералы продолжали частично поддерживать барона Врангеля и идеи белогвардейской борьбы. Причём правые к.-д. всячески подчёркивали свой антиреставрационный противосамодержавный настрой, не менее неистовый, чем у Милюкова.

4 августа 1921 г. Милюков объяснил один из своих приоритетов: «у многих иностранцев, и в частности у американцев, существует представление, что с Керенским именно, как главой бывшего Временного Правительства, должны быть разговоры. Третьяков же едва ли сможет дезавуировать Керенского, ибо во Франции влиятельными элементами являются и социалисты и масоны» [«Протоколы заграничных групп конституционно-демократической партии. Июнь-декабрь 1921 г.» М.: РОССПЭН, 1997, Т.5, С.160].

Вместе с Милюковым против С.С. Ольденбурга выступили и советские газеты, приводя выражение из его статьи: «Для избавления России от голода и прочих бедствий, не только армия ген. Врангеля, но и меркуловское правительство и даже савинковский союз неизменно больше значат, чем все Кишкины и Прокоповичи, чем все московские и заграничные “комитеты” из русских деятелей». Точному указанию, что революция и большевизм создали страшный голод, красные пропагандисты противопоставили пример С.Ф. Ольденбурга, который в упомянутом комитете якобы искупает «грехи своего падшего сына» [«Путь» (Гельсингфорс), 1921, 12 августа, с.4].

Нашей демшизе обратить бы внимание на такие речевые обороты, пусть повоюют с советской сектой академикобожия.

В результате революционной активности большевиков от голодомора 1921-22 г. умерло около 5 млн. человек [Т.Ю. Бондаренко «Фритьоф Нансен: миссия в России» М.: Паулсен, 2022, с.12].

Типично для состояния современной исторической литературы, когда Татьяна Бондаренко, описывая миссию Нансена, с большим удовлетворением приводит его высказывания, враждебные Царской России и занимается самым аморальным прославлением “молодой” коммунистической власти, т.е. убийц русского народа, и парадоксально восхищается тем, что Нансен не видел в большевизме «источник агрессии».

Заместителем комиссара Лиги Наций Нансена в конце 1921 г. будет назначен полковник Самюэль Хор.

В номере журнала П.Б. Струве за август-сентябрь Сергей Ольденбург дал рецензию на книгу В.Х. Даватца «На Москву»: «она ярко выражает пафос добровольческого движения». Профессор Даватц давал важное объяснение, что Белое Движение стоит за идеал правды и добра, который гораздо выше принципа какого-либо территориального единства, которым стали похваляться большевики.

15-м августа подписана вторая часть статьи «Русские Дела (политический обзор)». Говоря о последствиях НЭПа, Ольденбург продолжал называть его умелым психологическим ходом, который устранил излишнее напряжение и поманил ложной надеждой на восстановление торговли. Защищая парижский Национальный Съезд, Ольденбург написал что его главное значение в принятии идеологических традиций Белого Движения от Корнилова до Врангеля, т.е. в предоставлении возможности представителям всех партий объединиться в борьбе с большевизмом. Ольденбург признал что съезд, вопреки его громкому названию, не создал общерусского объединения, но «выявил центральное ядро». «Люди очень разных взглядов на этом сошлись – не отрекаясь от себя». Последнее Ольденбург подчёркивал, откликаясь на критику справа, что съезд собрал к.-д. и умеренных социалистов.

Очень интересно посмотреть, как С.С. Ольденбург сравнил два проходивших почти одновременно съезда: «Если Национальный съезд объединил монархистов и республиканцев на идее борьбы с большевизмом – Рейхенгалльский съезд на идее монархии объединил и сторонников конституции, и сторонников самодержавия. Компромиссностью, недоговорённостью отличаются поэтому и его постановления. Конкретно одно: признание необходимости восстановления в России монархии под скипетром исторического Императорского Дома Романовых. Эта идея разделяется не только участниками съезда. Но самый характер создавшегося объединения слишком узок для настоящего времени. Никто не знает путей ближайшего развития, и ни одной живой силы, способной приблизить избавление нашей родины, не следует поэтому отвергать. Отказываясь заранее от сотрудничества с “республиканскими течениями” (каковыми, по-видимому, считаются все не открыто-монархические), Рейхенгалльский съезд свёл себя сам к идеологической манифестации, по-своему законной и даже полезной, но мало подвигающей вперёд дело спасения России. Будет ли достигнут какой-либо синтез обоих съездов, или пути их разойдутся ещё дальше в будущем, — об этом трудно сейчас гадать» [«Русская Мысль» (София), 1921, Кн.VIII-IX, с.296].

Ольденбург здесь совершенно определённо заявляет себя сторонником монархической реставрации, который хочет расширить фронт борьбы с красными привлечением на сторону монархистов максимально широкого фронта союзников.

Продолжая критиковать «Последние Новости» Милюкова, Ольденбург обратил внимание, что в вопросе о советском голоде левая группа к.-д. пошла «значительно дальше навстречу большевикам, чем эсеры». Отдавая должное и европейским демократическим политикам, Ольденбург пишет, что французское правительство, отказавшись признать министерство Врангеля после эвакуации Крыма, принимает у себя представителей Азербайджана, Армении и Грузии. «Политическая игра на сепаратизме окраин продолжается». «Ни одна из держав согласия не жаждет воскресения России, скорее ощущается ими смутный страх перед нею, наиболее определённо высказываемый Ллойд Джорджем. Большевиков, наоборот, бояться перестают. Всё это пока не сулит близкого освобождения извне».

Писатель А. Ветлугин в сентябре 1921 г. писал для «Руля» про опустение русского Парижа. Его покинули многие белоэмигранты, скорее всего, не задержался там и С.С. Ольденбург, но точные его перемещения пока трудно установить.

С 1 сентября 1921 г. в Берлине начала выходить еженедельная «Грядущая Россия», определённо монархического направления. С.С. Ольденбург вошёл в костяк редакции. До неё в 1920 г. даже генералу П.Н. Краснову приходилось печататься в праволиберальном «Руле», 10 апреля 1921 г. в «Руле» впервые был напечатан отрывок из «На внутреннем фронте». Краткие ответы на вопросы о задачах жизни Краснов давал берлинскому журналу «Голос Эмигранта» Б.С. Оречкина (тоже сотрудник «Руля»). Первый номер «Грядущей России» с поддержкой законных прав наследников Императора Николая II не понравился демократам «Руля», обозвавшими газету случайно и наспех составленной.

В качестве основного достоинства статей С.С. Ольденбурга создатель этой газеты отмечал методичность [Е.А. Ефимовский «Встречи на жизненном пути» Париж, 1994].

Выступая в берлинском Лицеум-клубе 27 августа 1921 г., Е.А. Ефимовский в докладе о современном монархическом движении и еврейском вопросе отметил усиление в эмиграции осуждения евреев-революционеров и назвал дело Бейлиса позорным. Ефимовский утверждал, что монархисты – не враги евреям и говорил о недопустимости антисемитизма (согласно отчёту «Руля»). Проблема радикального расового антисемитизма в черносотенном движении и тем более, вне его, разумеется, заслуживает справедливой критики. Но бывший к.-д. Ефимовский едва ли своевременно вникал в подлинную историю дела Бейлиса – позорного для левой интеллигенции, а не для Монархии. Не получится развить русскую монархическую сознательность в лучшую сторону, не исправляя недостатки черносотенного движения, а заменяя их ещё более худшей и отсталой либерально-конституционной мифологией. Многие бывшие противники монархистов, пожелавшие в эмиграции перейти в правый лагерь, такие как П.Б. Струве, Е.А. Ефимовский и И.А. Ильин, недостаточно тщательно провели ревизию своих старых представлений, с чего им следовало бы начать, прежде чем нападать на тех кто всегда придерживался русских правых взглядов и в чём-либо мог заблуждаться. Ошибаться могут все и системную честную критику надо вести без двойных стандартов.

11 сентября в Берлине архимандрит Тихон, при содействии Высшего Монархического Совета, А.А. Ширинского-Шихматова, А.П. Роговича, Н.Д. Тальберга, начал подготовку созыва Зарубежного Церковного Собора. Православные приходы в Германии выдвигали своих представителей для направления на Собор в Королевстве СХС.

16 сентября Высший Монархический Совет организовал своё выступление насчёт еврейского вопроса в России. А.М. Масленников признал что теперь «еврейство окружено атмосферой злобы. Евреев обвиняют во всех страданиях России». «Никакая власть, кроме власти русского царя, не будет в состоянии прекратить эти безобразия, охранить имущество и жизнь еврейской массы, неповинной в злодеяниях евреев-большевиков». Еврейская проблема перестанет существовать, по мнению Масленникова, когда интеллигенция признает идею русской национальной монархической власти, а не будет продолжать с ней бороться.

В.П. Соколов-Баранский, бывший руководитель Союза Русского Народа, прямо заявил в своём выступлении, что СРН «к еврейским погромам причастен не был». Подробное исследование на этот счёт я выпускал ранее: «Еврейские погромы и национализм» https://stzverev.ru/archives/95

Белградские настроения, как называли к.-д. преобладание самых последовательных осуждений феврализма русскими в Сербии, наблюдались по всей Европе.

18 октября 1921 г. на совещании Софийской группы партии к.-д. в Болгарии К.Н. Соколов, бывший деникинский осваговец, отметил, что в Германии Берлин «место постоянных сборов монархистов-абсолютистов». К.Н. Соколов упомянул это во время рассказа о запланированном Е.А. Ефимовским съезде конституционных монархистов в Будапеште, на котором обещано присутствие С.С. Ольденбурга. В группе Ефимовского также отмечены Георгий Курлов, Юрий Левитский, Михаил Таубе, Александр Масленников – правые монархисты, близкие к Высшему Монархическому Совету. К.Н. Соколов выразил сомнение, что Ефимовскому удастся убедить участвовать А.В. Карташева, а П.Б. Струве уже дал отказ.

Относительно А.В. Карташева, министра исповеданий Временного правительства, надо признать что при всех его недостатках как члена партии к.-д. он хотя бы не пошёл налево за Милюковым. И его опыт изучения истории Церкви не прошёл даром. По рассказу к.-д. П.П. Гронского, записанному 27 октября в Париже, на обеде у К.П. Крамаржа в Праге, в присутствии П.Б. Струве замечательный экономист А.Д. Билимович «заявил, что имя покойного Императора священно и не может быть затрагиваемо, а Карташев поддержал его и сказал, что у Николая II имеются налицо все условия для того, чтобы в будущем быть канонизированным как святому» (в связи с чем предельно нелепо выглядят отрицание святости Царя со стороны максимального некомпетентного в религиозных вопросах Егора Просвирнина в предисловии к переизданию С.С. Ольденбурга 2013 г.)

В то же время воинствующие западники-евлогианцы и примкнувшие к ним представители МП, достаточно разбирающиеся в критериях канонизации, не проводя комплексных исследований личности Царя и его ближайшего окружения, оперируя одной мракобесной революционной мифологией, всегда выступали против Николая II исключительно из сектантского озлобления против РПЦЗ и политического декларирования принадлежности к демократическому принципу. Им нестерпима сама мысль о том, насколько ясно канонизация Императора Николая II доказывает нравственную и историческую правоту русских монархистов [Я. Кротов «Канонизация в Русской Церкви» // «Вестник РХД», 1992, №166, с.5-35].

Протопресвитер Георгий Шавельский в апреле 1922 г. опубликовал в журнале П.Б. Струве статью «Церковь и революция», в которой, не меняя своих антираспутинских настроений, признавал: «о покойном Государе Императоре Николае II надо сказать, что он был благочестивейшим не по титулу только, а и по душе и по всему складу своей жизни. Он искренне любил церковь, желал её преуспеяния и готов был содействовать всякому начинанию в этом направлении. То же надо сказать и о покойной Императрице».

Достаточно много почитателей Последнего Царя как Святого находилось среди белоэмигрантов и православных сербов. Однако канонизация состоялась только в 1981 г., поскольку Екатеринбургское злодеяние оказалось не до конца раскрыто Белым следствием, а иерархи РПЦЗ рассчитывали на свержение большевизма и признание Николаем II святым соборным решением всей России [А.А. Кострюков «Русская Зарубежная Церковь в 1939-1964 гг.» М.: ПСТГУ, 2015].

Группа Ефимовского, будучи легитимистской, не признавала демократический принцип Учредительного собрания. Поэтому привлечь к.-д. на свою сторону ей не удалось. Зато сблизились с рейхенгалльцами.

С.С. Ольденбурга в союзе с Н.Е. Марковым и Е.А. Ефимовским запомнил Василий Шульгин среди главных деятелей монархической эмиграции [«Диаспора», 2007, Вып.9, с.468].

Митрополит Антоний (Храповицкий), призывавший тогда к примирению В.К. Николая Николаевича со сторонниками Кирилла Владимировича, в 1924 г. хвалил Ефимовского за монархическую инициативность.  «Ред. Ефимовский немного Стива Облонский из романа Толстого, но человек очень талантливый и обворожительный. Он может быть полезным для дела». Первоиерарх РПЦЗ, поддерживавший Кирилла, писал в 1927 г.: «Моей мечте о Кн. Романе Петровиче, видно, суждено разлететься как дым, ибо одни устремляются к Кириллу Владимировичу, другие полагаются на Димитрия Павловича, а о нашем излюбленном перестали и говорить» [«Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого)» Джорданвилль: Тип. преп. Иова Почаевского, 1988].

Князя Романа Петровича, сына В.К. Петра Николаевича, считал возможным кандидатом на Русский Престол в 1941 г. генерал Краснов.

В 1924 г. в наиболее серьёзной аналитической работа Зызыкин подтвердит, что за убитым Великим Князем Михаилом Александровичем должен следовать Дмитрий [М.В. Зызыкин «Царская власть в России» М.: Москва, 2004, с.185].

6 июня 1921 г. берлинская газета «Время» сообщала, будто на правах Дмитрия настаивала Императрица Мария Фёдоровна. Менее заметная часть эмигрантов предлагала кандидатуру незаконнорожденного сына В.К. Михаила Александровича.

А.М. Масленников тоже продвигал кандидатуру Великого Князя Дмитрия Павловича в качестве престолонаследника. Масленникова обвиняли в прошлой принадлежности к левым к.-д. и том, что он в качестве адвоката защищал убийцу генерала В.В. Сахарова (в марте 1906 г. эсерка, приговорённая к смертной казни, получила взамен бессрочную каторгу). Н.Е. Марков, А.Ф. Трепов и все лидеры Высшего Монархического Совета вызывали ненависть со стороны идейно неустойчивой части эмигрантов, предпочитавших идее Православной Самодержавной Монархии новоявленный языческий фашизм [Н.В. Снессарев «Провокация монархизма» Берлин, 1923, с.36].

Показательна эта склонность к фашизму нечистоплотного предателя, шантажиста Снессарева, который ещё в 1914 г. в воспоминаниях о газете «Новое Время», подобно любому либералу, гнусно приравнивал крайне правых к крайне левым и подличал при упоминании дела Бейлиса, насчёт актуального вопроса о его возможной виновности. Снессарев получал ответную заслуженную критику в изданиях ВМС.

В.К. Дмитрий Павлович заявлял что он против выдвижения его кандидатуры на Трон, поскольку В.К. Михаил Александрович, по его мнению, жив, и поскольку сперва нужно свергнуть большевизм. И нацией должен будет сделан сознательный выбор в пользу Монархии, а не республики [«Руль» (Берлин), 1921, 15 марта, с.3].

Бывший командующий Западной армией кириллист П.М. Авалов распространял ложные сведения об издании газеты «Грядущая Россия» на деньги, полученные Масленниковым у евреев. Конфликт с Ефимовским в октябре 1921 г. дошёл до вызова на дуэль, если поверить сообщению недоброжелателей в газете Г.Н. Брейтмана, где о монархистах регулярно печатали дичайший вздор.

В Праге П.Б. Струве получил деньги на издание «Русской Мысли» от К. Крамаржа. Первые номера в Софии выходили на средства Врангеля.

В последнем номере за 1921 г. С.С. Ольденбург поместил рецензию на книгу Карла Фридриха Новака «Крушение центральных держав», изданную в Мюнхене. Находя весьма ценными свидетельства мемуариста для понимания последнего года войны, Ольденбург излагает интересные собственные представления, считая что в 1918 г. Германия совершила роковую ошибку, предприняв неудавшееся наступление на Западном фронте, которое подорвало её силы и ничего не принесло, упустив «свержение большевиков и воссоздание дружественной России» [«Русская Мысль» (София), 1921, Кн.X-XII, с.349].

С.С. Ольденбург, следовательно, оказывается на стороне политики атамана Краснова, стремившегося в 1918 г. использовать этот шанс и толкнуть Германию против большевиков, вместо того чтобы уничтожить Белое Движение в самоубийственной борьбе с немцами, по желанию Деникина и предавшей Императора Николая II Антанты, поддерживавшей разрушающих Россию большевиков и сепаратистов всех мастей.

В этом просчёте обвиняли Германию многие другие русские монархисты, например, сенатор А. Тимрот, рассказавший о своём неудавшемся ходатайстве у графа Мирбаха за Царскую Семью [«Отечество» (Париж), 1928, апрель, с.31].

19 октября 1921 г. «НРЖ» сообщала, что редакция П.Б. Струве планировала перебраться из Софии в Париж и там наладить выпуск ежемесячных номеров журнала, но этого не произойдёт.

27-м октября датирован свежий политически обзор С.С. Ольденбурга для «Русской Мысли», дающий на этот раз разбор дел иностранных. Основным событием года он называет процесс послевоенного экономического восстановления в Европе. Возникает «интерес ко всяким Олимпиадам и чемпионатам и т.д. Для переживших – воскресает 1913 год!». Неявно отсылая к О. Шпенглеру, Ольденбург отдаёт дань пессимизму, напоминая «о духовной кризисе европейской культуры», которая вызвала варварскую победу революции и демократии. «Нет ещё той великой переоценки политических ценностей, которая соответствовала бы глубине поставленных вопросов».

Из стран-победительниц только французскую политику Ольденбург нашёл последовательной. В Италии борьба фашистов с коммунистами заслужила одобрение Ольденбурга, но «часть фашистов заключает с социалистами мирный договор».

Специальный номер «Грядущей России» 3 ноября был посвящён программе и истории конституционно-монархического движения с программой и отчётом оргбюро, статьями С.С. Ольденбурга и П.Н. Краснова о подлинном величии Императора Николая II.

10 ноября 1921 г. в «Грядущей России» вышла рецензия С.С. Ольденбурга на изданную в Константинополе книгу В.М. Левитского о русском национализма. Отмечалось, что она «является одним из первых итогов той большой внутренней работы по переоценке идейных ценностей, которая произошла в Русской армии и вокруг неё после эвакуации Крыма».

По-видимому, отдельный отзыв он же послал в «НРЖ», где напечатан 8 ноября за подписью С.: «Русская книга оживает на чужбине: вот один из положительных итогов тёмного 1921 года». «Книги выходящие на Балкаках обычно не привлекают своей внешностью: плохая бумага, неотчётливые шрифты, всё это напоминает издания Юга России, а то и советские. Но в этих типографски неряшливых изданиях чувствуется порою больше биение жизни, чем, напр., в изящных белых томах «Современных записок». Журнал «Зарница», выходящий в Софии, характерен для такого рода изданий. К ним относится и книга В. Левитского, написанная в Константинополе, куда автор эвакуировался с армией из Крыма. Книга эта – ряд бесед, переплетающихся с описаниями старых развалин у Константинополя. Тема бесед – о будущей России. Изложение часто небрежное, несколько фельетонное местами, но в нём сказывается опыт пережитого. Главы «О нашем прошлом», «О Русской Армии», «О Новой Императорской России» наиболее интересны. Тон книги бодрый».

В.М. Левитский, бывший редактор «Великой России», далее будет печататься во всех основных эмигрантских изданиях с В.В. Ореховым, С.С. Ольденбургом, И.Л. Солоневичем, В.М. Деспотули, оставшись и в 1940-е принципиальным врагом большевизма. Как и Ольденбург, В.М. Левитский в Париже будет состоять в Народно-Монархическом Союзе. О Деспотули известно, что он в 1919-1920 г. тоже работал в газете «Великая Россия» и печатался под псевдонимом В. Ольский.

10 ноября 1921 г. в «НРЖ» был опубликован выпад против С.Ф. Ольденбурга за подписью Русский учёный в качестве письма в редакцию, где академик обвиняется в маниловском прекраснодушии и критикуется контролируемое чекистами “научное общение” с Финляндией как «жалкий суррогат». Осторожный и корректный Сергей Сергеевич явно не стал бы печатать прямую критику в адрес своего отца. Автором письма был кто-то из жителей Финляндии, ссылающийся на сообщение финской газеты о результатах поездки С.Ф. Ольденбурга в Гельсингфорс.

Передовая статья «Легитимисты» в «Руле» И.В. Гессена 22 ноября 1921 г. реагирует на то как номер «Грядущей России» «выдвигает пером С.С. Ольденбурга идею легитимизма», «г. Ольденбург будет считать доклад о «Государе Императоре Николае Александровиче» и г. Масленников будет разъяснять роль императора Николая в истории России». «Самый вопрос о возвращении к монархии сомнения у них больше не возбуждает». Автор «Руля», питающий либерально-интеллигентскую ненависть к Династии Романовых, убеждён, будто принцип легитимизма, провозглашённый идеологами Высшего Монархического Совета, выгоден большевикам и укрепляет их, т.к. народ, даже если настроен против коммунистов, всего более боится «возврата к старому», и против Династии, которая «привела Россию к величайшему позору и неслыханной катастрофе».

Намекая на бывших к.-д. Ефимовского и Масленникова, эта статья напоминает, что новоявленные легитимисты сами недавно показали быструю смену взглядов и потому они не могут считаться прочными. Лично С.С. Ольденбург едва ли давал «Рулю» повод считать, будто разделяет его идеологию, вынужденно помещая свои статьи на его страницах за неимением лучшего выбора в Берлине.

Грубейшее выступление «Руля» против монархистов соответствовало обычному направлению статей газеты и углубляло пропасть, разделявшую левых демократов и революционеров, врагов Российской Империи, от её поборников. Даже бывшая революционеркой З.Н. Гиппиус в ноябре 1921 г. отзывалась о «Руле» с крайним недовольством, считая что редакция И.В. Гессена близка ко гнезду левых соглашателей с большевиками: «нас он из-за этого не печатает, а слова “интервенция” слышать не может». Печататься ей приходилось без гонорара в «Общем Деле» «истерического Бурцева».

В Париже С.С. Ольденбург стал членом совета Союза Освобождения и Воссоздания Родины, от имени которого осенью 1921 г. вошёл в Организационное Бюро по организации упомянутого конституционно-монархического съезда. Бюро возглавил Ефимовский. 23 ноября Бюро устроило открытое собрание в Берлине, посвящённое Династии Романовых. С.С. Ольденбург прочитал доклад «Государь Император Николай II Александрович», а 13 декабря на втором собрании – доклад «1919-й год» в честь Белого Движения [«Труды учредительной конференции Русского Народно-Монархического Союза» Мюнхен: Восстановление, 1922, с.3-4].

Газетный отчёт, опубликованный в «Руле» 25 ноября, криво передавал доклад Ольденбурга о Царе, приписывая ему мысль, будто «основной ошибкой царских правительств была попытка править на низах без помощи промежуточного класса, без интеллигенции». На второй план «Руль» задвинул политические достоинства Монарха, установленные Ольденбургом, разоблачение им мифа о Г.Е. Распутине: «не имел» влияния на государственные дела. Но и заканчивал «Руль» на своей навязчивой антимонархической идее: «много было сделано ошибок». Изданный первый биографический труд С.С. Ольденбурга о Государе совершенно не походит на газетный репортаж. В отдельном издании датой прочтения доклада названо 22 ноября (вероятно, это число указано позднее по памяти, но по сообщениям прессы чтение состоялось 24-го).

Исходная позиция С.С. Ольденбурга указывала на ошибку интеллигенции, а не правительства: «мы, русские, особенно – русского образованного класса, очень мало знали своего Государя. Мало знали – и в большинстве, надо сказать, мало хотели знать». Из этого достаточно ясно следует, что Императорское правительство не могло опереться на антимонархическую либерально-демократическую интеллигенцию, никакой ошибки властей тут быть не могло. Революционный терроризм не встретил «достаточного нравственного отпора в обществе. Было бы недобросовестно винить в данном случае власть» за отчуждение от интеллигенции. Ольденбург одновременно с этим приводит и спорную фразу: «вина – на обеих сторонах». Но никакой честный репортёр не может превратить её в одностороннее осуждение Русского Правительства, а не революционной интеллигенции.

Яснее будет сформулировать, что активная идейная борьба велась обеими сторонами, а исторический смысл этого противостояния заключался в необходимости для соблюдения русских интересов прямо поддерживать борьбу Монархии с революцией. Несправедливо и неуместно осуждать Империю за недостаток соглашательства с демократическими идеями.

С.С. Ольденбург напрасно дал «Рулю» повод развернуть смысл его доклада против самих монархистов, пускай и через одну небольшую часть выступления, противоречащую основному направлению. Но тем самым Ольденбург хотел показать, что он не относится к Российской Империи некритически. Искать действительные просчёты всегда полезно, главное правильно обнаружить требуемое и сформулировать в интересах развития монархической идеи. Следует признать всё ещё дискуссионной риторику о том, насколько более мягко могла работать цензура печати и остальные административные преграды на пути к революции. Доводы что именно сама власть раздражила “общество” против себя ненужными охранительными мерами, как правило, являются разновидностью революционной пропаганды. Исторический опыт цензурных послаблений скорее показывает актуальность и неизбежность принимаемых мер в идейной борьбе с врагами Российской Империи. Но в каждом отдельном примере можно рассмотреть актуальность охранительной политики и её теоретическую чрезмерность.

С.С. Ольденбург совершенно правильно ухватил факт «сознательного расхождения власти с обществом». Следовало раскрыть суть этого идейного противостоянии монархистов и демократов, правых и левых, православных и пантеистов, капиталистов и социалистов, самодержавников и конституционалистов, националистов и гуманистов.

Такое противостояние С.С. Ольденбург демонстрирует далее по ходу доклада, говоря о конкретных исторических событиях. Но, сославшись на сложные исторические закономерности, приведшие к этой борьбе Монархии и революции, Ольденбург допускает одно едва ли точное умозаключение, за которое вцепился «Руль», уловив, какую допущенную в докладе неточность можно сразу использовать против монархистов.: «одной из наиболее глубоких причин иногда сознательного расхождения власти с обществом была своеобразная политика, пытавшаяся править, опираясь на низы, через головы промежуточных классов. Эта мысль – противопоставление доброго народа злой интеллигенции – это, своего рода, народничество справа – было близко многим Государям, начиная от Императора Николая I. Это – антитеза тому, на чём строила власть Великая Екатерина».

С.С. Ольденбург в данном случае опирался на ненадёжный источник или группу мнений. Не вижу решительно никаких оснований утверждать, будто Екатерина II в большей степени опиралась на высшее дворянство, священство, купечество и другие сословия сравнительно с Николаем II. Трудно высчитать это точно, но скорее следует уверенно сделать обратное утверждение. Самое значительное противостояние между Монархией и знатью, а также левой интеллигенцией наблюдалось и в XVIII в.; будучи узурпатором-абсолютистом, Екатерина II придерживалась более левых взглядов и в чём-то была ближе интеллигенции, но это её недостаток, отдалявший её от правых сил, на которые более последовательно опирался Николай II. На левую интеллигенцию Последний Государь, безусловно, не мог рассчитывать, но т.н. промежуточные классы ею одною не исчерпываются. Надо рассматривать отдельно от левых сил представителей правых идей, способных служить подлинной опорой Престола. Возможно, Екатерина II меньше опиралась на низы из-за оторванности от русской православной культуры. Господство русского национализма восстановил именно Император Николай I, что является его огромным достоинством, сравнительно с Екатериной II.

С.С. Ольденбурга тут хорошо поправляет Иван Солоневич, чьё русское монархическое сознание расставляет иные оценочные приоритеты: «то, что утвердилось в послепетровскую эпоху – до Павла I, до Александра I или Николая I – не было монархией». «Пресловутая “пропасть между народом и интеллигенцией” была вырыта именно на этом участке» [И.Л. Солоневич «Народная монархия» М.: РИМИС, 2005, с.449, 454].

Т.е. именно в пору Петра I – Екатерины II производился разрыв через денационализацию, формирующую отдельный и враждебный Монархии класс интеллигенции, одержимый революцией. Но в противовес тому во всех сословиях сохранялось общенациональное русское культурное единство, всегда остававшееся основой Монархии. Ошибкой будет не замечать этого и видеть в дворянских верхах одну левую интеллигенцию, игнорируя в Российской Империи при Николае II правое вельможедержавие (так А.С. Шишков предлагал именовать аристократию).

Критика монархической политики со стороны С.С. Ольденбурга не выглядит убедительно: «Одна из опасностей этого пути в том, что он легко приводит к утрате чувства политических реальностей. Создаётся ряд фикций, условностей. Живая связь между властью и населением заменяется теоретической. Вера в какой-то настоящий, добрый, преданный своему монарху народ – жила в Государе до последних дней. Он, может быть, был и прав – но до этого народа Царский голос не долетал через враждебные средостенения».

К сожалению, рассуждения С.С. Ольденбурга об опоре на народ сами носят слишком теоретический характер, далеко отходящий от фактической истории и реальной политики. Представления о большей или меньшей такой опоре в разные эпохи – слишком туманны. Они требуют как минимум предварительного всестороннего изучения, которому можно предпочесть и более актуальные научные направления.

Хотя в основном С.С. Ольденбург сумел понять Императора Николая II и русскую монархическую идею, здесь в его сочинении остался некий отзвук его прежнего октябризма, от которого он продолжал избавляться, но в 1921 г. не выскреб до конца. Ведь именно партия А.И. Гучкова повторяла ложный интеллигентский тезис о том, будто бюрократия является средостенением, зато Г. Дума соединяет Царя с народом.

Если сравнить с тем как написано начало «Царствования» (1933-1940), то в итоговом исследовании С.С. Ольденбург сосредотачивает обвинения против радикализма левой интеллигенции и уже не допускает неосторожных суждений о вине власти (что не означает её идеализации, но справедливая оценка действий противостоящих сторон не приводит к уравнительной формуле обоюдной вины). В более тщательно проработанном «Царствовании» не видно никаких следов утраты царской элитой политической адекватности. Государь имел полноценное представление о качествах народа и давал ему личный пример достойного поведения. Николай II бесспорно опирался на реальную преданность народа в борьбе с нападениями иностранных держав и взрывами внутренних революционных мятежей. Системная ежедневная государственная борьба с уголовными и политическими преступлениями исключала возможность создания какой-либо фикции в глазах Монарха. Бюрократический аппарат управления предоставлял Николаю II наиболее точные сведения о народных настроениях.

Левая интеллигенция, выступая в качестве средостенения, действительно пыталась выстроить идеологическую стену между Монархом и народом, разорвать между ними живое вероисповедное и культурное единство, стравить их. Но всегда нужно напоминать об основном преимуществе монархического правления над демократическим в отсутствии необходимости доводить голос правителя до всего населения. Это президент не сможет править, если предварительно не сумеет обмануть весь народ в агитационном охвате. Царю такой пропагандистской махины не нужно.

В другом месте доклада С.С. Ольденбург выражается на этот же счёт намного лучше, ссылаясь на высказывание В.В. Розанова, что «Государь в сущности не отрёкся, а просто заявил, что с таким подлым народом не хочет больше иметь дела. Но едва ли такое представление правильно. У Государя всегда оставалась вера, что где-то есть подлинный, добрый, великий народ».

Монархический строй не нуждается в том, чтобы заставлять поддерживать себя всё население. Царю достаточно тех верных людей, которые есть в его распоряжении. Русское контрреволюционное движение и все монархически настроенные белоэмигранты подтвердили, что верные Царю и Монархии русские люди действительно оставались. С.С. Ольденбург, будучи среди них, за отдельными исключениями, безупречно чувствовал монархический принцип, объясняя события 2 марта. Ольденбург не считал, что заговорщики сумели обмануть Николая II, когда уверяли что весь народ предал его. Однако изменники не позволяли Царю опереться на своих сторонников, что и делало отречение от власти неизбежным.

М.А. Таубе на том же собрании говорил об общем фронте НМС и ВМС. На подиуме Лицеум-клуба был помещён большой портрет Царя с траурной лентой и национальными флагами. Е.А. Ефимовский там же прочитал доклад о Династии Романовых.

Конституционно-монархическая идеология Ефимовского находилась намного правее тех к.-д. которые стремились к парламентской монархии, т.е. к своему партийному правлению. Конституционность единомышленников Ефимовского указывала на законность и нравственные принципы Монархии в отличие от абсолютизма.

По Ивану Ильину, «государство есть правовой союз, которому дана правовая власть для того, чтобы поддерживать право и служить праву». Право необходимо для установления наиболее справедливой системы неравенства [И.А. Ильин «Общее учение о праве и государстве» М.: АСТ, 2006, с.139]

Хотя для развития русской традиции следует придерживаться положительного титула Самодержавие, монархисты из окружения С.С. Ольденбурга стремились подчеркнуть, что они хорошо осознают угрозу деспотизма и беззакония. Монархисты декларировали сознательную борьбу с отрицательными разновидностями единовластия. Принципиальное почитание Императора Николая II, его личных нравственных качеств и политической правоты, свидетельствовало о том, что С.С. Ольденбург верно различал типы монархической власти и придерживался лучших из возможных образцов.

На первое его историческое исследование о Государе сразу начали ссылаться крайне правые монархисты, увидев важнейшее исследовательское достижение эмигрантского времени: «как правильно отметил в своём докладе С.С. Ольденбург, основной чертой Его личности было понимание о лежащей на Нём ответственности за судьбы вверенной Ему Богом страны. Вот отчего Он всегда и считал Себя Самодержавным». Осень 1916 г. С.С. Ольденбург определил в докладе как «самые глухие, тёмные, отравленные месяцы нашей истории» [Н.Д. Тальберг «В свете истины» // «Двуглавый Орёл» (Берлин), 1921, 14 декабря, №21, с.6-11].

Такой пересказ куда точнее «Руля» передаёт основные идеи и настроение доклада. Тальберг назвал выступление С.С. Ольденбурга 24 ноября 1921 г. полным «проникновенного Его почитания и глубокого понимания смысла протёкших событий»: «вдумчивый, проникнутый искренней сердечностью». «Ольденбург говорил, и с каждым его словом всё ярче вырисовывался чудный духовный облик Царственного Страдальца за Россию».

На доклад Ольденбурга обратили внимание враги русских монархистов в «Еврейской Трибуне». Они прошлись по всем авторам «Грядущей России». «Трибуна» нашла удивительным сочетание деликатной любезности Е.А. Ефимовского в отношении евреев и «сочувственного цитирования замечаний Ревентлова о замыслах международного еврейства». В статье «Маленькая провокация» «Грядущая Россия» отвечала «Трибуне», что та хочет, чтобы монархисты нападали на евреев и потому недовольны.

«Трибуна» отозвалась на доклад С.С. Ольденбурга: «с необычайным легкомыслием ораторы «Грядущей России» превозносили покойного царя как великого монарха, справедливого, доброго, мудрого, опередившего всё человечество». «С.С. Ольденбург отметил среди качеств покойного царя “его терпимость к инакомыслящим и евреям”». В ответ на критику эсеровского «Голоса России» Ольденбург опубликовал письмо со ссылкой на корреспондента «Таймс» Маккензи Уоллеса (1841-1919), автора книг о Российской Империи, встречавшегося с Императором Николаем II. Автор «Трибуны» Verax (считается что это Миркин-Гецевич) ответил предположением, что в отличие от С.С. Ольденбурга и его источников, Е.А. Ефимовский и А.М. Масленников как бывшие члены партии к.-д. «лучше знают отношение царя к евреям» по помилованиям, дарованным участникам еврейских погромах [«La Tribune juive» (Paris), 1921, 23 decembre, p.5-6].

Уверенность что партия к.-д. никогда не ошибается, хорошо показывает принцип обоснования своей правоты противниками Царя. Особенно если вспомнить как партия к.-д. регулярно требовала амнистий в отношении революционеров и террористов. Т.е., по мнению еврейских либеральных идеологов, убийцы русских монархистов непременно заслуживали амнистии как борцы за “свободу”, а участники еврейских погромов (скорее всего тут подразумеваются участники уличной борьбы с этим же революционным насилием) помилования ни в коем случае получить не могут.

А.С. Гершельман вспоминает о сотрудничестве С.С. Ольденбурга в 1921 г. с самым крайне правым монархическим объединением – Высшим Монархическим Советом. Для журнала ВМС Ольденбург давал сводку материалов из испанских, португальских и парижских источников. «Ольденбург был болезненный, щуплый на вид человек, но в нём горело золотое сердце, преданное нашему делу монархии». «Талантливый писатель, говорящий на нескольких языках, умный и глубоко порядочный, он был всем сердцем предан памяти покойного Государя Николая Александровича» [«Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов» М.: Посев, 2008, с.552].

В «Двуглавом Орле», возможно, из-за неполноты доступных номеров, пока не удаётся обнаружить подписанные С.С. Ольденбургом статьи. Ясное свидетельство Гершельмана, тем не менее, побуждает обратиться к поиску наиболее вероятного использованного псевдонима. Подходящим вариантом оказывается принадлежность С.С. Ольденбургу статей «Современное масонство», подписанных «Великоросс».

Если принять это авторство, то в том же самом №21 можно увидеть как проходил процесс сближения бывшего октябриста С.С. Ольденбурга с крайне правыми на антимасонской почве.

«Огромному большинству из нас русских совершенно неизвестно, что собственно говоря, представляет из себя современное масонство. Правда, мы считали когда-то в романах Всев. Соловьёва и Писемского о масонах, которые существовали в России в конце XVIII в. и в начале XIX в., и особенно были в моде при Екатерине Вел. и Александре I. Но в нашей памяти это масонство рисуется, скорее как какая-то праздная блажь высших кругов тогдашнего масонского ритуала, нежели в опасной антигосударственной деятельности. Всё это представляется нам, особенно если мы причисляем себя к настоящей интеллигенции, настолько несерьёзным, что интересоваться подобными вопросами по нашему мнению могут лишь отсталые и недалёкие люди.

Такого, примерно, мнение большинства из нас, существовавшее в России до последнего времени, о масонстве. Неудивительно, что когда в 1906 г. в числе литературы, появившейся в дни революционных переживаний, нам попадались одинокие брошюрки, трактующие иначе о современном масонстве, то мы брезгливо отбрасывали их в сторону, как лживо-тенденциозную, черносотенную, безграмотную галиматью…»

Такое вступление ясно описывает интеллигентскую среду, под влиянием которой юный Ольденбург встретил 1906 г. и потому временно оказался на стороне Союза октябристов, а не СРН. Однако теперь С.С. Ольденбург смог убедиться, на какие серьёзные основания опирается идейная борьба монархистов с масонством и что скрывала стена лжи либеральной пропаганды.

«И вот теперь, когда уже России почти нет, когда мир нас самих называет бессодержательными, безграмотными и отсталыми мечтателями, погубившими собственными руками свою Родину, мы случайно, разбрёдшись по чужим странам, узнаём о существовании и в наши дни масонства во Франции, Англии, Америке, Италии, Германии, Австрии и в других государствах. Только теперь нам становится известным: что на земном шаре более 2 ½ миллионов масонов, что это сильная интернациональная чисто политическая организация, имеющая огромное руководящее влияние на мировые события; что, начиная с французской революции 1789 г. в истории большинства государств Европы и Америки все крупные революционные и демократические движения происходили при деятельном участии масонства; что масоны не только занимаются шутовскими церемониями, но, преследуя, какие-то особые, тайные цели, они отправляют на тот свет неугодных им политических деятелей и разрушают целые государства; что эта сама по себе ультра олигархическая организация стремится действительно распоряжаться судьбами народов мира и что большинство важных политических событий подготовляется заранее в масонских ложах и затем проводится в строгой дисциплине высшего ими руководства масонами.

Такие неожиданные, прямо-таки невероятные открытия конечно поражают нас, переворачивая всё наше интеллигентское миросозерцание. Всё это кажется нам каким-то сплошным вздором, какой-то злостной клеветой. Мы хотим иметь очевидные доказательства, определённый фактический материал. И оказывается, что таковой существует, что он собран и обработан; что внимательным, вдумчивым, объективным изучением масонства давно занимались и во Франции, и в Англии, и в Германии; что существует большая специальная литература о масонах; наконец, что даже вопрос о масонстве поднимался не раз и в парламентах, которым представлялись петиции с приложением к ним обширного обличительного материала. Всё это есть и давно уже было, но только мы ничего об этом не знали, так как по-видимому на этом лежал “запрет нашего кодекса интеллигентской порядочности”».

Все наиболее выдающиеся русские монархические идеологи в прошлом так раз были знакомы с этими данными, но их ссылки на европейскую литературу, как объясняет здесь С.С. Ольденбург, интеллигенция презрительно отметала. При этом надо понимать что не все авторы, если брать черносотенные газеты, правильно говорили о масонстве и использовали наиболее надёжные данные. Относительно статей о масонстве самого С.С. Ольденбурга, зная тщательность его подходов к проверке всех сведений, хоть о текущей Европейской политике, хоть о истории Царствования Николая II, можно быть уверенным в серьёзности проведённого им изучения масонской проблемы. Об этом можно судить уже по точности формулировки: «наше современное русское масонство является лишь небольшим ответвлением французского франк-масонского ордена «Великого Востока Франции», услужливо протянутым на территорию России сравнительно незадолго до начала Великой Войны 1914 г.». (масонский ВВНР под руководством Некрасова, Гальперна, Керенского, стоявший за организацией февральского переворота, как теперь точно известно, был именно ответвлением).

Далее С.С. Ольденбург приводит статистические данные о численности лож, согласно европейским масонским изданиям и приводит свидетельства о роли масонства в свержении Французской Монархии.

Интерес к масонству и авторство С.С. Ольденбурга подтверждаются выходом в белградской газете «Новое Время» под конец 1921 г. статей «Современное русское масонство» в №140 и 145 за подписью С. и в №155 с подписью той же серии о масонстве именем Великоросс. Тем самым псевдонимы Ольденбурга С. и Великоросс отождествлены [М. Шруба «Словарь псевдонимов русского зарубежья в Европе 1917-1945» М.: НЛО, 2018, с.919].

Все эти статьи С.С. Ольденбурга числятся в перечне нераскрытых псевдонимов. Авторство С., Русского, Великоросса либеральным историком М. Шруба с целой командой помощников не установлено ни для одной газеты и множества журналов. В «Словаре», однако, есть полезные указания на появлявшиеся в «Новом Времени» 1921 г. №166 сообщений из Праги, а в №185 письма из Швейцарии, подписанных Русский. В других источниках есть утверждения, что в газете «Новое Время» С.С. Ольденбург печатал статьи и под своей полной подписью.

В рецензии «Новой Русской Жизни» 9 декабря упоминается публикация С.С. Ольденбурга в «Экономических записках» Вып.1-2, парижское издание Росс. Фин.-Торг. Пром. Союза: «представляет собой любопытную попытку (С.С. Ольденбурга) вычислить размеры трат большевиков из золотого фонда на покупки за границей». «Руль» тоже упоминал что в «Экономических записках» выходил «Хлебный баланс России прежде и теперь», «Внешняя торговля Советской России» С.С. Ольденбурга.

15 декабря на собрании Народно-Монархического Союза в берлинском Розвета-зале почтили память павших белых воинов. По предложению Ефимовского, НМС послал приветственную телеграмму Врангелю. В передаче «Руля», С.С. Ольденбург произнёс: «Руководители белых армий не учитывали, что красные сидели в центре и недооценили сил противника. Погромы, грабежи и так называемое “самоснабжение”, когда армия должна была сама себя питать за свой счёт привело к тому, что армию встречали цветами и провожали проклятиями. Но несмотря на эти проклятия, ему, как оставшемуся после ухода белой армии, приходилось наблюдать общее сожаление и сочувствие добровольцам. Эти поражения были использованы как опыт ген. Врангелем и будут использованы другими». «Решающую роль» в поражении Белых Армий, по утверждению Ольденбурга, сыграла политика Антанты. «Если бы они не помешали армии князя Бермондта-Авалова продвинуться на Петроград, участь большевиков была бы решена».

Выступил также М.И. Горемыкин, обвиняя союзников в ужасном положении русских беженцев в Константинополе, откуда он приехал. Французские представители на Балканах, по его словам, действовали заодно с советскими агентами, направляя казаков возвращаться к красным и распыляя армию. Михаил Горемыкин, сын выдающегося русского политика эпохи Императора Николая II, воплощая преемственность поколений, во всём поддерживал политику своего отца и, подобно С.С. Ольденбургу, в эмиграции публиковался в «Двуглавом Орле» Высшего Монархического Совета.

Тоже показательно, что дети А.В. Кривошеина, долгое время бывшего сотрудником И.Л. Горемыкина и его активным сторонником, но в последние годы противопоставляемого демократической интеллигенцией Императору Николаю II, не принимали участия в русском монархическом движении. А.П. Столыпин запишется в НТС и будет поддерживать альтернативную монархистам идеологию солидаризма.

Н.Н. Чебышев вспоминал, как вечером 22 декабря 1921 г., приехав в Берлин, сразу попал на собрание, где вместе работали «два спаянных в Рейхенгалле крыла монархистов», с одной стороны группа Н.Е. Маркова и Н.А. Павлова, с другой Е.А. Ефимовского и А.М. Масленникова. Разделяло ВМС и НМС, в основном, употребление спорного понятия “конституция”, часто используемого западниками и врагами Русского Самодержавия. Чебышев присоединился к организационному бюро по подготовке съезда, куда входили Е.А. Ефимовский, С.С. Ольденбург, Б.Г. Кеппен, М.И. Горемыкин, М.А. Таубе [«Возрождение» (Париж), 1932, 14 сентября, с.2].

Практика далее покажет, что среди монархистов конституционный термин не приживётся в качестве положительного. Е.А. Ефимовскому было трудно сойтись с ВМС и в силу сохранявшихся у него интеллигентских предупреждений против Союза Русского Народа, традиции которого считали нужным продолжать сторонники Н.Е. Маркова. «Руль» 20 декабря сообщал о банкете в честь Н.Е. Маркова и А.М. Масленникова, приехавших в Белград и поднимавших тосты за легитимного Царя из Дома Романовых. По сообщению «Сегодня» 21 декабря, на этом банкете в Белграде получили преобладание сторонники В.К. Кирилла Владимировича, которые провозгласили его будущим Императором. Но не указано кто именно занял такую позицию, которую не поддерживали представители ВМС.

25 декабря 1921 г. С.Ф. Ольденбург писал про сына для сведений А.П. и В.П. Шнейдер: «Серёжа далеко – узнаю о нём иногда из газет и очень редко из писем. Он много работает, конечно, тяжело ему без нас» [«Письма – больше чем воспоминания» М.: Новый хронограф, 2012, с.475].

В коммунистической газете, где постоянно печатали С.Ф. Ольденбурга, он мог встречать такие упоминания: «теперь П.Б. Струве докатился до монархизма. Быть может, скоро он будет почётно председательствовать в Рейхенгалле и вместе с С.С. Ольденбургом и Марковым II-м, перекрашивать Николая II в святейшего и мудрейшего монарха» [«Путь» (Гельсингфорс), 1921, 24 декабря, с.2].

Тот же «Путь» 2 декабря упоминал и берлинский доклад С.С. Ольденбурга о Государе, называя его автора одним из столпов белогвардейской газеты «Новая Русская Жизнь» в Финляндии.

В 1922 г. в Берлине издательством «Стяг» и фондом по изданию Царских портретов А.С. Гершельмана была напечатана первая посвящённая Святому Царю историческая работа С.С. Ольденбурга «Государь Император Николай II Александрович». Этот доклад Ольденбурга пожелал выпустить на свои средства главный организатор издательского дела Высшего Монархического Совета. Доклад имеет подготовительный характер и пока ещё не основывается на значительном числе источников. Реагируя на активно обсуждаемые появившиеся в эмиграции записки С.Ю. Витте, историк-монархист уже тогда сумел представить наиболее вдумчивый подход к личности Николая II, который подтвердится всей последующей исследовательской работой. С.С. Ольденбург верно определил неординарные нравственные достоинства Святого Государя, которые находятся в прямой связи с его политическими предпочтениями и решениями.

Доклад показал намерения автора стать не только политическим обозревателем современной европейской политики, но и полноценным исследователем-историком. Ещё явственнее выдвинулся С.С. Ольденбург в первые ряды монархистов нового поколения, непричастных к руководящим правительственным кругам Империи и прежнему черносотенному движению. Крайне важно появление таких новых лиц, способных объективно расценить их достоинства и недостатки, помогая ориентироваться на лучшие примеры.

Разоблачая революционные легенды и салонные сплетни о слабоволии Государя, С.С. Ольденбург уже тогда напишет об ошибочном отношении к вежливости, воспитанности и благородству Царя как к его слабости, а не достоинству, уничтожающему критику Самодержавия как деспотизма. Разделение монархии и тирании как двух противоположных политических определено ещё древними политическими мыслителями, и их смешивание в угоду демократической пропаганде приводит к непониманию, что свой антипод имеет и народовластие. Когда нет осознания, чего не следует делать, тогда и не удаётся предотвратить худшие политические сценарии. Поэтому демократическая альтернатива в революционных формах её продвижения являлась подлинным злом для России и остаётся им.

При обмене поздравительными новогодними телеграммами ВМС писал Врангелю что будущая Императорская Армия будет служить «оплотом законному Государю». Врангель отвечал о борьбе за освобождение Отечества, «не предрешая формы его будущего государственного бытия». Что означало передачу такого предрешения противникам Белого Движения и непризнание национального единства в монархической политической культуре. С чем ВМС никак не мог согласиться.

7 января 1922 г. в обзоре печати «Руль» привёл доводы С.С. Ольденбурга из «Грядущей России» за легитимизм против бонапартизма: «у законных монархов бывают – верноподданные, у Наполеонов – только поклонники или преданные рабы. Верноподданный, склоняясь перед своим Государем, склоняется не только и не столько перед человеком, – но перед идеей Высшего, перед символом нации, перед воплощением исторического векового бытия страны. Законные Государи коронованы не только зримым золотом. Но преклонение перед Наполеоном есть только обожание личности, случайное, ни с какой идеей не связанное, и в силу этого преходящее. Яркое противопоставление этих двух сил мы находим в Шиллеровом «Валленштейне», где идея Императора побеждает мощную “титаническую” личность полководца. Гений, исчерпавший до дна земную славу, Наполеон ничего не создал прочного и настоящего».

Граф Ревентлов, которым уже возмущалась «Еврейская Трибуна», 13 января навестил собрание русских монархистов под председательством А.А. Римского-Корсакова. Ефимовский приветствовал Ревентлова, был исполнен гимн «Боже, Царя храни». Ревентлов сказал что Россия Германия обе «находятся под властью еврейства, ужасно и отвратительно проявляющего в России дьявольскую основную черту своего существа». Не замедлила ждать реакция демократов из «Руля»: «Ефимовские и Ольденбурги, покрывающие это “приветствие” криками ура – отвечают ли за своё поведение?». «Грядущая Россия» ответила: «в своей заметке «Руль» выходит, однако, из рамок приличия, когда начинает ставить русским деятелям отметки за поведение». «Руль» объединился против правых монархистов с эсеровской «Волей России» и милюковскими «Последними Новостями», выражая им одобрение.

Еврейский вопрос вовсе не стоял в центре программы НМС, и левые газеты ранее обращали внимание на расхождение высказываний Ефимовского и Ревентлова. Основной положительный смысл данной встречи состоял в преодолении вражды между русскими и немцами, сглаживание последствий чудовищного конфликта 1914 г. и предотвращение возможности новой войны между Россией и Германией. Противники монархистов проигнорировали все эти важные задачи, не заметив ничего кроме антисемитизма.

«Руль» также отметил вмешательство С.С. Ольденбурга в спор между «Грядущей Россией» и «Новым Временем». Сначала В.В. Шульгин выступил против революционной проповеди Д.С. Мережковского в пользу декабристов, назвав их предтечами большевиков. Белградское «Н. Время» обвинило самого Шульгина в ответственности за победу революции. Ольденбург постарался примирить стороны: «Тяжёлое впечатление производит статья Б. Юрьевского в «Новом Времени» по поводу недавней статьи В.В. Шульгина о декабристов. Если бы даже в данном случае обвинения, выдвигаемые г. Юрьевским были правильны, — и тогда его основная мысль была бы неверна». Т.е. Ольденбург, не мог отрицать вину Шульгина за содействие февральскому перевороту. Но если возводить обвинение не в историческом исследовании, а в актуальном положении, то вместо укрепления сил монархистов произойдёт размывание сил и внутренняя распря, поскольку на данный момент Шульгин примкнул к монархистам. «Если бы мы теперь стали отвергать всех, кто был тогда не с нами – нас – по крайней мере из образованного слоя общества – осталось бы безмерной гордыней думать, будто одними нашими силами мы можем справиться с восстановлением России».

«Руль» снова не понял мысли С.С. Ольденбурга, отпустив замечание, будто сама «Грядущая Россия» заварила “монархическую смуту”. Революционно настроенный Д.С. Мережковский ни в прошлом, ни теперь, монархистом не являлся. Его критика справа поэтому совершенно необходима и не является междоусобием. Отстраняя от себя противников Династии Романовых, «Грядущая Россия» отметила рост легитимистских сил.

В январе С.С. Ольденбург участвовал в обсуждениях Бюро вопроса Престолонаследия, в результате чего Высшему Монархическому Совету была послана резолюция о невозможности на данный момент установить «с непререкаемой достоверностью, кому довлеет Российский Императорский Престол». Признавая полноту державных прав Династии Романовых, Бюро возлагало решение вопроса на Всероссийский Земский Собор.

Принцип христианской соборности, как хорошо понимали монархисты, противоположен демократическому принципу большинства голосов. Собор не собирает снизу количество мнений, а наоборот, нисходит от высших принципов [Епископ Михаил (Грибановский) «Над Евангелием» СПб.: Сатисъ, 1994].

Устроение церковных соборов православными монархистами берётся за образец и для политической практики как наилучший из возможных примеров совместного созидательного действия.

23 января в банкетном зале Рейнгольд проходил организованный ВМС доклад Н.А. Павлова об экономическом восстановлении. Выступали также М.И. Горемыкин, Е.А. Ефимовский, А.М. Масленников, С.М. Медведев.

В начале года вышел номер журнала П.Б. Струве, где С.С. Ольденбург дал рецензию на книгу А. Терне «В царстве Ленина», где сравнивает предложенные очерки жизни в РСФСР с дневником З.Н. Гиппиус, опубликованным в предыдущих номерах журнала. Точность рассказов А. Терне Ольденбург противопоставляет утверждениям большевиков, будто эмигранты ничего не знают о советской действительности. «Это – довольно искусный приём борьбы, вносящий разлагающее сомнение во многие и многие души». Достоверность сведений Терне и ложь большевиков Ольденбург подтверждает личным опытом: Терне был «и в Ростове-на-Дону и в Петрограде. Пишущему эти строки случилось быть в этих же городах осенью 1920» [«Русская Мысль» (Прага), 1922, Кн.I-II, с.379].

Там же Ольденбург счёл важным рассказать про русско-немецкое издание «Ауфбау (Восстановление). Сборник по вопросам хозяйственно-политической жизни Восточной Европы», выходившее в Мюнхене. №2-3 включает доклады, прения и резолюции Рейхенгалльского съезда русских монархистов. В №4-5 помещена записка П.Н. Дурново, чью подлинность Ольденбург подтверждает своими соображениями. Там же статья графа фон дер Гольца и интервью с Э. Людендорфом, который обвиняет немецкую социал-демократическую партию в авторстве плана запуска Ленина в Россию.

В некоторой степени такая попытка снять ответственность с правительства и военного командования перекликается с самооправдательными приёмами статей А. Парвуса, который в 1918 г. выдвигал противоположные обвинения относительно заключения Брестского мира. Парвус утверждал, что социал-демократическому рейхстагу военные не дали договориться о мире с Лениным на своих условиях и сорвали возможный союз с большевиками [А. Парвус «В борьбе за правду» М.: Альпина Паблишер, 2017].

Современные левые либералы неадекватно демонизируют Э. Людендорфа, рассказывая будто он несёт ответственность за голод в Германии, захватив запас сельскохозяйственных удобрений для производства химического оружия. Самым нечестным образом при этом умалчивается о значении английской морской блокады [Will Brownell «The First Nazi. Erich Ludendorff» Berkeley: Counterpoint, 2016].

Поскольку до войны Германия закупала много продовольствия, то понятно, что не удобрения, а торговая блокада является действительной причиной страшного голода. Но машина организованной лжи левого либерализма сознательно фальсифицирует историю ради противопоставления демократов монархистам.

22-23-м января 1922 г. подписан «Политический обзор» русских дел и международных событий, подготовленный С.С. Ольденбургом. Отмечено закономерно экономическое оживление НЭПа, чистка компартии, декоративный характер съездов советов. В эмигрантском расцвете культуры Ольденбург отметил выход 15 ежедневных газет, десятков журналов, среди которых отдельно назвал «Русскую Мысль», «Двуглавый Орёл», три альманаха «Архива Русской Революции», мемуары Витте, интересные, «несмотря на их местами очень неприятный личный тон и характер».

То что для С.С. Ольденбурга было неприятным, т.е. неверным, приводило в восторг либеральных публицистов. Лидер группы берлинских к.-д. В.Д. Набоков увидел желаемое: «эпоха Витте и её деятели являют картину ужасающего упадка». Феноменально недостоверным запискам Витте В.Д. Набоков приписал «изумительную способность оценивать и характеризовывать подлинную сущность людей» [«Руль», 1921, 13 ноября, с.2].

Тщательное изучение мемуаров Витте закрепит за ними дурную славу, подтвердив оценку С.С. Ольденбурга, а не В.Д. Набокова.

Ольденбург приветствовал профессорский и студенческий съезды в Праге, вынесшие в октябре 1921 г. антисоветские резолюции. Сменовеховство, разлагающее антисоветский настрой Зарубежной России, естественно крайне негативно оценено Ольденбургом за непонимание противоположности русских и советских интересов, исходя из заблуждения, что большевизм может способствовать возрождению России, занимаясь деструктивным социалистическим строительством. Напротив, большевики будут мстить русскому народу за все свои неудачи построения коммунизма, раскручивая далее спираль террора вместо какого-либо эволюционизма.

Некогда знакомый Ольденбургу Устрялов, в газете «Смена Вех» под конец 1921 г. рассказывал про «покидающий Россию коммунизм», как будто одни только эмигранты-монархисты хотят «продлить революционный день», а не партия большевиков [Н.В. Устрялов «Избранные труды» М.: РОССПЭН, 2010, с.330].

Невозможность хозяйственного восстановления при большевиках Ольденбургу очевидна, исходя из того что никто не будет вкладывать в РСФСР крупный капитал и не будет перевозить туда «реальные ценности» при угрозе их полной потери. Соображение Ольденбурга, что такой ввоз может произойти исключительно «за золото», вполне оправдается в дальнейшем при провальной сталинской индустриализации за счёт золота, отобранного у народа в голодомор через Торгсин.

Ольденбург признал также «затишье» подле групп, образовавших Национальный Комитет в Париже. Его объединительное значение не оказалось сколько-нибудь заметным, сравнительно с успехами монархистов.

«Больше всего движения было в монархических кругах; в составе монархического объединения, созданного в Рейхенгалле, организовалось конституционное крыло, назвавшееся Русским Конституционно-Монархическим Союзом, — к нему примкнули союзы в Париже, Белграде, Константинополе и Берлине. В связи с возникновением Союза выяснилось, что все доныне возникшие организации, заявившие себя открыто монархическими, стоят за династию Романовых».

Это означало ощутимое усиление значения крайне правого Высшего Монархического Совета. Его прямая поддержка С.С. Ольденбургом уже создавала определённое расхождение с центристской позицией П.Б. Струве. Особенно отчётливо это несовпадение проявилось далее, где Струве впервые позволил себе дать редакционное примечание к статье Ольденбурга. К написанному, что все участники Всезаграничного Собора Русской Церкви в Карловицах «за исключением А.Н. Яницкого, признали себя сторонниками монархии, и никто не возражал против исторической династии», П.Б. Струве присоединил подстрочник: «на наш взгляд, большинство Собора совершило крупную психологически-политическую и моральную ошибку, связав с церковным делом, в виде соборных постановлений, решения о политических вопросах, посторонних как таковые, религии и церкви».

В действительности, конечно, здесь откровенно заблуждался Пётр Струве, а не Собор РПЦЗ. Политические вопросы безусловно имели самое прямое отношение к делам религии, Церкви и каждому верующему, революция отчётливо доказала это. Недовольство Струве и его единомышленников, которые затем примкнут в митрополиту Евлогию и московской, а потом константинопольской патриархии, проистекало из несовпадения их политических воззрений с правильным пониманием связи между религией, политикой и нуждами Церкви у РПЦЗ. Заявление о неучастии в политике у евлогианцев было чистым лицемерием. Неиссякаемая ненависть врагов русских монархистов к подвигу Карловацкого Собора разоблачает их политические пристрастия и антицерковное мышление поборников светского, т.е. доктринально-атеистического государства. Заявление о помещении политики вне Церкви и означало приверженность к государственному господству светского атеизма.

Здесь наблюдается закономерность между приверженностью С.С. Ольденбурга Высшему Монархическому Совету и Русской Зарубежной Церкви. Вынесенное Соборное постановление РПЦЗ доныне сохраняет своё нравственное и политическое значение, служа образцовым примером для мирян и священнослужителей.

Общее положение монархистов в новом пантеистическом мировом порядке хорошо видно по наблюдению С.С. Ольденбурга, как в Венгрии «под давлением иностранных держав Национальное Собрание приняло законопроект о лишении дома Габсбургов права на престол; христианско-национальная партия и все легитимисты отказались участвовать в голосовании, заявив, что считают его незаконным. Но власть не скатилась влево, а осталась более или менее в тех же руках».

Сергей Ольденбург счёл важным принять участие и в полемике против ложного анализа и приукрашивания революции евразийцами и конкретно против П.Н. Савицкого в «Руле»: «как ни старались в 1918 г. некоторые интеллигенты в Советской России вложить духовный смысл в совершающееся, им этого не удалось, – и они замолкли, так как действительность 1919-21 годов уже слишком расходилась с представлениями о великой заре духовного возрождения». Коммунизм несёт не подъём, а «ужасающий мертвящий распад» [С.С. Ольденбург «Евразийство и русская действительность» // «Новая Русская Жизнь» (Гельсингфорс), 1922, 22 января, с.2].

В №21 «Грядущей России» под псевдонимом Русский выходила статья «На Дальнем Востоке». По сообщению «НРЖ», издание монархической «Грядущей России» прекратилось 1 марта.

«Политический обзор» Ольденбурга от 7 марта отмечал, что Белая Армия на Дальнем Востоке продолжает удерживать территорию размером с две Чехословакии. Приамурское правительство захватывало у красных Хабаровск, но затем его отбили назад. Под Советами голод охватил Поволжье, Крым и Дон, с оскудением провинций в целом. Изъятие ценностей из церквей, как считает Ольденбург, не помогло нуждающимся, большевики, как они всегда делали с рабочими, крестьянами, солдатами, лишь воспользовались народными нуждами для достижения собственных, противоположных целей – «благовидный повод для изъятия золота из церквей». Обоснованным оказалось предположение Ольденбурга, что далее большевики доберутся до национальных богатств во дворцах, музеях и библиотеках для продажи за рубеж, «на содержание аппарата интернациональной власти» [«Русская Мысль» (Прага), 1922, март, с.201-202].

Ольденбург, по-видимому, ещё до знакомства с основополагающей книгой руководителя расследования М.К. Дитерихса, не сомневался в факте Екатеринбургского злодеяния.  «В газете «Коммунистический труд» появилось официальное сообщение об убийстве Царской Семьи, причём большевики утверждают, рассчитывая на неосведомлённость масс, что ими истреблены все члены Императорской фамилии. – О предательском убийстве Великого Князя Михаила Александровича повествует “сам” организатор убийства, коммунист Мясников».

Говоря о Русском Зарубежье, Ольденбург признал заслуги генерала Врангеля, который «отстоял своё войско, когда недавние союзники его травили». Врангеля сердечно проводили все русские в Константинополе и восторженно встретили в Белграде, куда Врангель приехал 1 марта.

По сообщению газеты «Время» от 6 марта 1922 г., лидеры белградских монархистов П.В. Скаржинский и С.Н. Палеолог просили Врангеля ввести в Русский Совет генерала Краснова для поднятия авторитета РС среди правых эмигрантов. Однако РС в качестве эмигрантского правительства при Врангеле, не имея существенного значения, не будет долго существовать, ему осталось всего несколько месяцев.

Признавая значительнейшее влияние Высшего Монархического Совета во главе эмигрантских политических организаций, Ольденбург пишет что нинисты, левые либералы и социалисты, противники Белого Движения, изменили свою прежнюю формулу против Колчака на «ни Ленин, ни Марков». Опасения, что именно Н.Е. Марков может возглавить Монархическую Россию после свержения большевиков, регулярно озвучивались в левой печати. Попытки противопоставить Армию Врангеля монархистам отвергались газетой «Грядущая Россия» Ефимовского, стремящейся к объединению правых русских сил. Позднее появлялись сообщения о получении Ефимовским денежных субсидий от Врангеля.

Обзор европейской политики от Ольденбурга включает множество подробностей с раскладкой состояния основных сил и направлений движений. По Италии существенно отметить усиление антиклерикального уклона в фашизме. Франция оговаривала за собой право на военную агрессию в случае восстановления Династий Гогенцоллернов или Габсбургов. Строители нового мирового порядка старались тем самым закрепить свои успехи и устранить основы христианской цивилизации. Правительство Пуанкаре поддерживалось при этом во Франции всеми правыми, кроме роялистов, из-за его противостояния с социалистами. В Венгрии монархическая правительственная партия вынуждена была отложить династический вопрос до укрепления сил страны. В Португалии с лета 1921 г. произошла третья попытка военного восстания. «Вся история Португалии за последние 10 лет со времени свержения короля Мануэля представляет из себя серию учащающихся переворотов, производимых сравнительно небольшими войсковыми частями». В Испании королевская власть примиряла офицерские организации с правительством при возникновении разногласий и предотвращая подобные выступления.

В мартовском номере «Русской Мысли» Ольденбург опубликовал также отзыв на первые четыре тома «Архива Русской Революции», находя в нём редкое беспристрастие подбора материала. «Для всякого, кто пожелает изучать русскую революцию, он явится незаменимым пособием». Критически Ольденбург отнёсся к перепечатке советского издания «Последних дней» А.А. Блока: «фактический материал (телеграммы и т.д.) в общем совпадают с данными «Воспоминаний» ген. Лукомского, а характеристики весьма субъективны и не показывают знания ни среды, о которой говорится, ни её духа».

Тут во всём с Ольденбургом надо согласиться насчёт сохраняющегося значения изданий АРР для любого историка, и непонимания Блоком Царской Семьи и высшей бюрократической элиты Российской Империи.

Повествование «На внутреннем фронте» П.Н. Краснова о походе на Петроград Ольденбург считает картинным, т.е., впечатляюще красивым, эффектным, красноречивым, ярким. Вполне справедливо Ольденбург указывает на ценность независимых воспоминаний сравнительно с подбором официальных декретов советской власти, «которые некоторые иностранные издательства пытались собрать и систематизировать», хотя они «в сущности имеют очень мало значения для характеристики эпохи: жизнь идёт не по ним, иногда из большого декрета один какой-нибудь пункт приобретает острое и реальное значение, а остальные остаются мёртвой буквой».

Оценивая по свежему прочтению роковые телеграфные переговоры Ставки с Родзянко, С.С. Ольденбург справедливо придаёт им «первостепенное значение для истории». Не касаясь критики заговора генералов, он направляет всю силу осуждения в адрес Г. Думы: «трагическим легкомыслием веет от телеграмм из Думы, убеждающих генералитет, что по зову временного правительства жители повезут армии хлеб и даже снаряды». Но отсюда логически следует, что М.В. Алексеев, предавший Императора Николая II, добиваясь передачи всей правительственной власти рассуждающему подобным образом ВКГД, не только совершил чудовищное преступление, изменив присяге, но и допустил ровно такое же позорное недомыслие. Оправдать поступки М.В. Алексеева становится невозможно.

П.Л. Барк в декабре 1922 г. имел все основания прямо писать об измене М.В. Алексеева: «я ни минуты не сомневаюсь, что план убедить Государя императора отречься был заранее разработан этими господами и что командующие армиями, подготовленные низкой пропагандой, были готовы ко всем случайностям. Ответы этих генералов на телеграфный запрос в роковое число 2 марта были результатом долгой и тщательной подготовки» [П.Л. Барк «Воспоминания последнего министра финансов Российской империи. 1914-1917» М.: Кучково поле, 2017, Т.2, с.520].

В дальнейшем П.Л. Барк успеет принять участие в организации подготовки издания «Царствования» С.С. Ольденбурга.

Затянувшееся молчание следователя Н.А. Соколова и временное отсутствие доступа к изданной на Дальнем Востоке книге генерала М.К. Дитерихса вынуждало эмигрантские газеты пользоваться гораздо менее надёжными советскими публикациями П.М. Быкова относительно факта убийства всей Царской Семьи в Екатеринбурге.

Недостоверный пересказ слухов подъесаулом Тегенцевым из армии Дутова, опубликованный в «НРЖ» 6 октября 1921 г., будто участниками убийства Царской Семьи являлись красногвардейцы Соловьёв и Проскуряков, перепечатывался для распространения дезинформации о руководстве убийством комиссарами с русскими фамилиями: Медведевым, Окуловым и Олейниковым [«Трагедия в Екатеринбурге» // «Время» (Берлин), 1921, 17 октября, с.2].

27 февраля 1922 г. это же максимально враждебное монархистам «Время» напоминало, что оно ещё в 1920 г. продвигало версию о том что тело Императора Николая II было доставлено в Кремль в деревянном ящике и после осмотра было сожжено в печи. Разного рода невежественным критикам книги генерала Дитерихса следовало бы обратить внимание на происхождение этих легенд, приписываемых русским монархистам. Они, напротив, распространялись левыми газетами, одновременно пропагандировавшими разные абсурдные лжесвидетельства о составлении «Протоколов сионских мудрецов» по приказу Рачковского якобы для продвижения Нилуса на место Филиппа при Николае II. В декабре 1922 г. «Время», сообщая о захвате красными Приамурья, отсыпала брань не в адрес коммунистов, а посылала свою ругань исключительно против М.К. Дитерихса, обзывая его «мастером удирать от опасности», нераспорядительным и неспособным к предвидениям.

Шулерские привычки пропагандистов бросаются в глаза в книге Михаила Фишмана «Преемник. История Бориса Немцова и страны в которой он не стал президентом» (2022), составленной из сплошного частокола скучных либерально-прогрессистских штампов. Фишман не настолько плох, чтобы написать о принадлежности Ф. Голощёкина к русскому среднему классу, бывают авторы и подурней. Однако он утверждает, будто книга М.К. Дитерихса 1922 г. «была построена» на антисемитской версии «о ритуальном убийстве». В действительности построена она на материалах произведённого под его начальством расследования. Типичным для демократов является лицемерное или невежественное замалчивание, что англичанин Р. Вильтон является автором этой версии, а не русский белый генерал и монархист. А книга Вильтона имела явный антимонархический характер.

Очень плохо, когда биографии пишутся такими слабыми журналистами, а не историками. В них нет необходимой проверки источников, а преследуется одна примитивная задача нанести информационный урон командирам Белой Армии, русским националистам, православным верующим, обвиняемым в распространении «антисемитской версии». Но эти выпады оборачиваются против самого М. Фишмана и всей демократической традиции, которой тот бездумно последовал в эпизоде о перезахоронении царских останков в 1998 г.

Достаточно открыть книгу М.К. Дитерихса, дабы выяснить его позицию о ритуальных убийствах. «По поводу ритуальных убийств существует обширная литература». «Бывали ли такие уродливые секты? Существуют ли они теперь? Это вопрос особого расследования». Генерал Дитерихс ставит под вопрос существование таких сект, говоря о последней двухтысячелетней истории. Следовательно, книга Дитерихса никак не могла быть «построена» на версии ритуального убийства. Одно это уже показывает в какую систему лжи загнан М. Фишман, всегда когда он упоминает русских монархистов. Крайне бессовестно говорить об антисемитской версии ритуального убийства Царской Семьи, когда Дитерихс пишет не о Екатеринбургском злодеянии, а о всём историческом опыте: «давность этого вопроса не позволяет судить о нём поверхностно». И говорит он не о еврейском народе, а о сектах.

Какое же право имеют противники монархистов распространять подобную клевету на М.К. Дитерихса, который обличал таких Фишманов: «для толпы, да и для значительной части интеллигентной общественной массы, всякое зло, творимое при участии того или иного Янкеля или Лейбы, исчерпывается нарицательным определением – еврей». «Это первая роковая историческая ошибка, осложняющая соответственное разрешение еврейского вопроса. Из среды русского народа вышел Ленин, но никто не скажет, что весь русский народ состоит из Лениных или исповедует ленинские принципы».

Дитерихс предостерегает от столь опасной интеллигентской ошибки, но Фишман сто лет спустя снова её совершает. Дитерихс настолько превосходно выражался на тему о ритуальных убийствах, что демократы, выступая против него, загоняют себя в самую невыгодную позицию. Дитерихс разоблачает их: «большой вред приносят те россияне, которые затемняют истинное ужасное зло, скрывающееся в мировом еврейском вопросе, под оболочкой навязываемых всему еврейскому народу ритуальных преступлений, фантастических сионских протоколов и различных учений сектантских изуверов». «Опасное мировое зло не в еврейском народе, а в тех лежащих в его основании принципах социалистических учений, которые исторически выдвигались различными представителями еврейской мысли» [М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале» М.: Вече, 2008, с.244-245, 248-249].

В итоге у демократов получается, что выступать против коммунистического учения – антисемитизм. Против убийц Царской Семьи – антисемитизм. Да и попросту быть русским монархистом, а не либералом, конечно же, антисемитизм. Что заслуживает наименования клинической просоветской русофобии.

Фальсификаторы истории прибегают к таким же бесчестным полемическим приёмам, до неузнаваемости искажая взгляды противников и по многим другим важным вопросам: «сегодня “антисемитизм” стал во многом бессмысленным выражением, используемым для клеветы на оппонентов, либо для того, чтобы заткнуть их. Он используется просто потому, что одним не нравятся доводы оппонентов, и они не состоянии ответить ничем умнее» [Thomas Dalton «Debating the Holocaust: A New Look at Both Sides» Castle Hill Publishers, 2015].

Следователь Н.А. Соколов прервал молчание, прислав в парижскую газету «Тан» опровержение заявлений Г. Чичерина о том, будто Царская Семья жива. Соколов впервые опубликовал, на французском языке, текст расшифрованной телеграммы Я. Свердлову о совершившемся полном убийстве и заготовленном замысле объявить о гибели супруги и детей Государя при эвакуации из Екатеринбурга [«НРЖ», 1922, 10 мая, с.3].

Подлинность телеграммы потом пытались подвергать сомнению, но на данный момент она остаётся не опровергнутой.

25 марта 1922 г. в Берлине открылась подготавливаемая сторонниками Ефимовского монархическая конференция. Из разных стран прибыли 35 человек. Молебен совершил митрополит Евлогий, призывая к свойственной ему терпимости ко всем, работающим на благо России, «хотя бы они шли иными путями».

Такое поведение сохранило митрополита Евлогия в памяти современников не в лучшем свете: «хитрый человек, желавший всем угождать», сравнительно с принципиальным митрополитом Антонием (Храповицким), который «был наиболее выдающимся иерархом той эпохи»  [Г.К. Граф «На службе Императорскому Дому России 1917-1941» СПб.: БЛИЦ, 2004, с.200-201].

В дальнейшем евлогианцы внесут излишнюю вражду в русское церковное устроение неуместной приверженностью к контролируемой чекистами Московской Патриархии. Только когда из оккупированной коммунистами Москвы пришёл приказ заявить о полной лояльности советской власти, а потом и о его увольнении, митрополит Евлогий отказался подчиняться, что аналогично эгоистически запоздалому мятежу Корнилова после приказа об отставке. Но вместо признания изначальной и последовательной антисоветской правоты РПЦЗ, выйдя из подчинения Москве, митрополит Евлогий углублял ненужный раздор, подавшись под юрисдикцию Константинополя, отказываясь от русского церковного единства [С.В. Троицкий «Размежевание или раскол» Париж, 1932].

Решение евлогианцев П.Н. Краснов остроумно сравнит с формулой: ни Ленин, ни Колчак. Но и после того как Евлогий вышел из подчинения, Н. Бердяев и младороссы в качестве третьей церковной группы остались при московской патриархии. В 1945 г. Евлогий умудрится ещё раз предательски перебежать на сторону большевиков.

На монархической конференции хорошо осведомлённый барон М.А. Таубе в обзоре международного положения обозначил стремление масонско-еврейского интернационала «погубить историческую русскую государственность и разрушить национальную Россию при помощи кадетской политической революции», имевшей непредвиденные последствия для организаторов февральской революции 1917 г., и теперь они считают нужным дать отбой для охраны капитализма в Европе (в феврале 1932 г. появлялись сообщения о том что М.А. Таубе в Берлине принял католичество, возможно по этой своеобразной причине Н. Свитков тогда же добавил его в список эмигрантских масонов).

После Таубе 26 марта С.С. Ольденбург выступил с докладом «Положение Советской России», в котором использовал сведения, полученные от беженцев, иностранцев, из коммунистической печати и личного опыта. Наименьшего доверия заслуживала советская пропаганда в Европе, но и рассказы иностранцев, не понимающих русской жизни, как находил Ольденбург, далеко не надёжны. Ольденбург обратил внимание на убыточность советских предприятий, которые будут составлять характерную черту социалистического строя на протяжении всех последующих лет. Хозрасчёт, о котором в первые же годы своего хозяйствования, говорили большевики, так и не смог прижиться в СССР до самого его затянувшегося падения.

Ольденбург обратил внимание, что частичное временное восстановление капиталистических отношений большевики используют для дальнейшего разжигания классовой ненависти. На этом будет построен огромный пласт советской мифологии о нэпманах, кулаках и вредителях.

Следуя примеру Ольденбурга, необходимо наносить ответный удар и показывать полную несостоятельность всех левых рассуждений, «что капиталистический способ производства окончательно исчерпал себя», как вообразил Ф. Энгельс в письме А. Бебелю ещё в мае 1883 г. [К. Маркс и Ф. Энгельс «Сочинения» М.: Политиздат, 1964, Т.36, с.23].

Эти тезисы были полностью ложны тогда и оставались совершенно ошибочны и в 1930-е, когда идеологи социализма типа Джорджа Оруэлла пропагандировали превосходство плановой системы над капитализмом. Актуальными всегда остаются принципиально иные дискуссии по наиболее функциональным приёмам экономической политики, к которым социалистические меры никогда не относятся.

Естественно, что правая идеология не может сводиться к одной защите капитализма и она не ставит капитализм превыше всего. Убеждённые что существующая демократическая система противостоит их интересам, неплохие американские правые христианские писатели справедливо критикуют за это республиканскую партию США, которая, если когда-то частью имела, то растеряла все по-настоящему правые ценности, оставив себе один капитализм. Тем самым Америка одновременно даёт пример временно успешной борьбы с большевизмом и всего что следует избегать на этом пути. «Культурные силы, которые веками отдаляли Запад от Бога, не будут остановлены и обращены вспять никакими голосованиями и выборами вообще» [Rod Dreher «The Benedict Option. A strategy for Christians in a post-christian nation» Penguin Publishing Group, 2017].

Падение христианских монархий в результате февральского переворота 1917 г., связанного с именем Альфреда Мильнера, и общих итогов Первой мировой войны привело Европу к всестороннему господству пантеистической идеологии обожествления природы и человечества. Уже в 1920 г. пантеистический новый мировой порядок символически был закреплён в отмене христианского богослужения при проведении олимпийских игр. Оно было заменено языческими ритуалами [А.В. Васильченко «Нордические олимпийцы. Спорт в Третьем рейхе» М.: Вече, 2012, с.186].

Хотя сам факт восстановления отменённых при начале строительства христианской цивилизации олимпийских игр свидетельствовал о набранном могуществе политического пантеизма, Император Николай II и другие христианские монархи сдерживали его наступление и заставляли с собой считаться, что видно по обязательным до 1918 г. богослужениям, молитвам,  чтениям псалмов на таких мероприятиях.

С.С. Ольденбург приводит важное соображение о том, что достигнутое благосостояние  касается лишь немногих в СССР и «никто не уверен, что всё накопленное при помощи торговли не будет у него завтра же отобрано». Этим жизнь в СССР и при идейных преемниках большевиков всегда будет полностью отличаться от принципов защиты частной собственности при Николае II и всех последних Русских Императорах.

«Пресекать влечение человека к собственности можно лишь насильно – тут-то ад и начинается» [Михаил Назаров «О религиозном оправдании частной собственности» // «Вестник РХД», 1991, №161, с.111].

Мишуру советов и съездов С.С. Ольденбург прямо отнёс к инсценировкам и назвал большевиков международной политической сектой, расхищающей достояние России. Вполне понимая тоталитарный характер партийного владычества, Сергей Сергеевич в отличие от многих заблуждавшихся типа Деникина, не рассчитывал на то что РККА сможет свергнуть коммунистов. Как окажется в дальнейшем, «красная армия не есть самостоятельная сила – она вся пропитана коммунистическими ячейками и находится в полной зависимости».

Сергей Ольденбург осторожно признал «некоторый рост монархического настроения, в чём сознаются и сами большевики, и советская власть всячески старается убедить население, что никого из Дома Романовых в живых не осталось». В некоторой силе монархизма в народе и среди интеллигенции можно убедиться по множеству дневников и воспоминаний. Докладчик отметил также рост антисемитизма и враждебность к Англии и Франции более, чем к Германии.

Среди множества замечаний, какие сохранят силу в последующее время, надо назвать указание на то что в отличие от слабых попыток интервенции силами Антанты в 1918 г., раздражающих народ, «крупные освободительные силы» «наоборот нашли бы поддержку». Это вполне выразилось во Власовском Движении 1941-45 г.

1918-й год в качестве высшей ступени русской борьбы желал вновь увидеть П.Н. Краснов в 1941-м. Поэт Арсений Несмелов призывал возвращение 1918-го, желая вновь увидеть антисоветскую волну высшей высоты.

27 марта М.И. Горемыкин читал доклад «Земельный вопрос», а С.С. Ольденбург «Основы хозяйственной политики» (по сообщению «НРЖ»). «Руль» упоминал также о докладе, прочитанным генералом П.Н. Красновым, который после этого вынужден был прислать опровержение: «я с 11 февраля безвылазно проживаю в Баварии», подготавливая 2-ю редакцию романа «От Двуглавого Орла к красному знамени». Вот насколько достоверны оказывались сообщения о русских монархистах в демократической газете, прославляющей борьбу за “свободу” и проклинающей Российскую Империю.

В сборнике материалов конференции опубликован доклад С.С. Ольденбурга под названием «Мероприятия переходного времени». «Никому не дано предвидеть будущее; и тем не менее, всякий политический деятель, всякая общественная группировка в той или иной мере обязана предвидеть». Ольденбург справедливо называл основными возможными причинами падения большевизма внутренние восстания, продолжение Белого Движения, иностранную интервенцию или напротив провал наступления советских сил через границу. Всё это будет в дальнейшем опыте СССР, но, как и полагал русский белоэмигрант, предвидеть точные сроки оказалось невозможно, как и главные из причин будущего крушения красных.

С.С. Ольденбург заблаговременно поставил вопрос о необходимых политических мерах после того как оккупация России красными, так или иначе, оборвётся.

Ольденбург вполне точно утверждал, что падение компартии приведёт к временному расстройству правительственного аппарата, однако «систематическое разрушение, детальная распродажа накопленных ценностей, производимые большевиками, для России, конечно, неизмеримо разорительнее».

Именно так следует относиться к состоявшемуся падению КПСС, господство которой, как можно сейчас вполне оценить, являлось несравненно хуже последствий отказа от социалистического строительства и сложного процесса реставрации капитализма. Сколько бы большевики ни утверждали обратное, восхваляя СССР, эту их главную песню ни в чём нельзя поддерживать, т.к. именно на этом обманном приёме основаны все их политические перспективы.

С.С. Ольденбург полагал, что падение партии большевиков позволит, несмотря на сохранение в бюрократическом аппарате значительного числа коммунистов, сменить политическое руководство и обеспечить принуждение этого аппарата к мерам восстановления России.

Поскольку власти, пришедшие на смену КПСС, смогли осуществить в значительной, хотя и явно недостаточной мере, программу декоммунизации, предположение Ольденбурга можно считать оказавшимся во многом верным. Однако устойчивость новой антисоветской власти при демократической системе оказывается под угрозой возвращения большевизма к прежнему господствующему положению посредством всеобщего голосования. Предлагаемая белоэмигрантами монархическая модель давала бы антисоветским силам опору, какой в 1990-е противники коммунистов совершенно не имели.

С.С. Ольденбург пишет о сложностях будущей политической и экономической реставрации: «новая власть должна при создании своего аппарата использовать силы и опыт всех сочувствующих ей русских граждан; ей будут одинаково нужны и те, кто пережив, перестрадав долгий советский гнёт, знает по собственному опыту все местные условия, и те, кто сохранил в иной обстановке навыки и представления нормальной государственности и экономики. Скорейшее объединение этих двух частей русского народа является настоятельной необходимостью. Оно должно создать, путём взаимного корректирования, правильную государственную равнодействующую».

Как правило, именно такие наиболее разумные соображения высказывали монархисты Русского Зарубежья. Однако чем дольше проходило времени под советской оккупацией, тем сложнее становилась возможность соединения такого опыта. После того как Власовское Движение, служащее примером такого взаимного сближающего обогащения, было задавлено нацистами, большевиками и их западными союзниками, русская политическая культура стала теряться в иностранном рассеянии, а тем более уничтожаться и искажаться в тоталитарном СССР.

Последовательность антисоветской борьбы проходит через встречу с власовцами в начале 1960-х в ГУЛАГе диссидентов следующего поколения и их публикации в «Посеве» НТС [А.Т. Марченко «Мои показания» М.: ОГИ, 2005, с.28].

Видится совершенно явственно прямая естественная революционная связь с феврализмом большевиков и их пособников, а отнюдь не противников. В той же эмиграции, на левом фланге сторонники СССР обличали последовательных врагов революции в правом лагере, обвиняя их одновременно и в непризнании завоеваний 1917 г. и в том что они отказывались преклоняться перед советским культом 9 мая [М.М. Кралин «Артур и Анна. Роман в письмах» Л., 1990].

Проблема наиболее адекватного соединения программно лучшего с реально осуществимым по-прежнему крайне остра. Необходимо, сохраняя полную меру антисоветского оздоровительного настроя, сталкивать политические ориентиры в сторону преемственности с наследием Российской Империи.

В качестве условий борьбы с возможностью для большевиков вернуть себе власть демократическим путём, С.С. Ольденбург приводил следующие цели: «всякая белая власть, которая придёт на смену большевиков, должна быть прежде всего властью твёрдой, дабы иметь возможность бороться с общей и разрухой и анархическими настроениями. В виду этого, первое время все представители власти, даже муниципальной, могут быть только по назначению».

Действительно, демократические выборы составляют важнейшую угрозу проведению любой положительной политической программы. Противники большевизма, отстаивающие демократический принцип, лишают себя же возможности добиться успешных изменений. Надо понимать, насколько установление твёрдой и эффективно действующей власти является сложным само по себе вне декларативных лозунгов. Однако движение к правильным целям должно быть приоритетным, и демократия во многом не позволяет к ним приблизиться.

Как выражается биограф М. Ходорковского, при демократии «побеждает не тот, кто наилучшим образом представляет интересы граждан, а побеждает тот, кто лучше всех врёт» [Валерий Панюшкин «Восстание потребителей» М.: Астрель, 2012, с.197].

Решение угроз, какие несёт демократия, следовало компенсировать через формирование опоры власти на сознательно антикоммунистические полицейские формирования. При отсутствии политического приоритета в этой области не будет решена проблема «уголовщины и бесчинства» с одной стороны, а с другой того что силовой аппарат «используют противники новой власти». Как видим, подлежащие решению главные проблемы постсоветской эпохи предуказаны С.С. Ольденбургом вполне точно.

«Правительство генерала Деникина страдало, к сожалению, традиционно интеллигентским нерасположением к полиции, и не желало тратить сил и средств на создание материальной опоры на местах, полагаясь на сочувствие населения и на штыки армии».

Эффективные меры атамана Краснова по полному восстановлению царской полиции за давностью лет не могут быть использованы. «Можно думать, что в первое время среди городского населения будет мало элементов для создания дружин». Однако при наличии политической воли сверху и наличия действенного антисоветского движения, которое делает возможным проведение такого проекта, сдвиги по взятом направлении достижимы.

В одно время со съездом монархистов был убит В.Д. Набоков, на следующий день, 29 марта по предложению С.С. Ольденбурга и М.И. Горемыкина совещание монархистов приняло резолюцию: «глубоко потрясённые и возмущённые совершённым 28 марта бессмысленным убийством русского общественного деятеля, скорбя о трагической кончине уважаемого В.Д. Набокова, русские конституционные монархисты, собравшиеся на совещание, созванное «Грядущей Россией», выражают самое резкое осуждение политическим убийствам вообще, и этому безответственному преступлению, наносящему глубокий вред русскому делу» [«Новая Русская Жизнь» (Гельсингфорс), 1922, 6 апреля, с.3]

Затем во время чтения доклада А.М. Масленникова президиум съезда был арестован и допрошен берлинской полицией, а съезд распущен. Как выяснилось, ни М.А. Таубе, ни А.А. Мосолов, ни Н.Н. Чебышев, ни С.С. Ольденбург, никто из арестованных не знал С.В. Таборицкого и П.Н. Шабельского, покушавшихся на Милюкова и стоявших далеко в стороне от основного русского монархического движения. После приходилось собираться на частных квартирах и в ресторанах, не занимая более крупные банкетные залы [«Возрождение», 1932, 5 октября, с.2].

В президиум ЦК НМС были избраны Е.А. Ефимовский, С.С. Ольденбург, М.И. Горемыкин, М.А. Таубе, Б.Г. Кеппен и В.В. Ростиславов. М.И. Горемыкин был избран заместителем председателя НМС.

В. Лебедев в эсеровской «Воле России» 8 апреля 1922 г. сразу налгал: «пуля, сразившая В.Д. Набокова, вылетела из револьвера, вложенного в руки Шабельского в Рейхенгалле». Смертью Набокова левые партии воспользовались для умножения лжи о русских монархистах. И пугали возможностью победы Белого Движения в России. «Волю России» неоднократно ловили на публикациях фальшивых документов о вымышленных монархических заговорах.

Либеральные газеты помещали лживые донесения своих корреспондентов, будто бы следствие «обнаружило несомненную причастность» ВМС к убийству. Говорили также про «продолжительное» свидание Шабельского-Борка с Н.Е. Марковым перед убийством Набокова [«Сегодня» (Рига), 1922, 8 апреля, с.2].

Н.Д. Тальберг в апрельском номере «Двуглавого Орла» писал от имени ВМС: «нам, монархистам, верящим в недалёкое торжество наших чаяний, подобное устранение врагов России совершенно не нужно». О клевете демократических газет на монархистов ВМС в июле 1922 г. будет говорить про «“Руль” в роли провокатора». Сам произведённый арест съезда и закрытие «Грядущей России» Ефимовский объяснял влиянием клеветы «Руля».

Что можно сказать и о бесчисленных провалах террористической нелегальщины при РОВС с самого начала 20-х. Кроме как самому РОВС, такой бессмысленный революционного типа “активизм” не приносил никому ни малейшего вреда.

Убийцы В.Д. Набокова на суде будут говорить о подкупе газеты «Новое Время» английскими деньгами, называть Гучкова английским шпионом. Таборицкий будто бы слышал от Гучкова о поддержке Бьюкененом подготовки революции для предотвращения сепаратного мира.

Уже в начале Второй мировой войны появилось ещё одно воспоминание об аресте С.С. Ольденбурга, написанное, судя по содержанию, им самим или с его слов. «Вейс был начальником политического отдела берлинского полицей-президиума во времена социалистического кабинета Брауна. Еврей и социал-демократ, он был “грозой” всех правых элементов германской столицы – в том числе и “белых русских”. Это Вейсу пришла в голову мысль об аресте всей конференции русского народно-монархического союза, собравшегося вполне легально». «Отряд полиции оцепил здание, где заседала конференция – и всех её участников посадили на грузовики и повезли на Александерплатц. Трёх участников президиума (Е.А. Ефимовского, С.С. Ольденбурга и М.А. Таубе) доставили в кабинет “самого” г. Вейса, который в нервном повышенном тоне стал говорить, что не допустит монархической агитации – вот, мол, её плоды! Но он оказался доступным известным логическим доводам», которые в ответ ему озвучили. «Теперь и г. Вейс – беженец, занимающийся сравнением немецких и английских концентрационных лагерей…» [«Возрождение», 1939, 3 ноября, с.3].

О запрещении монархического съезда Вейсом в те же дни писал «Руль», сообщая о проведении им очных ставок с убийцами и ссылаясь на отговорку о невозможности гарантировать безопасность – уже от угрозы мести слева.

Представители Народно-Монархического Союза и Совета монархического объединения посетили первую панихиду по В.Д. Набокове.

В «Русской Мысли» П.Б. Струве увидел в гибели В.Д. Набокова «героическое начало личного подвига» (в спасении П.Н. Милюкова при покушении). Струве 20 лет назад начинал работать с ним в революционном журнале «Освобождение». Во время убийства Струве находился в Париже.

В новом политическом обзоре С.С. Ольденбург также осудил уподобление революционному террору: «Зарубежная Россия представляет из себя как бы хранилище, в котором должны бы сберечься русские силы для будущей работы. И гибель здесь является поэтому нарочито бессмысленной. Особенно это чувствуется, когда роковая случайность, пуля, предназначенная другому, — поражает одного из самых нужных для России людей» (подобной похвалы В.Д. Набоков не заслуживал, но осуждение преступления вполне справедливо).

Покушение на Милюкова в берлинской филармонии Ольденбург назвал следствием «озлобления, порождённого революцией, переводящего борьбу идей – в травлю отдельных лиц». Обоснованно Ольденбург отрицал существование какой-то организации, стоявшей за смертью Набокова.

«Политический террор основан на ложном принципе; он нарушает основной нравственный закон соразмерности средств и целей; в нём – анархическое начало самоуправной кровавой мести».

«Русские монархисты, как правые, так и конституционные, ясно высказались в этом отношении. Высший Монархический Совет заявил, что право возмездия принадлежит Верховному Государственному Суду, имеющему быть созданным по установлении в России порядка, а конституционно-монархическая конференция вынесла осуждение политическим убийствам вообще».

О самой конференции Ольденбург написал, что она ранее неоднократно переносилась. Никакого раскола с крайне правыми в её работе Ольденбург не увидел, объясняя, что такие отдельные организации как НМС дополнительно привлекают лиц, которые испытывают предубеждение к именам «вождей крайне правой», вроде И.Ф. Наживина (повернувшего налево уже в январе 1922 г.) и представителей меньшинства Карловацкого Собора. Русский Народно-Монархический Союз (конституционных монархистов), по объяснению Ольденбурга, расширял и укреплял монархический фронт. «Длиннейшее название примирило сторонников русских терминов со сторонниками точности».

Мотивировка Ольденбурга здесь напоминает его доводы в пользу РНК, только теперь уже в рамках чисто-монархического движения. Как покажет практика, эти перечисленные умеренно-правые силы не представляли собой существенной величины. Поэтому, в отличие от ВМС, никакой роли в последующие годы НМС играть не будет.

Писателей типа Наживина или Ксюнина на самом деле мало чему научила пережитая катастрофа и они продолжали распространять революционные глупости про «исключительное по бездарности правительство» и «аккорд всероссийской Распутиниады» [Ив. Наживин «Впопыхах» // «Русское Дело» (Белград), 1923, 13 февраля, с.2].

Тем не менее, за таких людей стоило бороться и не толкать их прямо на сторону противников монархистов. Примитивный дезинформационный мусор газетных болтунов следовало разоблачить постепенно через углублённую исследовательскую историческую работу.

С.С. Ольденбург старался обращать внимание на положительные умственные сдвиги: «год назад ещё велика была смута в умах: гадали о заграничных королевичах» (по сообщениям левых газет о Рейхенгалльском съезде, тогда немало голосов подавалось в пользу сербского королевича Александра – Короля с 16 августа 1921 г.)

Опять-таки, именно левеющий И.Ф. Наживин тогда был против Династии Романовых. Наживин разочаровался в монархистах после того как осенью 1921 г. не получил приглашения на Карловацкий Собор, а его левые настроения были отвергнуты ради правильных правых принципов. 13 января 1922 г. Наживин писал Бунину: «здесь после  Рейхенгалля попёрли так вправо, в чистую, густопсовую чёрную сотню, что я с треском подал в отставку из всех монархических организаций, в которых состоял», «они спутали национальное дело с придворной интригой и крутят теперь вокруг вел. кн. Кирилла».

Таким образом, когда С.С. Ольденбург через НМС пытался удержать Наживина в орбите монархического движения, это дело было практически бесполезным, но давало ясное опровержение лжи Наживина. 13 июня 1922 г. неуравновешенный Наживин продолжал метаться: «если я ушёл от правых совершенно, то значительную часть заслуги этой надо бесспорно приписать Краснову. И я решительно с этими господами порвал. Вся опасность для России теперь в них. Никакой надежды, что они образумятся, у меня нет». Конечно, ничего общего с П.Н. Красновым и русскими монархистами не могло быть у заявлений Наживина в июле 1922 г., что ему не следовало эмигрировать: «я сделал великую глупость», «наше дело там», «Россия там, а не здесь». Летом 1922 г. Наживин бросил монархическое издательство «Детинец» герцога Г.Н. Лейхтенбергского и сошёлся с А.Н. Толстым и М. Горьким [«С двух берегов. Русская литература XX века в России и за рубежом» М.: ИМЛИ РАН, 2002, с.303-323].

Помешавшийся Наживин в поисках выгоды вскоре метнётся обратно и безрезультатно будет пытаться помириться с Буниным, но предательским сменовеховством он своё имя начисто скомпрометировал.

В «Русской Мысли» Ольденбург также выразил понимание экономической бесперспективности, создаваемой советской властью: «вопрос только в том, сколько они смогут ещё протянуть за счёт остатков прошлого, а во сколько миллионов жизней их властвование ещё обойдётся России». Прогноз, следовательно, не являлся ни чрезмерно оптимистическим, ни каким-то спекулятивным сгущением красок. Всё ровно так и будет.

Далее Ольденбург приводит примеры народного сопротивления ограблению церквей. «При обострении борьбы возможны дальнейшие кощунства и жестокость со стороны большевистской власти».

В речах Ленина на 11-й съезде компартии Ольденбург рассмотрел за путаностью и бледностью подтверждение слухов о его нездоровье.

Прореволюционное направление английской политики продолжало вызвать сильнейшее осуждение русского монархиста: «кошмар Ллойд Джорджа – для русских людей надежда». «Английский премьер одержим кошмаром – воскресения подлинной, сильной, настоящей России».

С.С. Ольденбург написал также о смерти последнего Императора Австро-Венгрии Карла Габсбургского, который дважды безуспешно пытался вернуть себе венгерский престол и в итоге был заключён странами Антанты на остров Мадейра, где умер от воспаления лёгких. В Венгрии был объявлен национальный траур. Наследным Королём Венгрии теперь стал его 10-летний сын Оттон, также остающийся в изгнании.

30-м апреля 1922 г. датирована рецензия С.С. Ольденбурга на новое немецкое издание «Русской революции» Розы Люксембург. В отличие от того как в посвящённом ей биографическом очерке Ханна Арендт будет писать о ней с неуместной симпатией, Сергей Ольденбург не допускает ошибок, отзывается о ней сурово и предупреждает, что никакие споры с большевиками не делают её  сколько-нибудь положительной фигурой. «Часто бывает, что врага бранит враг злейший». «Было бы совершенно ошибочно Розу Люксембург причислять к противникам большевизма». Этот вывод Ольденбурга в дальнейшем подтвердился огромными усилиями по мемориализации её фигуры в СССР.

Р. Люксембург писала про “бессмертные заслуги” большевиков, спасении ими революции в России и спасении ими “чести” всего международного социализма. Что же до критики красных, то она ни в малейшей степени не может уязвить большевиков. Напротив, они могут ссылаться на Люксембург, утверждая что всё сделали правильно. Люксембург возмущалась в сентябре 1918 г., что большевики отдали «всю землю крестьянам – мелким собственникам», что препятствует возникновению социализма. В действительности, конечно, большевики уничтожили, а не укрепили класс мелких собственников, и ничего никому не могли дать. Люксембург воевала с мифом, направленным на обман крестьянства, но факт обмана снимает все претензии Розы Люксембург.

Примерно таким же обманом был и лозунг самоопределения и отделения народностей, которым возмущалась Люксембург, будто бы он усиливает буржуазный национализм. И тут ей застили глаза пропагандистские химеры. В действительности большевики стремились устроить мировую революцию и поработить всё население планеты, не собираясь никакие народности выпускать из своего тоталитарного охвата удушающим социализмом. Как и передача земли крестьянам, самоопределение народностей объявлялось только для лживых посулов и объявления о своей приверженности принципам революционной свободы. Обвинения в насаждении бюрократической диктатуры и подавлении свободы печати Люксембург сама смягчает, объясняя их необходимостью бороться с врагами революции. Ровно такой довод всегда будут использовать большевики.

Ольденбург пользуется немецким коммунистическим изданием, дабы объявить, что едва только начинающееся строительство социализма заранее обречено на «медленное гниение на корню», а это очень опасно для судьбы России: «это дискредитирование [социализма], полезное другим народам, шло бы за счёт вымирания нашего!» [«Русская Мысль» (Прага), 1922, Кн.V, с.221-222].

Заключения Ольденбурга подтверждают исследователи, которые уже в острейшем кризисе весны 1921 г. видят первые показатели «несостоятельности социализма как экономической системы» [Е.В. Красникова «Парадоксы экономического развития России ХХ-XXI вв.» М.: Экономика, 2009, с.46].

В том же номере журнала П.Б. Струве вышел подробнейший «Политический обзор» С.С. Ольденбурга, датированный 4-м мая. Он сообщает новости о продолжающем пока ещё действовать Приамурском правительстве во Владивостоке. По поводу отношений с Японией Ольденбург предупреждает, что советская печать «во всех столкновениях большевиков с иностранцами, постарается использовать в своих интересах патриотическое чувство. Но надо разобрать по существу: где, в данном случае, интересы России?». И объясняет, что они в отстаивании последней «русской территории, свободной от красного ига».

В зоне советской оккупации Ольденбург видит начинающиеся, точнее, издавна продолжающиеся внутрипартийные склоки, экономическую разруху с обесцениванием денег и отсутствием покупательной способности у крестьянства. В обзоре советской прессы Ольденбург выделил цитату из официального журнала красной военной академии: «Красная Армия остаётся армией Коминтерна». Лживую игру на патриотических чувствах, всегда свойственную большевикам для прикрытия их самого отталкивающего интернационализма, Ольденбург назвал кощунственной игрой именем России.

В Польше Ольденбург отметил депортацию более ста русских монархистов в Данциг. Они обвинялись в связи с Рейхенгалльским съездом и подготовке вооружённых отрядов для направления на советскую границу.

В Генуэзской конференции русский публицист увидел, главным образом, английскую попытку Ллойд Джорджа, сдвинуть в своих интересах результаты Версальского мира. «Россия на конференции представлена не была». Организации, к которым имел прямое отношение С.С. Ольденбург, Высший Монархический Совет и Русский Национальный Комитет, подали иностранным державам протест против их сотрудничества с большевиками. «Отношение русских к Генуе не может не быть резко отрицательным».

«Договор не мог не вызвать крупного отворота от Германии даже в тех кругах, которые наиболее ей сочувствовали». «В особенности отталкивало то упорное, систематическое отождествление большевиков с Россией, которое стало проявляться в Германии на каждом шагу».

Русские монархисты, сблизившиеся с немецкими, имели основания критиковать за это Веймарский демократический строй. П.Н. Краснов и С.С. Ольденбург в ближайшие годы из-за этого предпочтут переехать во Францию.

Антинемецкий настрой поддерживал журнал «Русская Мысль», где П.Б. Струве утверждал, что революцию 1917 г. задумала и подстроила, финансировала и срежиссировала Германия, вопреки более достоверным сведениям П.Н. Краснова об ответственности Англии за февральский переворот.

Широта обзора событий у Ольденбурга захватила также политические схватки в Ирландии, выборы в Аргентине и множество других стран.

Помимо того, в майского выпуске «Русской Мысли» 1922 г. есть статья С. «Церковь и большевизм». Редакционное примечание уточняло, что автор её использовал личные наблюдения. Следовательно, она входит в цикл рассказов С.С. Ольденбурга о пережитом при большевиках. Он упоминает «памятную многим» казнь коммунистами протоиерея Ф. Орнатского со множеством других заложников в конце октября 1918 г., т.е. в последние дни пребывания Сергея Сергеевича в Петрограде. Оценивая разные виды борьбы красных с религией, Ольденбург приводит такой случай: «однажды довелось увидеть карикатуру, на которой в шествии “тёмных сил” участвовали представители и других, кроме православной, религий, в том числе и раввин, изображённый в таком крохотном размере, что только старательный глаз мог обнаружить его». В качестве источников статьи упоминаются сведения от духовенства Смоленской и Минской губерний. В качестве важного наблюдения передаются рассказы свидетелей о безрелигиозной деморализации молодёжи, достигаемой коммунистами. Вероучение заменяется «спектаклями, танцульками». Отсутствует сочиняемое некоторыми интеллигентами религиозное возрождение в результате революции. Отсутствует и сильное идейное увлечение коммунизмом, которое постепенно пропадает с возрастом, когда люди начинают осознавать несовпадении идеологии и реальности. Утверждения, что Православная Церковь не ведёт политическую борьбу с большевиками, также соответствовали реальности. К тому же, эмигранты не могли себе позволить ставить под удар большевиков всех верующих, преувеличивая исходящую из Церкви политическую опасность для коммунизма. Тем не менее, заявления о политической нейтральности христианства в этой статье явно имели оттенок евлогианских влияний в формуле: «Церковь знает молитвы перед принятием еды, но она не даёт советов, как приготовлять пищу».

Эти утверждения С. можно оспорить. Признавая негативные стороны папоцезаризма, не следует принимать противоположную, ещё более дурную, антиклерикальную сторону. Русская идея симфонии Церкви и Царства явно подразумевает необходимость и пользу политических советов от Церкви. Но советы – это далеко не прямое правление или, тем паче, деспотическое господство.

Тем временем в «Двуглавом Орле» в №23, 27-28 продолжала выходить серия статей С.С. Ольденбурга «Современное масонство» под псевдонимом Великоросс. Вполне достоверны его сообщения, что следствие по убийству эрцгерцога Франца-Фердинанда выявило масонов-соучастников преступления. Весьма интересны данные и о том каким образом даже положительное молодёжное сокольское движение используется как своего роди либеральный комсомол для продвижения демократических идей и разжигания сепаратистских настроений среди славянства. В качестве масона особо отмечен Т. Масарик [«Двуглавый Орёл» (Берлин), 1922, 28 апреля, №29, с.43-47].

Т. Масарик в 1915 г. в Лондоне встречался с будущим организатором февральского переворота С. Хором. Летом 1916 г., приезжая в Англию с сыном Глебом, П.Б. Струве виделся с министром по делам блокады Р. Сесилом, чехами Масариком и Бенешем. В октябре 1917 г. Хор возвращался в Лондон из Италии и организовывал встречи чешских демократов с Мильнером, Бальфуром и Сесилом. Они держали связь все последующие годы, С. Хор считал своими друзьями президента Масарика и его сына Яна.

Сообщения С.С. Ольденбурга об использовании масонами скаутских организаций в качестве прикрытия находит подтверждение в рассказе английского агента: «после того как Англо-русская комиссия (членом которой я был) покинула Россию, я стал сотрудничать с американской юношеской христианской организацией YMCA и занимался гуманитарной помощью. Через год после революции я оказался в городе Самара, где тренировал отряд бойскаутов». Здесь интересна также действия связанных с мировым масонством агентов Мильнера как убеждённых врагов монархистов. О русском контрреволюционере мемуарист пишет следующим образом: «он был отъявленным монархистом, поэтому я избегал разговаривать с ним о политике». Царскую Россию такие английские агенты клеветнически отождествляли с большевизмом, аполитическим примером, какой Антанта пыталась насадить, было «демократическое правительство во главе с уважаемым революционером Чайковским, протеже союзников». Масон Н.В. Чайковский откровенно противопоставлялся всему русскому Белому Движению [Пол Дьюкс «Британская шпионская сеть в Советской России» М.: Центрполиграф, 2021, с.14, 24, 86].

Для агентов А. Мильнера роль революционера являлась положительной. Организация ими же февральского переворота 1917 г. выглядит логичным во всех отношениях.

По сообщениям газеты «Сегодня», в апреле Н.Е. Марков вёл переговоры о проведении общемонархического русского съезда в Копенгагене, рассчитывая на поддержку Вдовствующей Императрицы. В Копенгаген ездили Н.Е. Марков, А.Ф. Трепов и граф П.Н. Апраксин.

Есть сведения что С.С. Ольденбург принял участие в программе подготовке профессорско-преподавательских кадров, запущенной в мае 1922 г. в Праге в качестве Русского юридического факультета и получал профессорскую стипендию. Однако нет указаний о сдаче им магистерских экзаменов [«Мир историка. Историографический сборник» Омск, 2010, Вып.6, с.142].

Не исключено, что С.С. Ольденбург снова не довёл дело до получения каких-либо официальных дипломов, зато обрёл очередную порцию опыта в образовательной сфере. Насколько известно, он никогда не занимался преподаванием, однако утверждение Ю.К. Мейера насчёт профессорского звания автора «Царствования» получает некоторую степень обоснования, прежде не ясную.

Про создание Русского юридического факультета в Праге Ольденбург написал в «Политическом обзоре», говоря что там студенты могут получить уникальное русское образование, какого более нет при большевиках и какое отсутствует в иностранных государствах.

Открытие юридического факультета с деканом П.И. Новгородским и секретарём Н.Н. Алексеевым считалось крупнейшим событием академической жизни Праги и всей русской культуры. П.Б. Струве представлял кафедру политэкономии, Д.Д. Гримм кафедру римского и гражданского права. Г.В. Вернадский читал курс истории русского права. Г.Н. Михайловский ассистировал по курсу международного права [С.С. «Хроника академической жизни» // «Младорусь» Прага, 1922, Кн.2, с.107].

Георгий Вернадский, по дневниковым записям отца, в начале 1920 г. в Крыму при Врангеле обратился к православию и верил в возрождение Русской Монархии. В июле 1922 г. Владимир Вернадский приезжал в Прагу и общался с П.Б. Струве относительно содержания «Русской Мысли». Недовольство монархическими убеждениями С.С. Ольденбурга прорвётся на страницы дневника В.И. Вернадского несколько позже.

В «Исторической справке об участии масонства в организации революционных движений», составленной на основании немецких, французских и мн. др. источников, С.С. Ольденбург пишет об основании масонских лож в США, а постепенно по широте охвата доходит и до упомянутых А.С. Гершельманом португальских и испанских материалов о разнообразных революциях. Там же он вполне точно пишет о масонстве М.М. Ковалевского и А.В. Амфитеатрова по 1905 г. [«Двуглавый Орёл», 1922, 14 июня, №31, с.24].

Более сложной задачей было раскрыть роль масонства в февральском перевороте. Поскольку к 1922 г. практически все сведения о масонском заговоре Некрасова ещё не были вскрыты, естественно, что С.С. Ольденбург оперирует сведениями о заговоре Гучкова, выдвинутом заговорщиками для дезинформационного прикрытия подлинной конспиративной схемы. Якобы Гучков в марте 1914 г. предупреждал, что война, которая начнётся летом, достигнет цели свержения Романовых и Гогенцоллернов. Французские критики масонства (Турмантен) тогда же ошибочно причисляли к масонству не только косвенно связанных с ложами Гучкова, Родзянко, Милюкова, но даже и продумски настроенных министров Сазонова с Поливановым.

Однако начатый анализ истории революции не был бесплоден. Опираясь на ту же масонскую литературу, С.С. Ольденбург прямо вышел на подлинный заговор А. Мильнера: «в январе 1917 г. в Петроград прибыла союзная миссия из представителей Англии, Франции и Италии». «Эта миссия представила Государю требования» о введении конституции. «Сейчас же после того как сделался известным в Английском посольстве ответ Государя, состоялось экстренное совещание при участии тех же лиц, на нём было решено “бросить законный путь и выступить на путь революции”».

От этой формулировки следовало пройти долгий путь до полного всестороннего обоснования реальности решающего значения заговора Мильнера и выявления масонской роли ВВНР как важного соучастника революционного преступления. С.С. Ольденбург со многими мемуаристами и первыми историками заложил основы этого пути, не дав правде о виновниках свержения Императора Николая II исчезнуть во тьме лжи.

Допущенный к части масонских тайн при условии полного запрета на их разглашение в печати, меньшевик Б.И. Николаевский в июле 1922 г. писал из Берлина М. Горькому о присылке ему номеров «Двуглавого Орла», а из новостей: «главное, ложи масонств требуют от Гааги не вступать ни в какие разговоры с Сов. Прав. до тех пор, пока оно не даст гарантии неприменения смертной казни по делу с.-р.» [«М. Горький в зеркале эпохи (неизданная переписка)» М.: ИМЛИ РАН, 2010, Вып.10, с.470].

15 июня 1922 г. в Мюнхене С.С. Ольденбург участвовал в заседании Объединённого Съезда монархических организаций. Под председательством С.Т. Варун-Секрета присутствовали Н.Н. Шебеко, М.А. Таубе (НМС), генерал-от-кавалерии Е.А. Рауш фон Траубенберг, бывший начальник Минского военного округа (от ВМС), В.М. Волконский, В.В. Мусин-Пушкин и др. Граф В.Н. Коковцов прочитал доклад о монархическом движении в Венгрии, куда он предлагал переезжать из Германии. Н.Д. Тальберг после своего доклада сообщил о подготовке съезда русских монархистов в Будапеште для окончательного объединения организаций. От ВМС были избраны в комиссию по подготовке этого съезда С.С. Ольденбург, Н.Д. Тальберг и Д.И. Пестржецкий. А.А. Ширинский-Шихматов от Союза Верных, а также М.И. Горемыкин, В.Н. Коковцов, В.В. Бискупский.

26 июня начал работу съезд в Будапеште с присутствием графа Ревентлова от немецких и Легара от венгерских монархистов. Съезд отклонил идею составить эмигрантский Сенат из числа сенаторов в Зарубежье. «Во время доклада Ольденбурга об единой монархической организации произошёл раскол. Заседание покинули: гр. Коковцов, кн. Ширинский-Шихматов и ген. Бискупский. Кн. Волконский объявил заседание закрытым. Заседание съезда прервано» [«Время» (Берлин), 1922, 24 июля, с.2].

Граф Коковцов все дальнейшие годы держался в стороне от ВМС, как и лидер кириллистов В.В. Бискупский. Вопреки усилиям С.С. Ольденбурга важное соглашение о единстве осталось недостижимым. Е.А. Ефимовский не присутствовал на съезде, судя по новостям о чтении им доклада в Берлине 26 июня. По данным «Руля», с Бискупским из Мюнхена приезжал в Будапешт Шойбнер-Рихтер.

По сообщению «Сегодня», съезд в Будапеште начинали готовить ещё в апреле 1922 г. Тогда Н.Д. Тальберг ездил в Мюнхен, пытаясь уладить конфликт ВМС с местным монархическим объединением, т.к. эмигранты в Мюнхене были за Кирилла. Тогда же сообщалось что ВМС устранил своего представителя в Мюнхене полковника Эвальда за растраты. 4 июля «Сегодня» сообщала что в связи с убийством Ратенау террористической организацией Консул немецкая полиция затребовала у Ауфбау списки участников, включая русских монархистов, запретив им проводить в Германии свои съезды. Ожидались даже высылки из Германии, но никакой связи русских крайне правых с убийством Ратенау обнаружить так и не удалось. Это был такой же лево-газетный миф как причастность ВМС к покушению на Милюкова.

Е.А. Ефимовский выступал 4 августа в союзе журналистов в Берлине, отстаивая идею правовой монархии и полемизируя с И.М. Бикерманом.

7 августа «Время» сообщало что С.С. Ольденбург входит в правление ВМС вместе с М.А. Таубе, Д.И. Пестржецким, генералом Безобразовым, князем Мещерским и Римским-Корсаковым. По данным газеты, помимо ВМС якобы существовал другой, «Верховный Монархический Совет», неофициально возглавляемый В.К. Николаем Николаевичем, куда входят все представители «Дома Романовых, все гвардейские генералы». В.Н. Коковцов – заместитель председателя, и при нём состоит военное совещание Бискупского. Это звучит как полный абсурд, хроникёр явно плохо представляет о чём пишет. На такого типа статьи А.М. Ренников в 1926 г. писал смешную пародию «Среди монархистов» на всю леволиберальную прессу. В забавном свете выставил себя и «Руль», переврав название Русского Монархического Объединения в Венгерском Королевстве и существенно исказив, как через испорченный телефон, фамилию его председателя, приписав ему суждения, которые он никогда не произносил.

Самое напрашивающееся объяснение в том что «Время» пользовалось иноязычными публикациями о ВМС, к примеру, в «Еврейской Трибуне» нередко писали про «Conseil Supérieur Monarchique». Из-за перевода с французского возник уже не Высший, а Верховный Совет.

П.Н. Краснов не был замечен на этих собраниях. 10 августа «Руль» сообщал, что «ген. Краснов великодушно предоставляет российский престол» В.К. Николаю Николаевичу. Что, конечно, являлось бессовестной ложью, как и жалкая писанина демократов, будто «великокняжеские забавы» продлевают существование большевиков. В сентябре 1922 г. про Краснова писали, что генерал проживает в Баварии у герцога Г.Н. Лейхтенбергского около Кенигзее и готовит проект ещё одного съезда монархистов.

Н.В. Савич в середине августа записывал в дневнике, что Великий Князь Дмитрий Павлович готов был публично заявить, что «Кирилл не имеет никаких прав на престол». Н.Н. Шебеко, опасаясь усиления раздоров, отговорил его. Момент был упущен и Дмитрий окончательно присоединится к поддержке Кирилла. В качестве легитимистской кандидатуры Дмитрий Павлович подходил только в теории, не имея желания возглавлять движение и воплощать русскую идеологию по примеру ВМС.

Н.Н. Шебеко, бывший русский посол в Австро-Венгерской Империи, к 1930 г. приготовит к печати мемуары с наилучшими отзывами о личности Императора Николая II. Однако наряду с В.Н. Коковцовым Шебеко окажется в ряду евлогианцев. Шебеко также пытался мирить монархистов с кирилловцами.

В «Руле» 22 августа писали, что в Висбадене должен состояться ещё один съезд монархистов. В номере от 29 августа там же тиснули новость, что С.С. Ольденбург после 1-го семестра оставлен русским юридическим факультетом в Праге для подготовки к профессорскому званию по кафедре политической экономии.

Поскольку обращения Великого Князя Кирилла Владимировича о блюстительстве вошли в противоречие с постановлениями Рейхенгалля и политикой ВМС, то Высший Монархический Совет предложил «немедленный созыв съезда уполномоченных монархических организаций» [«Сегодня» (Рига), 1922, 3 сентября, с.3].

ВМС также обратился с предложением к Врангелю признать главенство В.К. Николая Николаевича. Еженедельник ВМС противопоставил его Кириллу Владимировичу: «трепет пробежал, есть имя, на котором сходятся все. Оно окружено обаянием в армии. Оно вне спора для тех кто желал бы, чтобы верные царю руки донесли народную святыню царской власти к тому место, где она воплотится в живого Носителя короны». Тем самым ВМС ясно объявлял что, следуя принципу легитимизма, В.К. Николай Николаевич лично не претендует на занятие Престола. Это позволяло устранить лишние споры о кандидатурах до непосредственного момента Реставрации.

21 сентября газета «Сегодня» сообщала о поездке в Копенгаген митрополита Антония, Н.Е. Маркова и А.А. Римского-Корсакова.

В летних выпусках журнала П.Б. Струве Ольденбург поместил рецензию на 55-стр. брошюру А.А. Гольденвейзера «Якобинцы и большевики (психологические параллели)». Ольденбург признал спорный характер достоверности истории И. Тэна. «Но не подлежит сомнению разительное сходство картины французской революции в изображении Тэна – с тем что пришлось нам самим переживать в России». Более интересным Ольденбург при сравнениях находит отмечать не очевидные общие болезни революции, а отличия, важные для её лечения: главным несовпадением оказывается влияние Мировой войны 1914-17 г. «Гольденвейзер всего этого не касается». Ольденбург соглашается, что пропагандистские источники антирусской революции и официальные протоколы ВЦИК и съездов советов дадут фальшивую историю, чего следует избегать, не повторяя доктринёрской фальши многих историков антифранцузской революции 1789 г. [«Русская Мысль» (Прага), 1922, Кн.VI-VII, с.319-320].

В том же номере вышел отзыв Ольденбурга на немецкий разбор советской хозяйственной и финансовой политики. Рецензент призвал не рассчитывать на экономические пути спасения от революционного разорения. «Не экономика, а политика может побудить те или другие силы приложить старания к воссозданию иной, здоровой России». А надеяться на строительство социализма или его перерождение – «вредное самоусыпление».

Монументальные политические обзоры С.С. Ольденбурга привлекли внимание даже впадающего в паралич В. Ленина, следившего за журналом своего давнего оппонента П.Б. Струве. 24-м декабря 1922 г. помечены последние произведённые Лениным диктовки: «белогвардеец в «Русской Мысли» (кажется, это был С.С. Ольденбург) был прав, когда во-первых, ставил ставку по отношению к их игре против Советской России и на раскол нашей партии и когда, во-вторых, ставил ставку для этого раскола на серьёзнейшие разногласия в партии». Это то самое, т.н., завещание Ленина, в котором всего через 3 абзаца помещена знаменитая фраза о сосредоточении Сталиным необъятной власти [В.И. Ленин «Полное собрание сочинений» М.: Политиздат, 1975, Т.45, с.344-345].

Впервые эти пресловутые заметки, наименованные письмом к съезду, будут официально изданы в СССР только в 1956 г. Значительно раньше они были опубликованы американским социалистом М. Истманом в ноябре 1926 г. и повторены в издании французской компартии Б. Суварина. Текст воспроизводился с некоторыми искажениями: «прав был реакционер (кажется, С.Ф. Ольденбург)» [«Le “testament” de Lénine» // «Bulletin communiste: organe du Comité de la Troisième Internationale» (Paris), 1927, janvier-mars, №16-17, p.255].

Декабрём 1922 г. помечены рецензии для книжки «Русской Мысли», переместившейся в Берлин. В журнале начал печататься высланный большевиками Иван Ильин. В отзыве на воспоминания О.А. Листовской Ольденбург находит неточным её указание, что ЧК возникла при раскрытии «заговора, организованного при содействии англичан», «в котором принимала участие большая часть русского общества». Создание ЧК в декабре 1917 г. произошло намного раньше упоминаемого, по-видимому, заговора Локкарта.

Подробнее Ольденбург написал сразу о 4-х номерах монархического журнала «Русская Летопись», подчёркивая его значения для установления исторической правды, особенно о Царской Семье. «О времени дореволюционном больше всего говорится в записках А.А. Танеевой (Вырубовой) (кн.IV). Они написаны, видимо, недавно – в 1922 г. – и являются несколько отрывочными; хронологическая последовательность в изложении не соблюдается. Но несмотря на несомненную их субъективность, несмотря на то, что многие факты рассматриваются через призму последовавшей за ними катастрофы, материал остаётся обильный и производит во многих частях впечатление подлинности, живой передачи виденного».

Положительный отзыв Ольденбурга о важнейшем свидетельстве Анны Танеевой даёт явный контраст с клеветническими выпадами в левых эмигрантских журналах и с замалчиванием в «Следственном деле» Н.А. Соколова. Ольденбург также написал о «Тихоокеанской проблеме» Н.Н. Головина.

К 5 января Ольденбург подготовил свежий политический обзор. По иностранным делам в итог 1922 г. записано выявление противоречий между Англией и Францией, сложности с осуществлением версальских мирных соглашений и германской контрибуцией. Подробно описаны проблемы с определением размеров долга и неспособности немцев его платить.

В СССР пока оставались у власти те же лидеры партии, смена вывески ЧК на ГПУ не меняла её суть. Ольденбург отметил, что «Правда» возвестила к 5-летнему юбилею: «Лубянка! Тебе принадлежит слово, и сегодня и завтра и послезавтра». В лексикон эмигрантов приходилось вводить новое слово, и Ольденбург уточняет: «помещение московской чрезвычайки». В перечне репрессий Ольденбург обратил внимание, что левая пресса, так много освещавшая процесс над эсерами с условным их осуждением, ничего не сообщала о суде над петроградским духовенством и митрополитом Вениамином, завершённым настоящими расстрелами. Неспособность большевиков одолеть Церковь Ольденбург обосновывает прежними примерами пантеистического Рима и французской революции.

Открывшийся 23 июля Владивостокский Земский Собор для Ольденбурга служил показателем, что демократические парламенты «не удовлетворяют уже многих». «На Соборе проявилось ярко-монархическое настроение. Когда на первом заседании П.П. Васильев первым заявил то, чего не сказали до него ни представители власти, ни представители армии, — что спасение России в воссоздании монархии, — то ему была устроена грандиозная овация: все в зале и на хорах власти и долго его приветствовали. Это сразу придало тон всему собору». Генерал М.К. Дитерихс в качестве правителя дал присягу, что даст ответ «перед Русским Царём и Русской Землёй». Новые монархические учреждения не признавали демократического выборного начала. Но силы для борьбы с красными были несопоставимы, а Япония не предоставила Дитерихсу никакой поддержки. «Теперь и над Владивостоком спустился железный занавес». Но в дальневосточном монархическом движении Ольденбург призвал видеть «проблеск новых настроений». Относительно претензий В.К. Кирилла Владимировича С.С. Ольденбург сообщил что особая юридическая комиссия при Высшем Монархическом Совете признала спорными положения книги сенатора Н.Н. Корево, из-за брака отца Кирилла на инославной. В таком случае «ближайшим наследником является В.К. Дмитрий Павлович».

«Если, таким образом, вопрос о Престолонаследии является чрезвычайно спорным, – вопрос о возглавлении монархического движения лицом из Царской Семьи решался огромным большинством монархистов единодушно: признанного вождя видели в Верховном Главнокомандующем времён мировой войны, В.К. Николае Николаевиче. Это единодушие создавалось без сговора, само собой. Это имя объединяет не только организованных монархистов: о своей готовности подчиниться Великому Князю заявил и ген. Врангель».

Ольденбург признал отсутствие у Кирилла нравственного авторитета ввиду его прихода к Г. Думе 1 марта, «когда Великий Князь, ещё до отречения Государя, привёл свою воинскую часть в Государственную Думу».

«Живое чувство действительности» не позволяет считать предводителем монархического движения лицо, ссылающееся на спорные юридические, а не на нравственные доводы.

«Состоявшееся в Париже 16-21 ноября особое совещание огромным большинством голосов признало, что вопрос Престолонаследия сейчас разрешать нельзя». Постановления о непризнании блюстительства Кирилла были приняты более чем сотней монархических объединений против трёх: «мюнхенское, малочисленное баден-баденское и афинское».

С.С. Ольденбург целиком одобрил действия  Высшего Монархического Совета, персонально Н.Е. Маркова, А.М. Масленникова и А.А. Ширинского-Шихматова за «умение найти объединяющую громадное большинство среднюю линию» [«Русская Мысль» (Берлин), 1922, Кн.VIII-XII, с.199].

Далее Ольденбург описал процесс борьбы левой интеллигенции с монархистами в студенческой среде. Правление, избранное на съезде в Праге, давало «выговоры белградскому студенческому союзу за участие в панихиде по Государе, не осуждая пражский левый союз за приветствие П.Н. Милюкову, хотело исключить берлинский союз за принятие пожертвования от Высшего Монархического Совета и т.д., — т.е. вело совершенно открыто старую радикальную политику». Но сдвиги произошли уже на втором студенческом съезде с предоставлением правым 3 мест в правлении из 7.

Сожалея о переживаемых под советской оккупацией трудностях русских, Ольденбург близок к формуле Краснова «Понять – простить», когда пишет: «легко не быть подавленным тем кто не испытал пятилетнего гнёта». Полноценное изучение происходящего под большевиками сделает неуместными и противоположные претензии, будто белоэмигранты «оторвались от России». Ольденбург справедливо полагал что после свержения красных интеллигенция в большей степени чем трудовой народ останется заражена революционной отравой.

Н.Н. Чебышев, продолжая вспоминать о жизни в Берлине, указывает на организованную осенью 1922 г. Петром Струве дома у Н.А. Бердяева встречу С.С. Ольденбурга с А.С. Изгоевым и С.Л. Франком. Нет других данных о том, чтобы Ольденбурга с этими авторами «Вех» напрямую что-либо связывало. Присутствовали также И.А. Ильин, В.В. Шульгин, А.А. Лампе, С.Е. Трубецкой, И.М. Бикерман, Г.А. Ландау и Н.Н. Чебышев, упоминания о которых в окружении С.С. Ольденбурга встречаются регулярно. П.Б. Струве собрал такой авторитетный консилиум, т.к. бывший к.-д. А.С. Изгоев решил выступить в печати против Белого Движения [«Возрождение», 1934, 28 марта].

А.С. Изгоева им удалось уговорить повременить с этим, но симптом такой бердяевщины уже проявился. Из группы авторов сборника «Вехи» некоторое движение направо обнаружил С.Л. Франк, «скинувший за рубежом последние одежды либерализма», по выражению советского марксиста [И.К. Луппол «На два фронта» М.-Л.: Госиздат, 1930, с.16].

Зато Н.А. Бердяев поддерживал коммунистическую программу, не признавая только её дух. Как выразился потом Мережковский, неодемократ Бердяев «стучит молотком по голове: “свобода, свобода!”». Иван Ильин всегда считал Бердяева «философически неосновательным и религиозно соблазнительным» [«Современные записки» (Париж, 1920-1940). Из архива редакции» М.: НЛО, 2012, Т.2, с.471]. Более последовательно позицию либерализма выражал эмигрантский масон, писатель Газданов, объявляя что религия «органически противоположна свободе» [«Возвращение Гайто Газданова» М.: Русский путь, 2000, с.298].

Н.Н. Чебышев пишет что никогда раньше не знал Н.А. Бердяева, возможно что и С.С. Ольденбург вблизи видел его впервые. В мемуарах Бердяев указывает только на знакомство с книгой С.Ф. Ольденбурга о буддизме, которая произвела на него «сильное впечатление». Однако у него есть даже более красочное, чем у Чебышева, описание первой встречи с белоэмигрантами после его высылки большевиками. Бердяев подтверждает, что П.Б. Струве пригласил к нему домой группу своих сторонников. «Встреча у меня на квартире с белой эмиграцией кончилась разгромом. Я очень рассердился и даже кричал, что было не очень любезно со стороны хозяина квартиры. Я относился совершенно отрицательно к свержению большевизма путём интервенции. В белое движение я не верил и не имел к нему симпатии. Это движение представлялось мне безвозвратно ушедшим в прошлое, лишённым всякого значения и даже вредным» [Н.А. Бердяев «Самопознание» М.: Книга, 1991, с.88, 247].

Блестящее саморазоблачение бердяевщины – полнейшего идейного врага русских монархистов. Бердяев признаётся, что сошёлся только с левыми эмигрантами и полностью порвал с правыми.

Свой рассказ об этом дне оставил С.Л. Франк, запомнивший красивую речь Ивана Ильина о подвиге Белого Движения. П.Б. Струве полностью согласился с Ильиным, а С. Франк принял сторону А. Изгоева насчёт каких-то «более глубоких» причин поражения контрреволюции. «Разговор принял драматический характер с бурного вмешательства в него Н.А. Бердяева, который со страстным возбуждением и в очень резкой форме начал упрекать сторонников Белого движения в “безбожии” и “материализме”» [Р. Пайпс «Струве. Правый либерал. 1905-1944» М.: МШПИ, 2001, Т.2].

Вредное влияние белибердяйства близко к соловьёвщине и традиционно ценится либеральной интеллигенцией за ересь пантеизма, свойственной, например, в СССР русофобско-ветхозаветному архаизму псевдомодерниста А. Меня. Бердяевщина превозносится такими интеллигентами как нечто высокопочтенное и нагло противопоставляется линии преемственности церковных иерархов Российской Империи и РПЦЗ: в отличие от Бердяева, православное догматическое богословие «не отвечало тем просветительским задачам, которые ставил перед собой отец Александр»  [М.М. Кунин «Отец Александр Мень» М.: Молодая гвардия, 2022, с.116, 153,, 201-202, 213].

Враждебная монархистам газета сообщала явно ложные данные, будто 6 ноября в Берлине Н.Е. Марков обвинил в германофильстве президиум ВМС и вышел из его состава, одновременно из ВМС якобы вышли Е. Ефимовский, Т. Локоть и сенатор Боткин. По сообщению того же мюнхенского корреспондента, парижский съезд подготовляли вместе с Н.Е. Марковым князь Белосельский и генерал Боголюбов, которые образовали отдельный Союз национального объединения, к ним присоединился митрополит Антоний. На Съезде 16 ноября преобладали сторонники Н.Е. Маркова против кириллистов, которых представлял князь Волконский, они после столкновения покинули съезд. «Вопрос об избрании “блюстителя престола”, переданный на рассмотрение комиссии под председательством Ефимовского, при секретаре С. Ольденбурге, остался без результата. На последнем заседании съезда Ольденбург по этому вопросу сообщил, что комиссия не нашла возможным вынести своё постановление, в виду того, что в составе комиссии нет большинства представителей монархических группировок» [«Время» (Берлин), 1923, 8 января, с.1-2].

Этот же крайне лживый источник сообщал, будто Н.Е. Марков посещал французские министерства и встречался с Фошем. Маршал Фош в марте 1918 г. был назначение общесоюзным главнокомандующим по распоряжению А. Мильнера и Ж. Клемансо.

Гораздо более надёжным является краткое журнальное сообщение С.С. Ольденбурга, из которого следует что Н.Е. Марков отнюдь не покидал ВМС и объединял вокруг себя основные монархические силы. Их враги, конечно, старались переакцентировать внимание на разногласиях с кириллистами.

8 ноября 1922 г. в «Руле» вышла статья А.Ф. «К монархическому съезду в Париже» (это А.И. Филиппов). Он сообщает что ВМС готовится к перемещению в Париж из-за неблагоприятной обстановки в Германии, когда «Франция всецело объята национализмом». По сведениям газетчика, Н.Н. Шебеко согласился войти в ВМС (чего не произойдёт), «А.Ф. Трепов до сих пор уклоняется от предлагаемой ему чести. Отказались и представители командования армии Врангеля. Что же касается Николая Николаевича, то он категорический воспретил монархистам поднимать о нём вопрос на съезде».

Для убедительного объединения правой эмиграции ВМС предлагал наиболее важные шаги. Привлечение в ВМС министров Российской Империи и лидеров Белого Движения должно было консолидировать силы и повысив авторитетность до максимума, устранить спекуляции о представлении ВМС только СРН, а не всей Царской России. Отказ от сотрудничества с ВМС распылял монархические силы, т.к. никакой более выдающейся правой организации, способной на такое объединение, не существовало.

«Руль», осторожно преподнося как слухи разговоры о намерении очистить ВМС от германофилов, не уточняет, о ком именно идёт речь. Как правило, германофилы сторонились ВМС и брали сторону кириллистов. Эти неведомые германофилы якобы угрожали учредить свой аналог ВМС.

В воспоминаниях встречается также забавный эпизод как Ф.И. Щербатский заснул за чтением С.Ф. Ольденбургом собственного доклада Щербатского на буддологическом конгрессе [Борис Филиппов «Всплывшее в памяти» Лондон: OPI, 1990, с.146].

Академик Ф.И. Щербатский 21 ноября 1922 г. из Берлина писал В. Вернадскому, будто С.Ф. Ольденбургу тоже угрожает «высылка, если не худшее». Примерно тогда же буддолог Щербатский уведомлял, что встречал С.С. Ольденбурга: «вы скоро увидите его в Париже» [«Диаспора», 2004, Вып.VI, с.644].

Публикаторы письма дают условную датировку на начало декабря. В действительности это означает что С.С. Ольденбург ездил на парижское совещание монархистов 16-21 ноября.

Завоёванная в Зарубежной России репутация выдающегося монархиста должна была навести подозрения на его отца среди чекистов. Во всяком случае утверждение Щербатского опровергает написанное в 1933 г. О.А. Добиаш-Рождественской в письме С.Ф. Ольденбургу, будто в 1921 г. пережитый ими обоими в сентябре 1919 г. арест, когда они сталкивались в доме предварительного заключения, «был забыт», и революция в них якобы поверила. Затем её обыскивали в конце 20-х, интересуясь не старой, а свежей перепиской. Чекисты находили у неё рецензии из журнала «Русская Мысль» за 1921 г.

19 ноября А.И. Филиппов составил для «Руля» первый отчёт, озаглавив его «Рейхенгалль в Париже». Как и предыдущая статья, она имеет отдалённое сходство с репортажем газеты «Время» при разительных отличиях и явно более высокой достоверности.

А.И. Филиппов подтверждает приезд митрополита Антония (Храповицкого), всего ВМС с его лидером Н.Е. Марковым, П.В. Скаржинского и Ю.К. Мейера из Белграда, кн. Волконского из Праги, Болдырева и Безобразова из Дании, кн. Белосельского из Лондона, Т. Локотя и др. По мнению Филиппова, ВМС пытался не допустить на съезд представителей НМС Ефимовского. Однако ВМС лишь отказался покрывать расходы на приезд представителей конкурирующей организации, которой следовало такие траты брать на себя. Разъездные деньги для НМС в итоге предоставило парижское объединение А.Ф. Трепова. Филиппов упоминает недовольство со стороны НМС и других правых Н.Е. Марковым, фигура которого отпугивает многих от ВМС и неудобна для «международной политики». Однако не ясно точное число противников Н.Е. Маркова, добивавшихся его замены на А.Ф. Трепова или князя В.М. Волконского. Филиппов уверяет что для парижской группы устранение Н.Е. Маркова считается предрешённым. Однако ни парижане, ни кириллисты Волконского преобладания на съезде не имели. Всё зависело от того, на чью сторону встанет Белград и правая эмиграция в целом.

Преувеличивать значение недостатков Н.Е. Маркова нет нужды, поскольку уже в 1926 г. он откажется от лидерства в ВМС. Это не приведёт ни к необычайному расцвету организации, ни к смягчению ненависти либералов к ВМС, которая в начале 1927 г. вспыхнет ещё сильнее за противодействие евлогианской смуте и верность РПЦЗ. Тот же РНК высказывался и против возможности возглавления всех монархистов вместо ВМС А.Ф. Треповым: все правые чем-либо им казались нехороши.

Отношение к Великому Князю Кириллу Владимировичу ставилось первым же вопросом на съезде. Поскольку ВМС неожиданно получил от В.К. Николая Николаевича письмо, «что он подтверждает свою готовность стать во главе русского национального движения, когда его позовёт весь русский народ», это укрепило позицию ВМС против кириллистов.

Н.В. Савич отсутствовал на съезде, но в его дневнике 22 ноября записано, по слухам, что поступала просьба супруги Кирилла, Вел. Кн. Виктории Фёдоровны, не принимать поспешных решений, т.к. Династия сумеет договориться между собой. Для нового руководящего состава ВМС крайне правые предлагали НМС 2 места из 5 в руководстве, приняв туда Н.Н. Шебеко и А.А. Бобринского. Однако они оба отказались от мест, их заменили Масленников и Оболенский. НМС хотел провести Ефимовского вместо Масленникова. ВМС, следовательно, желал полноценного союза с НМС, но их не устраивал кириллист Ефимовский. Относительно позиции Белграда, в дневнике Н.В. Савича мелькало, что Скаржинский в октябре пытался поддерживать Кирилла, но когда выяснилось, что он разошёлся со всеми окружающими монархистами, то присоединился к общей линии ВМС.

Сразу после окончания съезда в Париже С.С. Ольденбург вернулся в Берлин и уже 25 ноября 1922 г. выступал в помещении аэроклуба с докладом «Смысл и значение Белого Движения» (что можно считать продолжением споров с Изгоевым и Бердяевым).

26 ноября А. Филиппов выпустил следующую статью «Открытие монархического съезда», указывая что его устроители не приглашали представителей прессы и пытались взять с участников обещание о неразглашении (чтобы не дать врагам монархистов спекулировать на разногласиях). Здесь впервые есть попытка дать важную раскладку сил: «одна треть съезда состоит из представителей конституционного крыла, человек 20 сторонников Кирилла Владимировича (мюнхенская и будапештские группы), а остальные – тяготеют к марковской и треповской группам. Группа Трепова играет роль примиряющую».

Сделанные чуть раньше записи Н.В. Савича подтверждают, что по численности НМС оказался загнан на задворки сравнительно со сторонниками ВМС.

Поскольку Н.Е. Марков играл роль фактического председателя съезда, то следует сделать вывод что его противники не имели за собой сил ни свергнуть его в крайне правом ВМС, ни даже оспорить его лидерство в общемонархическом собрании. Н.Е. Марков первым делом ожидаемо выступил с опровержением недостоверной корреспонденции «Руля» о борьбе в ВМС с неведомыми германофилами. «Он подчеркнул, что здесь нет ни франкофилов, ни германофилов, а только русские патриоты, – и предложил участникам съезда устроить по сему поводу соответствующую манифестацию, с занесением в протокол и опубликованием такового после закрытия съезда».

Для рассмотрения династического вопроса была учреждена комиссия во главе с А.Ф. Треповым при секретаре С.С. Ольденбурге. Съезд признал необходимость сотрудничества со всеми врагами большевиков (кроме анти-монархистов), в чём Филиппов увидел согласие с тактикой НМС и парижской группы А.Ф. Трепова, против чего якобы был ВМС. Много споров вызвало обсуждение отношения к армии Врангеля и его непредрешенческой тактике при открытом признании П.Н. Врангеля себя монархистом. Съезд постановил поддерживать монархические настроения среди армии и её руководителей.

С.С. Ольденбурга Филиппов отнёс к группе НМС с Ефимовским, Чебышевым, Шебеко, Кауфманом, Киндяковым. К А.Ф. Трепову примыкал С.Е. Крыжановский. Интересно, что если А.И. Филиппов постоянно стравливает НМС и ВМС, то в своём сообщении о съезде С.С. Ольденбург как представитель НМС, постоянно хвалит Высший Монархический Совет за взятую им успешную линию монархического объединения.

Передовая статья в «Руле» 28 ноября 1922 г. вынуждена была прекратить спекуляции на разногласиях и признать несомненный успех съезда в Мажестике. «Съезд прошёл блестяще». «Пока все эти несогласия оказались просто каким-то миражом и на съезде выяснилось полное единение». Признав разоблачение всей прежней своей лжи, или иронизируя, «Руль» решил насочинять новую, якобы реставраторы мешают антисоветским настроениям и это выгодно красным. Ненависть либералов-доктринеров к монархистам, как мог убедиться С.С. Ольденбург по этому примеру, неисправима никакими постановлениями съездов. Поддержку монархистами любой борьбы с большевиками газета И.В. Гессена поспешила назвать желанием «присосаться к определяющимся в России настроениям острого недовольства». Соседний намёк, будто намерение перевести ВМС в Париж связано с просоветскими сдвигами в правительстве Франции, звучал в «Руле» не менее абсурдно.

В отдельной статье «Еврейский вопрос на монархическом съезде» А.И. Филиппов продолжил сталкивать ВМС и НМС: «сильное возмущение антисемитов вызвала речь г. Ефимовского, поддержанная Ольденбургом, Шебеко» о том что борьба русских монархистов с еврейской революционно-партийной камарильей ведётся, как и со всеми остальными врагами России, а еврейские рабочие и интеллигенция всегда могут присоединиться к защите России и служить русскому национальному делу.

Опять-таки непонятно, что это за воинствующие антисемиты, недовольные тезисами Е.А. Ефимовского, если Филиппов признаёт: «рейхенгалльская программа» по национальному вопросу «осталась неизменной». Представители ВМС сразу после съезда высказали примерно такие же суждения в пользу еврейского народа против носителей революционной идеологии. Т.н. антисемитизм русских монархистов всегда был направлен на справедливую борьбу с врагами России. То что Ефимовский выражал невозможность «на одних евреев взваливать ответственность за большевизм в России», опять-таки, полностью соответствует идеологии ВМС, издания которого сообщали об английском заговоре Мильнера, о масонской организации Некрасова, о предательстве денационализировавшейся интеллигенции всех левых партий, включая конституционалистов, о заговоре генералов и Г. Думы относительно свержения Императора Николая II. «Вестник Высшего Монархического Совета» и не думал приписывать авторство революции одним евреям. Бывший октябрист С.С. Ольденбург прямо возводил обвинения на сопартийцев, Гучкова и Родзянко.

Старания Ефимовского показать свою независимость от ВМС использовались Филипповым, чтобы вбить клин между монархистами и ослабить их. Но были и те, кто попросту не заметил никакой разницы между Ефимовским и крайне правыми, НМС и ВМС. П. Рысс в еврейской демократической газете милюковского толка писал: «как уразуметь, что заслуженный общественный деятель-еврей выступает на докладах с Ефимовским, Резановым и Алексинским? Специфическая публика таких собраний ревёт всё время: “жиды”, а тот же общественный деятель [Пасманик] не гнушается оставаться среди этой банды» [Пётр Рысс «Письма из Парижа» // «Народная Мысль» (Рига), 1923, 23 октября, с.2].

Сколько бы проеврейских заявлений ни сделал Ефимовский, всё заканчивалось одним и тем же обвинением всех монархистов в антисемитизме.

Еврей И.М. Троцкий из числа противников группы “кающихся” евреев, говорил от имени еврейской общественности: «будет ли власть в будущей России у Милюкова или Керенского, неизвестно, но у Маркова или Масленникова она безусловно не будет и тем более постыдно быть у них на узде. Лишь 1917 год вывел евреев из их бесправного положения» [Олег Будницкий, Александра Полян «Русско-еврейский Берлин (1920-1941)» М.: НЛО, 2013, с.183].

З.Н. Гиппиус, на которую евреи обозлились в 1922 г. за честное признание ею в воспоминаниях антисемитских настроений А.А. Блока, отреагировала: «евреи только и ждут обиды», «их еврейство идёт прежде России».

«Еврейская Трибуна», как всегда, выступила против ВМС, тоже не делая никаких различий с НМС в рассказе о съезде. Согласно лживой «Трибуне», русские монархисты, получая разрешение на съезд, обманули французское МВД, представив себя «убеждёнными легитимистами, честно борющимися законными средствами за свой политический идеал». Хотя в еженедельнике ВМС ровно это и сообщалось в отчёте о съезде. В т.ч. и в заявлении Н.Е. Маркова: «только сильный монархический режим может спасти евреев от погромов» [«La Tribune juive» (Paris), 1923, 23 mars, p.4-5].

Вопреки ясно выраженной позиции ВМС, авторы «Еврейской трибуны» продолжали заведомо лгать, называя русских монархистов организаторами погромов.

Итоги парижского съезда были подведены по возвращении в Берлин, 19 декабря Н.Е. Марковым и Н.Д. Тальбергом. Они передали общую мысль, что восстановить Монархию сможет та реальная сила, которая свергнет большевизм и сумеет созвать Земский Собор с призванием законного и желанного Царя. Относительно роли еврейских и масонских организаций в свержении Императора Николая II Б.В. Свистунов объяснил, опровергая спекуляции «Руля», что русские монархисты, имея представление об опасности со стороны этой зловещей силы, традиционно осуждают еврейские погромы и не отождествляют деструктивные тайные общества с еврейским народом. А.М. Масленников охарактеризовал позицию парижского РНК А.В. Карташева и Ю.Ф. Семёнова как расплывчатую, за которой нет активной жизненной силы.

Газета «Время» упоминала и об этом собрании под председательством Дерюгина, ссылаясь на №6 берлинского монархического журнала «Что делать», добавляя, что Масленников был очень оптимистично настроен и обещал, что вскоре монархическое движение возглавит В.К. Николай Николаевич. Выступление Кирилла Владимировича все выступающие считали вредным и осуждали его претензии на блюстительство Трона. Н.Е. Марков произнёс: «выставлять Лицо, без надлежащей подготовки, да ведь это – Предательство». Враги монархистов сориентировались и предпочли в этом противостоянии, напротив, хоть слегка, но поддержать сторону кириллистов, публикуя их резолюции и протесты против ВМС.

29 ноября свои итоги съезда вкривь и вкось подвёл А.И. Филиппов, чьи предсказания о предрешённой смене руководства ВМС полностью провалились. Ему пришлось оправдываться: «Трепов, Шебеко и Ефимовский отказались от баллотировки и высший совет переизбран в прежнем составе: Маркова, Масленникова и Ширинского-Шихматова. В виде “демонстрации” по адресу Франции к ним добавлены: А. Крупенский и кн. Оболенский». Рассказывая про мнимое идейное преобладание НМС на съезде, Филиппов снова смухлевал. А.Н. Крупенский и П.Л. Оболенский назначены как полные единомышленники ВМС. Отказ лидеров НМС от борьбы показывал безнадёжность попыток оспорить поддержку, полученную на съезде руководством ВМС.

«Домогательства сторонников Кирилла Владимировича отвергнуты большинством всех против 9-ти голосов». Даже здесь Филиппов не удержался от популяризации заведомого фальшивой версии, будто это «считается решительной победой закулисных французских влияний, хотя от этого монархисты открещиваются».

В качестве демонстрации солидарности, съезд особо чествовал лидеров ВМС, Е.А. Ефимовского и студента Ю.К. Мейера от ВМС (будущего издателя «Царствования» С.С. Ольденбурга).

Н.Е. Марков не забыл эти статьи Филиппова и в 1925 г. в «Еженедельнике ВМС», обвиняя Ефимовского в расколе и вреде ВМС, в провалившихся стараниях не допустить переизбрания на съезде всего руководства ВМС, напоминал: «в Париже он сошёлся с демократом А. Филипповым, сотрудником еврейской газеты «Руль», в своих статьях не раз обливавшим помоями В.М. Совет».

В Берлине поклонник Герцена Г.А. Ландау в Русском студенческом союзе 12 декабря 1922 г. прочёл доклад «Кризис социализма». По сообщению «Руля» (№623), в горячих прениях приняли участие русские монархисты С.С. Ольденбург, Б.В. Свистунов, А.М. Масленников. А также Бикерман, Бруцкус, Брайкевич.

20 декабря С.С. Ольденбург читал в Русском студенческом союзе доклад «Русская классическая литература и революция»: «раньше царило мнение, что русская литература революционна». Однако Ольденбург находит вражду к идеям французской революции у Фонвизина и Ломоносова. Достаточно известен монархизм Карамзина и Жуковского, Хомякова и Тютчева. Далее К.Н. Леонтьев, Достоевский, Лесков, Мельников-Печерский, Гончаров, явно противостояли революционным идеям, левым кумирам интеллигенции вроде Герцена и Л. Толстого. Интеллигентская критика, а не литература, по утверждению Ольденбурга, преимущественно была революционна. В современной борьбе с революцией Ольденбург призывал продолжать русские национальные традиции [«Руль» (Берлин), 1922, 23 декабря, с.6].

Допущенная в газетном отчёте очевидная опечатка насчёт признания Пушкина революционером была исправлена в следующем номере. Отказ Ольденбурга признавать Пушкина только революционером был понятен по контексту всего доклада. В качестве обоснования давались ссылки на переписку поэта и поздний период его жизни. 31 декабря публицист «Руля» Б. Каменецкий подробнее разобрал основную идею доклада, в целом одобрив его, но указывая на неполноту и неточности. Такова возможность положительной оценки творчества раннего Л.Н. Толстого и критики им революции 1905 г.

Обеспокоенный силами монархистов С.П. Мельгунов в 10-летие своего издания «Голос Минувшего» вынужден был обратить внимание на выступления С.С. Ольденбурга и его единомышленников, утверждающих, что «общественная мысль исказила русскую классическую литературу и навязала писателям то чего у них не было», посредством чего многочисленные молодые поколения вводились в заблуждение критиками от Белинского до Михайловского [«Дни» (Берлин), 1923, 23 января, №70, с.2].

Сдвиг С.П. Мельгунова ближе к монархистам произойдёт позже, более чем через 10 с лишним лет, в результате произведённых им исследований, выявивших ложный характер революционной пропаганды против Царской России. Летом 1923 г. в СССР С.П. Мельгунов за эмигрантскую антисоветскую деятельность был лишён гражданства с объявлением о конфискации имущества, которого у него не осталось. В декабре 1926 г. Мельгунов продолжал утверждать, что его взгляды на социализм с 1917 г. не изменились.

Тем временем в Париже, как сообщил «Руль» 20 декабря 1922 г., состоялось собрание всех русских политических сил, привлечённых усилиями монархистов. В зале Географического общества прочли доклады Е.А. Ефимовский и Владимир Гурко. Если Гурко заявил о необходимости временной диктатуры и конституционной монархии, то идеолог Народно-Монархического Союза, напротив, противопоставил себя и НМС либералам-конституционалистам. Ефимовский заявил, что Белое Движение было Вандеей, т.е. правой монархической контрреволюцией за восстановление легитимного Царя. Ефимовский поэтому совершенно логично выругал всех либералов в РНК, «Общем Деле» Бурцева, «Руле» Гессена и особенно в «Последних Новостях» Милюкова за присущую всем им антинациональную ненависть к монархистам, за «фальсифицирующую народ демократию». Монархисты приветствовали аплодисментами выступление Ефимовского. В качестве оппонента выступил Алексинский, заявивший о народном суверенитете, т.е. о принадлежности Верховной власти народу. Тогда как по убеждениям монархистов, она принадлежит легитимному Царю. «Алексинский считает невозможным бороться с монархистами, так как это тоже волевая группа, а наличие воли важно в борьбе с большевиками. Нужно только направить её не на монархию, а на боевую борьбу с большевиками».

Д.С. Пасманик от имени РНК подтвердил весомую разницу между правым НМС и левым конституционализмом, обвиняя Ефимовского в упорном пристрастии к понятию Народной Монархии, а не конституционной. Пасманик сказал что РНК за союз с конституционалистами, но исключает сотрудничество с ВМС, ввиду прежней принадлежности Н.Е. Маркова к СРН.

Т.е. для РНК самым важным ориентиром являлся антимонархический либерализм конституционализма, а ранний НМС считал национальную монархическую идею наиболее ценной и сотрудничал поэтому с ВМС.

28 декабря 1922 г. в «Руле» опубликовано обращение к белоэмигрантам с призывом оказывать содействие нуждам обездоленной Армии Врангеля. Его подписали, помимо С.С. Ольденбурга, митрополит Евлогий, А.А. Масленников, Д.Б. Нейдгардт, И.С. Лукаш, Н.В. Скоблин, С.Е. Трубецкой, И.А. Родионов и мн. др.

Ещё через два дня обзор печати в «Руле» по вопросу о престолонаследии наименовал С.С. Ольденбурга юрисконсультом Высшего Монархического Совета, которому кириллисты противопоставили адвоката-криминалиста Н.П. Карабчевского для признания Великого Князя Кирилла единственным и бесспорным Наследником, вопреки объявленным ВМС постановлениям парижского съезда. С.С. Ольденбург оказался на передовом краю борьбы с лже-легитимизмом.

Регулярно отслеживая деятельность монархистов, «Дни» в №85 сообщали, про состоявшийся 6 февраля в Берлине доклад Головачева «Студенчество и монархия». При чтении присутствовали Н.Е. Марков и А.М. Масленников. Объясняя прежнюю революционность студенчества его отрывом от народа, докладчик говорил об отрезвлении молодёжи и отходе к контрреволюции. При этом, путаясь в терминологии, Головачев постоянно говорил о потребности в демократической монархии, тем самым отрицая самостоятельную ценность монархического принципа. С.С. Ольденбург справедливо указал на эту ошибку отождествления демократии с высшими степенями культуры, сравнительно с Самодержавием: «если бы это было верно, мы должны были бы желать России возможно скорого торжества демократии».

В следующий журнальный политический обзор от 8 марта Ольденбург включил выступление Луначарского на съезде советов о 10-кратном уменьшении трат на образование сравнительно с бюджетом министерства народного просвещения 1914 г. Частные общеобразовательные школы при этом полностью уничтожены. Рождество в СССР сопровождалось комсомольскими антихристианскими кощунствами. Вредной советизации Русское Зарубежье противопоставляло свою положительную культурную работу. Примером её стало основание Русского Научного Института в Берлине.

Политическую физиономию т. Сталина Ольденбург выявил и для себя однозначно закрепил, обнаружив в его официальном докладе, что слияние республик в СССР «послужит решительным шагом к объединению трудящихся всего мира в единую мировую социалистическую республику» [«Русская Мысль» (Берлин), 1923, Кн.I-II, с.321].

Все дальнейшие противоречивые псевдопатриотические метания сталинизма Ольденбург с полным основанием будет считать пропагандистским обманом, призванным скрыть эту, наиболее неприглядную и преступную цель.

В Италии отмечено образование правительства Муссолини и объединение его с националистами в борьбе с масонством и левыми партиями после капитуляции итальянского короля в попытке защиты Рима от похода фашистов.

Помимо подробного разбора европейских событий, Ольденбург также выпустил рецензию на «Сумерки Европы» Г. Ландау, где отметил одностороннюю защиту «исторической правоты Германии» против Антанты. Относительно цивилизационной теории Ольденбург приводит формулировки К.Н. Леонтьева о пределах возрастного развития, которые он считает точнее написанного Ландау. Другая рецензия касается сочинения В.В. Шульгина «Нечто фантастическое» (95 стр.) о будущем государственном устройстве (его вариант ставшего популярным весной 1922 г. романа «За чертополохом»). Ольденбург считает, что можно учиться у «курсантов и юнкеров при Временном Правительстве», считая их поведение полезным опытом, который встречается в эпоху революции. Но совершенно нечего взять у красных «в той области, где они оказались наиболее несостоятельными – в области экономики». «Спорна и мысль о милитаризации просвещения»: интеллигентам так просто не привить патриотическую стойкость офицеров.

Много недовольства левых газет вызвало выступление С.С. Ольденбурга в союзе русских студентов, где он приветствовал монархические настроения эмигрантской молодёжи, в положительном смысле противопоставляя её советскому комсомолу и всему что происходит в СССР.

В №1-2 «Русской Мысли» за 1923 г. есть также статья С. «Отношение к русской интеллигенции в Советской России и за рубежом». Есть все основания раскрыть авторство С.С. Ольденбурга. Его обычный псевдоним приблизительно соответствует и заявленным данным: «решаюсь заговорить на эту тему потому, что моё положение недавно покинувшего Совдепию является до некоторой степени срединным: с одной стороны я уже “эмигрант”, с другой – я пробыл четыре года в Совдепии и в прошлом органически связан с интеллигенцией». 4 года это 1917-1920, с некоторыми перерывами. Органическая связь – про отца и всё его окружение. Ценным поэтому будут его отсылки на опыт частных разговоров. Свои суждения автор подкрепляет ссылками на А.В. Амфитеатрова, который печатал в «НРЖ» «Горестные заметы», упоминая там и С.Ф. Ольденбурга. Автор статьи доказывает, что даже оставшаяся при большевиках интеллигенция, склонная к обвинениям в адрес Императорского правительства, понимает что причины революция лежат не в отсутствии ответственного перед Г. Думой правительства, а в «культурных ненормальностях русской жизни», т.е. в разрыве между левой интеллигенцией и народом.

Далее С.С. Ольденбург утверждает: распространённое мнение, «что большевизм осуществляет только то, о чём десятилетиями мечтала русская интеллигенция, притом не только левая, но и правая, не слишком уже далёким от истины». Эта мысль получает обоснование далее на массе примеров революционного догматизма интеллигенции. Предъявляя монархической власти бесконечные утопические претензии за отсутствие рая на земле, интеллигенты не понимали, «сколько в действительности они сами проявляли ранее и праздности, и высокомерия, и избалованности, а зачастую и насилия». Это своё революционное помрачение интеллигенция осознала только «за скудной трапезой», «в холодной и еле освещённой комнате», где многие оказались в результате желанного ими свержения Царя. Рабочему и крестьянину «при Николае жилось куда лучше», чем после революции, но интеллигенции стало ещё намного более хуже. «Эту же фатальную психологическую черту обнаружили и многочисленные эпизоды первого периода революции, когда бунтари стремились своими захватами не столько улучшить своё положение, пограбив в свою пользу, сколько бессмысленно нанести вред другому». С.С. Ольденбург тем самым даёт прекрасное разоблачение лживой мифологии о том, будто революция произошла из-за бедности и нужды народа. Эти превосходные точные его наблюдения говорят об умении историка подмечать самое важное.

То что революция ничего не дала народу в области культуры видно по таким примерам, как попытки “демократизировать” оперу, которую раньше посещали только представители дворянской элиты. Узнав, что революционеры хотят их облагодетельствовать, обрадованные рабочие пошли на оперу со знамёнами и под оркестр. Но ознакомившись с оперой, рабочие потеряли всякое желание дальше пользоваться такими завоеваниями революции [«Историография культуры и интеллигенции советской Сибири» Новосибирск: Наука, 1978, с.182].

Большевики не видели самостоятельной, внутренней ценности в культуре и занимались популяризацией множества произведений только потому что видели в них средство поддержания партийно-агитационной работы.

Учитывая откровенно антисемитские высказывания С.С. Ольденбурга в крайне правых изданиях, интересно сопоставить их с тем в какой форме он высказывался в журнале Струве, ссылаясь на общественное мнение: «не остаётся незамеченной и та сторона большевизма, которая не может не дать повода к пробуждению почти повсюду и росту юдофобских настроений и даже направлений». Это существенный довод Ольденбурга против приписывания зла большевизма и революции русской национальной культуре.

Широкие народные массы, пишет далее Ольденбург, понимают, что умирающий «с голоду» обыватель в результате революции находится в куда худшем состоянии, сравнительно с «нищим прежнего времени, получавшим в любой лавке на подаяние по краюхе хлеба». Можно, следовательно, уловить и связь между благами прошлого и наличием дворцов с усадьбами, уничтожаемых поборниками всеобщего равенства. Т.е. крестьянин начинает сознавать, что ему полезны «даже помещики!». Так рассыпается ещё один революционный жупел. Однако борьба с большевизмом «будет ещё очень длительной», т.к. крестьяне не могут самостоятельно осуществить нужные им политические перемены.

В критике недостатков Белого Движения Ольденбург пишет что на стороне противников красных «были свои Протопоповы, Гоцлиберданы, Сухомлиновы, Керенские», которые упоминаются не как реальные лица а как символы государственной дезорганизации (что, естественно, крайне несправедливо относительно царских министров В.А. Сухомлинова и А.Д. Протопопова).

В газете «Дни» против Ольденбурга выступил эсер-террорист и масонский идеолог, высланный на философском пароходе, М.А. Осоргин, идейно близкий к Бердяеву. Претензии Осоргина на особое знание жизни под большевиками в рижской либеральной газете нашёл смешными А.А. Яблоновский (1870-1934), бывший сотрудник левого «Русского Слова»: «недавно приехавший г. Осоргин поплёвывает на своего “стыдного” родственника, С.С. Ольденбурга, приехавшего уже давно» (менее 2 лет назад). «Мы выносили поганые вёдра и потому мы знаем! Мы прочищали палкой раковину – и потому мы можем судить», – пародирует Осоргина Яблоновский. Сам Осоргин писал так: «С.С. Ольденбург по-видимому обижен, что изгнанные хотят иметь привилегию на знание России и влияние за рубежом. Ничего страшного в этом не было бы; это было бы, пожалуй, справедливо и благотворно». «Можно сказать и яснее. С.С. Ольденбург, например, удовлетворённо отмечает, что русское зарубежное студенчество настроено националистически и поэтому, монархически. Как это ни грустно, но кажется справедливо. Для нас это служит указанием, в каком направлении и в какой среде нужно начать и усилить работу по “дезольденбургеризации” молодых зарубежных граждан России». Идейно симпатизирующий левому Осоргину Яблоновский не возражает: «желаете погубить Ольденбурга – погубите!». Но «это совсем не г. Ольденбург посеял среди студентов зубы монархического дракона – это посеяла русская революция и русский большевизм. Что прикажете делать, но после революции русские дети оказались много правее своих отцов». «Сделал это не Ольденбург, а история и переделает его не Осоргин, а тоже история» [Александр Яблоновский «Тарквиний Гордый» // «Сегодня» (Рига), 1923, 18 марта, с.2].

Умеренно-левый А.А. Яблоновский в дальнейшем будет печататься с Сергеем Сергеевичем в газете «Возрождение», не прерывая сотрудничества и с либеральнейшим «Сегодня». В 1919 г. они могли встречаться в Ростове-на-Дону, но печатались тогда в разных белых газетах. В июне 1921 г. А. Яблоновский выступал с речами на парижском съезде РНК, как и С.С. Ольденбург. Рядом они печатались и в финской «Новой Русской Жизни».

Письмом в редакцию газеты «Дни» С.С. Ольденбург попросил внести поправки к изложению его речи в союзе русских студентов: «я не говорил, что настоящая Россия – только в “эмиграции”: возражая против этого термина, я указывал, что Россия – и здесь, и там, или, точнее, сейчас ни здесь, ни там, т.к. она есть живое культурное единство, а не только пространство земли со столькими-то миллионами жителей. Призывая русских, находящихся за рубежом, сплотиться на общей вере, в крепкие кадры для воссоздания России, я и указал, между прочим, пример сербов: и в том примере не вся Сербия была на Корфу и в Салониках, а только её активная боевая часть (как не вся Чехия была в легионах – пример ещё более близкий, т.к. там тоже большинство граждан было в рядах вражеской армии» («Дни», 25 марта, №123).

В последующих дискуссиях в союзе русских студентов Ольденбург продолжал говорить о Зарубежной России и значении её непримиримости. Признавая, что борьба с большевизмом продолжается и в СССР, Ольденбург указывал что там «под уродливым влиянием» советчины многие «претерпели некоторую психологическую деформацию». Сохранение в Зарубежье начал подлинной России позволяет видеть в белоэмигрантах лучших из возможных руководителей в будущем после падения чекистов («Дни», 1923, 17 апреля,  №140).

В переписке с Д.А. Лутохиным П.Б. Струве 14 апреля 1923 г. отбивал обвинения в союзе с крайне правыми монархистами Высшего Монархического Совета, отвечая, что в случае победы над большевиками «они безвозвратно покончат с государственным социализмом и вообще со всяким социализмом», т.е. сыграют важнейшую положительную роль, восстанавливая правовой порядок согласно Основным Законам Российской Империи. Д.А. Лутохин вспоминал что в это же время у Г.П. Струве встречался с С.С. Ольденбургом, который также всячески заступался за Н.Е. Маркова и его единомышленников. Левый мемуарист при этом не точно передаёт доводы Ольденбурга относительно какой-либо “демократичности” ВМС, поскольку монархисту нет смысла использовать вражескую терминологию в качестве положительной [«Минувшее», 1997, №22, с.28].

Что не мешало, впрочем, П.Б. Струве, соединять монархические принципы с левым знаменем свободы. Но С.С. Ольденбург всегда был правее Струве, располагался намного ближе к ВМС и не позволял себе подобных терминологических просчётов. В статьях Ольденбурга точно изложены его доводы о достоинствах ВМС и отказе от прежнего октябристского противопоставления конституционалистов черносотенцам, т.к. вопрос о Г. Думе перестал быть центральным. Старый конституционализм исчез.

Д.А. Лутохин, по упоминанию в переписке А.В. Амфитеатрова в феврале 1924 г., прямо выражал симпатии сменовеховству.

В апреле 1923 г. Е.А. Ефимовский, издававший в Берлине журнал «Славянская Заря», переехал в Париж из-за расхождения с пронемецки настроенными легитимистами. От ВМС он отошёл из-за поддержки Кирилла.

В Берлине С.С. Ольденбург вошёл во взаимодействие с Иваном Ильиным. Об идейной близости между ними свидетельствует письмо Ильина к Струве 4 апреля 1923 г., которое подтверждает взаимоотношения с Высшим Монархическим Советом: «С.С. Ольденбург передавал мне о Ваших соображениях по поводу затеваемой ими газеты. Всемерно разделяю эти опасения Ваши. Я был на редакционном предварительном совещании и вынес ряд тяжелых впечатлений, о которых, переварив их, высказал Сергею Сергеевичу» [«Вестник Русского Христианского Движения» (Париж), 1995, №171, с.96].

В отличие от С.С. Ольденбурга, Иван Ильин был куда более критичен, порою излишне, к существовавшему в Российской Империи Союзу Русского Народа и всему черносотенному движению, которое не всегда умело и успешно, но всё же вело самую важную идейную и силовую контрреволюционную борьбу в России, чего совершенно нельзя обнаружить в прежних заслугах Ивана Ильина до эмиграции.

Максимум, Ильин публиковал короткие язвительные рецензии на философские брошюрки Ленина, которые в СССР будут объявлены гениальными, и не пошёл на поводу у к.-д. профессоров, отказавшись увольняться вместе с ними, когда те выражали протест политике Л.А. Кассо. Тогда между Ильиным и к.-д. легла трещина, точнее углубилась, поскольку Ильин не принимал участие в их общественно-политической деятельности, отдав всего себя изучению философии. В июне 1917 г., выражая неприязнь к февральской революции, Ильин в переписке определял себя буржуазным радикалом и приблизительно федералистом-демократом вне партий, но прежде всего патриотом, стоящим за аристократию духа.

Исходя из задач продвижения собственных взглядов, игнорируя достоинства черносотенцев, многие недочёты старых руководителей СРН И.А. Ильин определял верно, над с ними следовало работать. Так, Иван Ильин указывал на отсутствие у Н.Е. Маркова духовного такта и чрезмерную одержимость антисемитизмом. Это вполне справедливые замечания о наличии таких слабых мест в эмигрантском журнале «Двуглавый Орёл» и в прежней черносотенной прессе. Не нравилось Ильину и властолюбие Н.Е. Маркова, желавшего руководить всем эмигрантским монархическим движением. Таким же Иван Ильин видел Н.Д. Тальберга. С.С. Ольденбург, согласно письму Ильина, сотрудничает в редакции Маркова-Тальберга и мягко им оппонирует, как Чебышев и Кеппен [И.А. Ильин «Дневник. Письма. Документы (1903-1938)» М.: Русская книга, 1999, с.122].

Позиция Ольденбурга тут выглядит крайне симпатично, поскольку он уважает заслуги деятелей старого монархического движения и, работая вместе с ними, старается по мере возможности влиять на них в том же направлении, что и Иван Ильин. Русская монархическая партия А.Н. Крупенского давала полезный пример поддержки идеи книги «О сопротивлении злу силою» Ивана Ильина. Здесь важно сближение на общих правильных позициях и аккуратное разоблачение отдельных заблуждений.

Очевидную ошибку совершал, например, бывший чиновник особых поручений 5-го класса при министре внутренних дел Н.Д. Тальберг, называя С.Ю. Витте крупнейшим масоном и обвиняя А.П. Извольского, С.Д. Сазонова в подчинении всемирному масонству. Есть конкретные основания для критики мемуаров упомянутых бывших министров и каких-то их ошибок на властных позициях в Российской Империи, что не даёт оснований допускать столь невероятные и необоснованные неосторожные преувеличения, которые никак не разоблачают реальное масонство, а только бьют по престижу Царской России и черносотенцев.

Подобного же рода серьёзные просчёты в оценках ранее допускал, например, такой выдающийся монархический публицист как П.Ф. Булацель, по некоторым свидетельствам, в частных беседах желавший смерти не только Милюкову, Винаверу и Грузенбергу, но и министрам П.А. Столыпину с И.Г. Щегловитовым, имея некоторые основания для недовольства ими [М. Витухновская «Финский суд vs чёрная сотня» СПб.: ЕУ, 2015, с.107].

Когда такие несуразности, как у Л.А. Тихомирова, не выходили за пределы личного пространства дневника, они не наносили существенного идеологического вреда общественному сознанию при ведении такими монархистами ценнейшей открытой публицистической деятельности.

Признавая заблуждения и досадные сбои в ценностном ориентировании отдельных представителей СРН, вопреки тому на чём настаивал Ильин, не следует считать черносотенство негативным термином, это слишком крупная уступка левой пропаганде, которая будет идеологическим предательством, но не принесёт никаких выгод. К любому достойному крупному массовому движению будут примыкать те кто его вероучительные основы не разделяет или недостаточно осведомлён в действительном положении дел, что вызывает ошибочные суждения. И в принципе не приходится рассчитывать на полное соответствие человека исповедуемому идеалу. Но само стремление к таковому, лучше, чем его отсутствие.

Достаточно указать на вступление в Союз Русского Народа о. Иоанна Кронштадтского, который освящал знамя СРН и в декабре 1907 г. писал протоиерею Иоанну Восторгову о всероссийском черносотенном движении: «Сам Господь вас благословляет и благословит благодатным преуспеянием». Черносотенцы в 1905-6 г. и получили преуспеяние в борьбе с революционерами, которые «стали поистине рабами диавола, с ожесточением исполняя его злую волю» [Прот. Иоанн Орнатский «Воспоминания о Кронштадтском пастыре» М.: Отчий дом, 2013, с.139, 355].

Тот же Николай Тальберг умел образцово точно писать про «светлый духовный образ» Императора Николая II, что февральский бунт не был подавлен по вине «заговорщиков», верно видел в лице председателя Г. Думы М.В. Родзянко «наиболее позорную личность», разоблачал «массовое помешательство» относительно лживых легенд о Г.Е. Распутине и сепаратном мире [В.М. Руднев «Правда о Царской Семье и “темных силах”», Н.Д. Тальберг «Кара Божия» Берлин: Двуглавый Орёл, 1920, с.30-32].

Именно монархисты оказывались в состоянии осознать эти наиболее существенные исторические смыслы, искажения которых кладутся в основу революционной антирусской идеологии.

Сравнительно с решительной отвагой Высшего Монархического Совета, упрёком в адрес более умеренных монархистов, таких как Н.Н. Чебышев, можно выдвинуть излишнюю осторожность в борьбе с идеологическим господством феврализма, боязнь прямо выступить против некоторых ложных преставлений о Царской Семье и Российской Империи, насаждаемых левой интеллигенцией в качестве будто бы общепризнанных. Очевидно что для правильного развития монархического движения необходим сплав положительных сторон тщательной аккуратности с принципиальной смелостью.

По воспоминаниям Н.Н. Чебышева, весной 1923 г. в Берлине притворявшиеся монархистами, на то время ещё не разоблачённые советские агенты пытались настроить Н.Е. Маркова и всё руководство ВМС против вождей Белой Армии (якобы таково желание красноармейцев), довести до полного разрыва эмигрантских монархических организаций с П.Н. Врангелем, а также заманить Н.Е. Маркова в СССР. Но ничего из этого им не удалось. Обманутым и использованным зато окажется В.В. Шульгин.

С.С. Ольденбург вступил в спор с А.В. Пешехоновым и газетой «Дни» относительно новой орфографии и обычного арсенала «ссылок на Академию Наук». Он вполне обоснованно утверждает, что в других европейских языках не устраняют написание букв, которые не произносятся, по типу с «ъ». «Старая орфография ушла из советской России вместе с независимой печатью», когда большевики закрыли все неподконтрольные газеты летом 1918 г. Свержение красных всегда приводило к возвращению старой орфографии, использование новой символизирует победу революции [С.С. Ольденбург «Долг непреклонности» // «Русские Вести» (Гельсингфорс), 1923, 15 апреля, с.2-3].

2 мая 1923 г. С.С. Ольденбург принимал участие в обсуждении Русским общественным собранием в помещении «Рейнголд» доклада сторонника ВМС, бывшего председателя архангельского окружного суда С.Н. Городецкого «Монархисты в национальном объединении» о возможности сотрудничества с РНК. Выступали также Н.Е. Марков, Н.Д. Тальберг, Н.Н. Чебышев, А.М. Масленников. В это время сотрудничество Ольденбурга с ВМС явно теснее чем с П.Б. Струве.

С.М. Прокопович читал доклад об экономическом положении большевиков. С.С. Ольденбург, принимая участие в прениях, указал на заметное преобладание ввоза над вывозом как на показатель неуспеха советской политики (по сообщению «Руля» от 12 мая).

Далее С.С. Ольденбург замечен среди участников обсуждения доклада А.В. Пешехонова «Почему я не стал эмигрантом» 22 мая. Там же высказывались Б.Д. Бруцкус, Б.В. Станкевич, С.П. Мельгунов, В.А. Мякотин и др. Ольденбург говорил, что «уехал из России совершенно сознательно. Он уехал потому, что пришёл к заключению, что интеллигент, остающийся в России, всегда помогает советской власти, исполняя даже самую нейтральную работу. Сидение на одной скамье с убийцами духа и тела страны – подобная терпимость неизбежно приводит к нравственному маразму и глубокому падению». Возвращение в Россию, утверждал С.С. Ольденбург, должно означать победу над большевизмом, а не сдачу ему в плен.

Также, в мае 1923 г. С.С. Ольденбург напечатал в №11-12 берлинского журнала «Русский Экономист» А.Я. Гутмана статью «Русская зарубежная печать».

О начавшей выходить в Париже «Русской Газете» в объявлениях за июнь 1923 г. сообщалось о ближайшем участии в ней А. Куприна, Е. Ефимовского, А. Яблоновского, Г. Алексинского, С. Ольденбурга, А. Филиппова, В. Шульгина.

Есть сообщения о сотрудничестве С.С. Ольденбурга в газете «Русь» (София), где за 1922-1928 г. печатались многие русские монархисты. Ольденбургу может принадлежать упоминавшаяся в словаре псевдонимов статья «Судьба Царской Семьи» №103 за 1923 г., подписанная С.О. Однако следует учитывать что в софийской газете печатался С.И. Орем, который использовал сокращение С.О. Про начало 1920-х пока не встречаются надёжные сведения, что Ольденбург использовал помимо С. подпись С.О. Явно не принадлежат Ольденбургу подписанные Русский различные статьи в антимонархической берлинской газете «Время» за 1923 г.

П.Н. Савицкий 12 июня 1923 г. писал П.П. Сувчинскому, что «Г.В. Вернадский очень просит доставить Г.П. Струве для Ольденбурга экземпляр «России и латинства»» (сборник статей евразийцев, вышедший в 1923 г. в Берлине под редакцией М.Н. Бурнашева). Савицкий сожалел что не исполнил просьбу, когда был в Берлине и теперь просил отправить экземпляр по почте с надписью «для Ольденбурга». В последующие годы С.С. Ольденбург продолжал переписываться с Савицким, что не означает, будто он разделял евразийские взгляды и отступал к ним от русского монархизма и национализма. Статьи Ольденбурга содержат явные язвительные подколы против евразиатичества.

13 июня 1923 г. в Берлине С.С. Ольденбург и А.А. Мосолов были избраны в Совет Союза Возрождения Родины (отделение Народно-Монархического Союза) под председательством Г.В. Курлова. Ольденбург прочитал доклад о современном политическом положении в Европе и СССР.

Позднее С.С. Ольденбург вспоминал, что несколько раз чувствовал одну и ту же революционную обстановку, в 1917 г. в России, в 1923-м в Германии и в 1936-м во Франции. «Мы, русские, ушиблены опытом 1917 года. Мы наблюдали, как с непреодолимой силой, по наклонной плоскости, наша родина катилась к торжеству большевизма». «Летом 1923 года в Германии наметилось грозное нарастание революционного движения, проживавших там русских охватила поэтому паника. Десятки тысяч спешно выправляли себе паспорта, покидали Германию – тогда ещё было куда бежать». «Больше всего во Францию» (как генерал Краснов). «Казалось, не сегодня-завтра коммунисты в Германии захватят власть». «Взывая с одной стороны к патриотическим чувствам немцев, коммунисты уже и тогда старались параллельно разрушать все организованные силы, несогласные с ними» [С.С. Ольденбург «“Революционная обстановка” 1917-1923-1936» // «Возрождение», 1936, 29 августа, с.3].

В опубликованных в СССР путевых очерках Ольденбург-старший назовёт демократический Берлин заметно более грязным сравнительно с чопорно-чистым довоенным. Разорение и обеднение Германии наблюдалось всюду, даже по немыслимому ранее использованию битых чашек и тарелок, порванных скатертей в ресторанах ввиду сложностей замены предметов [С.Ф. Ольденбург «Европа в сумерках на пожарище войны» Пг.: Время, 1924, с.9-10].

Отправившись в командировку в Европу, на пути в Лондон, С.Ф. Ольденбург встретился с сыном 2 июля 1923 г. в Берлине. Ученик и коллега советского академика В.М. Алексеев переслал жене ценнейшее свидетельство о неодолимой силе православно-монархических убеждений, продемонстрированных С.С. Ольденбургом:

«С.Ф. виделся со своим сыном – ярым монархистом. Присутствовал при разговоре отца и сына – политических врагов. Они вчера целый день у Вертгейма спорили, а я сидел, преодолевая боль, и слушал. Сергей Сергеевич – монархист-мистик, совершенно нового, не виденного мною доселе типа. Своей верой обезоруживает, и мы с С.Ф., отнюдь, конечно, не разделяя ни в чём его посылок, ничего не можем возразить» [«Начало пути». Восточный альманах. М.: Художественная литература, 1981, Вып.9, с.490-491].

Оставшийся в СССР В.М. Алексеев ещё почувствует на себе все прелести большевизма. 31 мая 1938 г. в «Правде» он будет назван: «лжеучёный в звании советского академика», а его книгу о Китае на заседаниях академического “актива” назовут «расистской галиматьёй, смыкающейся с фашистскими тенденциями» [«Неизвестные страницы отечественного востоковедения» М.: Восточная литература, 2008, Вып.III, с.386, 456].

Известен ещё отрывок из письма С.Ф. Ольденбурга его новой жене: «Тяжелы мне и очень глубокие, непримиримые разногласия с Серёжей: столкнулись два мировоззрения и у двух людей, упорно держащихся каждый своего, верящих в него… Чувствую, что Серёжа меня любит; но ему глубоко чуждо то, чем я живу, а мне то, во что он верит, кажется таким ветхим и ненужным» [Б.С. Каганович «Начало трагедии (Академия наук в 1920-е годы по материалам архива С.Ф. Ольденбурга)» // «Звезда», 1994, №12, с.127].

С.Ф. Ольденбург писал 12 июля 1923 г.: «с Серёжей вчера большой разговор о религии». Ольденбург-ст. был полностью лишён веры и её понимания.

3 июля 1923 г. обратил внимание на русского монархиста, ставшего приметной фигурой, М. Горький в письме Нине Берберовой: «В благодарность за милое письмо Ваше искренно желаю Вам сплясать гопака с Ольденбургом С.С. и какой-нибудь отчаянный фокстрот с Зиновием Гржебиным» [М. Горький «Письма» М.: Наука, 2009, Т.14, с.204].

Продолжали упоминать Сергея Сергеевича и другие враги монархистов. Так, они преждевременно поторопились распространить дезинформацию, будто Великий Князь Николай Николаевич отказал Высшему Монархическому Совету в возглавлении. Как обычно, восхваляя любых реальных или воображаемых оппонентов ВМС, статья «На монархической Шипке» даже расщедрилась на одобрение благоприятного облика бывшего Верховного Главнокомандующего, приписав ему «ореол первых лет военного одушевления. И дальнейшее его отношение к авантюрам “дорогих союзников” и непреклонная стойкость курса – всё это настолько разительно противоположно христианнейшему и смиреннейшему воинству Маркова II, что только удивляться можно, как Ольденбург решился вкупе с остальными православными на крестовый поход в надежде на возглавление. Нужно полагать, что просто ничего другого делать не оставалось» [«Время» (Берлин), 1923, 9 июля, с.2].

Если бы еврейская газета знала, что в дальнейшем Великий Князь Николай Николаевич на такое возглавление согласится, примет под своё начало П.Н. Краснова, ВМС и РОВС, она бы поостереглась от таких иронических выпадов. Уже в ноябре 1923 г. газета Брейтмана вынуждена была начать противопоставлять Кириллу Владимировичу “Николая III”. Важно что С.С. Ольденбург снова выведен вместе с ВМС на первый план как идеолог эмигрантского монархического движения.

Журнал «Русская Мысль» за 1923 г. №3-5 вышел позднее 5 июля. В отделе критики, длинной в один абзац, есть отзыв С. на книгу Джиорджио Вазари «Жизнеописания наиболее выдающихся живописцев, ваятелей и зодчих эпохи Возрождения», с похвалой берлинскому издательству «Нева» за переиздание, в сокращении, этой книги.

В соседнем отзыве на «Почему я не эмигрировал» Пешехонова обозначилось несогласие А.С. Изгоева с взглядами Сергея Сергеевича: «Недавно на страницах Русской Мысли С.С. Ольденбург дал характеристику настроения “недобровольных эмигрантов”, живших в России годы при советской власти и лишь в конце 1922 г. насильственно выкинутых ею заграницу, Не мне, как одному из заинтересованных, спорить с этой характеристикой». Ссылаясь на Пешехонова, Изгоев утверждал, что большевикам не удалось довести Россию «до такой прострации, как думают некоторые из эмигрантов» (т.е. С.С. Ольденбург). Изгоев подтверждает наблюдения Пешехоновым радости от изгнания поляков из Киева. Но этого удовлетворения не отрицал в своих воспоминаниях и Ольденбург-мл., только не ослабляя антисоветское настроение, а усиливая, не примиряясь с красными, а подчёркивая все их характеристики. Так и с состоянием прострации: Сергей Ольденбург писал не о всей России поголовно, а о том состоянии обмана, подчинения и запуганности, которое в действительности существовало и через которое коммунисты удерживали своё господство. Это не означает отсутствия примеров иных настроений.

В «Политическом обзоре» С.С. Ольденбург, замечая что Ленина не оказалось на 12-м съезде партии, выносит приговор его деградации и выпадению из политической жизни после написания «сбивчивых, полубольных статей о реорганизации советского аппарата». Съезд не оправдал надежд на раскол (но он ещё предстоит), утвердив диктатуру партии. В выступлении Фрунзе Ольденбург отметил его выражение о переходе политически допустимой грани обложения деревни. Ольденбург справедливо утверждает, что основным способом «для власти просуществовать» остаётся налогообложение крестьянства, ввиду убыточности советских промышленных предприятий, даже при завышенных ценах.

В выступлении Сталина по национальному вопросу Ольденбург отметил его слова: «НЭП взращивает великорусский шовинизм». Антирусская репутация Сталина в его глазах постоянно укреплялась. Сталин ставил целью партии, чтобы советская власть не отождествлялась с русской, а считалась интернациональной. Русский национализм Сталин называл наиболее опасным сравнительно с любым другим. Успехи борьбы с Белым Движением Сталин приписывал борьбе с Колчаком, Деникиным и Юденичем «так назыв. инородцев». Х.Г. Раковский также призывал выжигать русский национализм калёным железом. Бухарин прямо требовал дискриминации русских. Партийный съезд сходился в необходимости устроить «разрусение» окраин и преследовать использование русского языка.

Далее Ольденбург отметил выступление живоцерковников против РПЦЗ и то что расстрел католического прелата «вызвал бурю негодования за границей; точно впервые Западная Европа, на примере человека ей более близкого, чем русские священники, погибшие тысячами, почувствовала, что такое большевистская власть!». К новости о том, будто Патриарх Тихон покаялся и признал советскую власть Ольденбург отнёсся с заслуженным недоверием. На этом фоне предельно логичным являлось решение Зарубежного Церковного Собора «признать себя самоуправляющейся церковной единицей» (вопреки чему евлогианцы продолжат некоторое время заявлять о приверженности Москве).

Левые эмигрантские газеты, одобряющие переход большевиков на новую орфографию, как иронизировал С.С. Ольденбург, сами почему-то продолжают придерживаться старой. Вопрос же о преобладании орфографии после свержения большевиков он справедливо назвал спорным, не настаивая на том, что эмигранты смогут или обязаны вернуть прежний порядок письма. Не менее язвительно Ольденбург оттоптался на незавидной судьбе либерально-центристского РНК, указывая что ограничения на сотрудничество с правыми монархистами обрекли РНК на «медленное усыхание».

Слухи о возможности международного похода на большевиков под началом Великого Князя Николая Николаевича С.С. Ольденбург с полным правом назвал необоснованными и сожалел о их распространении: «несбывшиеся ожидания обычно вызывают упадок духа». Наряду с этим, процесс сосредоточения белоэмигрантов вокруг данного лица, продолжался, имея явное положительное значение. Ольденбург считал важным для монархистов признание главенства в лице представителя Династии.

При всей неприязни к взглядам П.Н. Милюкова, Ольденбург осудительно отозвался о том, как по отношению к его сторонникам «в Париже национальная молодёжь реагировала резкими выходками по образцам фашистов».

Как считал Ольденбург, пропагандистски раздувая конфликт с Англией, большевики создавали преувеличенное представление о своём могуществе, побеждая сооружённое ими же соломенное чучело. В нежелании Англии воевать с красными он нисколько не сомневался.

В августе в Берлине забастовки парализовали уличные пути сообщения. Толпы ходили с революционными красными флагами.

Позднее Сергей Сергеевич вспоминал о жизни в Берлине: «все, кто жили в Германии во времена занятия Рура, отлично помнят, что германские коммунисты были в то время заодно со сторонниками активного вооружённого сопротивления французским войскам, что осенью 1923 года происходили даже бунты в т. наз. “чёрном рейхсвере” под национал-коммунистическим флагом: “революционной борьбы с оккупантами”» [С.С. Ольденбург «Нехитрые извороты» // «Возрождение» (Париж), 1937, 4 июня, с.2].

В Берлине С.С. Ольденбург интересовался немецкими правыми политиками и посещал их лекции. Встречая среди них представление о Франции как о извечном враге, который всегда хочет подчинить себе Германию, Ольденбург считал что такие мнения являются «предвзятым и односторонним истолкованием сложного исторического процесса. Военные годы приучили относиться скептически к подобным построениям». Вспоминая об этом через 10 лет в статье «Обоюдоострые доводы», Ольденбург указывал что такие настроения разжигают взаимную вражду вместо необходимого для взаимного благополучия её устранения(«Возрождение», 1933, 24 октября).

Большевики в 20-е разыгрывали ровно ту же реваншистскую карту, что и нацисты, из-за её пропагандистских выгод. Однако тогда им не удалось ею воспользоваться, среди немцев, как считает Ольденбург, произошёл психологический перелом против разрушительной революции в пользу действенных мер экономического восстановления.

В ЦК Народно-Монархического Союза Е.А. Ефимовский ушёл в отставку и С.С. Ольденбург был избран новым председателем НМС. В ЦК входили также Н.Н. Чебышев и В.В. Шульгин.

Под псевдонимом Русский, Ольденбург прислал в финляндскую газету критику статьи Г.А. Ландау в «Руле». Признавая отсутствие полного сходства современности с феврализмом, главным образом, отсутствие мировой войны, Ольденбург указывал и на некоторые общие черты. «Германское образованное общество, конечно, издавна правее русского. Но ведь и русское в 1917 г., правело очень быстро, его отношение к большевикам было вполне определённое! Сочувствие Корнилову явилось в нём почти всеобщим. Но и там, и тут – безысходный тупик внешней борьбы приводил и приводит многих в состояние недоумения и какой-то апатии; здоровые силы сопротивления – ослаблены» [Русский «1917=1923? (письмо из Германии)» // «Русские Вести» (Гельсингфорс), 1923, 1 сентября, с.3].

13 сентября 1923 г. С.С. Ольденбург прочитал доклад «Торгово-промышленный класс в национальном движении» вечером на Нюрнбергштрассе, 40.

Для кн.VI-VIII «Русской Мысли» за 1923 г. С.С. Ольденбург приготовил к 9 октября ещё один политический обзор, говоря о некоторой экономической стабилизации в СССР. Публичную капитуляцию перед большевизмом патриарха Тихона, напечатанную после формального освобождения его от ареста до суда, Ольденбург счёл написанной «явно не им самим». В Русском Зарубежье он отметил тягу к переезду во Францию из-за наличия там рабочих мест и усугубляющейся разрухе в Германии. Блуждание по разным странам «обогащает опытом, — тех кто умеет смотреть, и, не давая нигде врасти в “туземную” жизнь, препятствует денационализации», сохраняя русскость более, чем в СССР. В обзоре европейской политики Ольденбург описал немецкие правящие круги согласно системе политических координат: президент Фридрих Эберт правее своей социал-демократической партии, канцлер и министр иностранных дел Штреземан опирается на левых, благодаря чему получает сравнения с Муссолини. Министр обороны Гесслер – правый демократ. Перспективы правых сил в Германии оказывались туманны, учитывая зловещую путаницу с нелепым именованием социалиста Хитлера крайне правым, а не левым радикалом, которая позволяла обманывать многих националистов и усиливать уклон в пользу левых сил.

С.С. Ольденбург точно описал ситуацию в русском национально-монархическом лагере: «при отсутствии разногласий относительно средств борьбы, старые счёты и взаимные подозрения затрудняют реальное объединение. Быть может, до момента начала непосредственных действий, выявление сговора и не есть необходимость. Но следует избегать всего, что углубляет расхождение». Не обвиняя прямо РНК, он охарактеризовал руководящий принцип либералов: «особенно вредной является агитация таких групп, которые, прикрываясь общенациональными целями, весь пафос борьбы сосредотачивают не на большевиках», ана более правых монархистах. Эту деятельность РНК и «Руля» Ольденбург назвал работой на разложение, которая «заслуживает самого резкого отпора». Тем самым явно показан разрыв Ольденбурга с худшими традициями партий октябристов и к.-д., которые именно такой тактики придерживалась.

Такое неприятие было взаимным. А.С. Изгоев, тоже не называя прямо работы С.С. Ольденбурга, выступил против религиозной и политической идеализации Императора Николая II, когда был издан украденный дневник Царя. Изгоеву тогда не понравилась фраза Бердяева, указавшего в лице убитого Государя на русский религиозный тип. Но главным автором, выступавшим тогда в защиту памяти Святого Царя, с разъяснением правомочности и даже спасительности для России его политической роли, был С.С. Ольденбург. Основные претензии явно летели в его адрес, неосторожная фраза Бердяева использована лишь как формальный предлог: «не следует заниматься идеализацией его поступков и деяний». Однако, в отличие от С.С. Ольденбурга, противник Белого Движения и русских монархистов, А.С. Изгоев не сумел обосновать свою критическую позицию. Дело в том что дневник Государя не содержал в себе политических идей и фактов Царствования, не будучи для этого предназначен. Следовательно, приписывая дневнику то, чего в нём никогда не было, Изгоев совершал огромную источниковедческую ошибку. Издание отрывков из дневника, появившегося после первой написанной С.С. Ольденбургом биографии Царя, подтверждало новыми данными справедливость выводов русского историка, а вовсе не опровергало. Проигнорировав исследовательские выводы Ольденбурга, Изгоев ошибся, предлагая собственный недостоверный психологический портрет. Уровень предлагаемой им критики донельзя слаб: «Государь читает вороха подносимых ему бумаг, делает на них пометки в духе отца и думает, что в этом и состоит управление государством» [А.С. Изгоев «Вредная идеализация» // «Руль» (Берлин), 1923, 20 октября, с.3].

Поразительно легкомысленное интеллигентское самомнение, опирающееся на произвольные фантазии при отсутствии стремления хотя бы отдалённо уловить реальное содержание русской политики, которой Император Николай II посвятил всю свою жизнь, в отличие от бывшего марксиста Изгоева, пописывавшего в газету «Речь». Изгоев входил в основанную П.Б. Струве Лигу русской культуры в 1917 г. и мог тогда столкнуться с Ольденбургом-мл. Исследовательские старания С.С. Ольденбурга несопоставимы с А.С. Изгоевым, отсюда и полная противоположность выводов, и качественная пропасть между их сочинениями.

Той же глубины выпады А.С. Изгоева 27 октября против ВМС, будто бы правые монархисты составляют списки кого им надо «в первую голову повесить», «там твёрдо стоят, что злейшие и опаснейшие революционеры, это Родзянко, Гучков, Струве и Милюков, Сазонов и Маклаков», «с крайне правой брызжут на всех слюной, ищут жидо-масонов» (что задевает масонские статьи С.С. Ольденбурга, но противоречит его сотрудничеству с П.Б. Струве).

Про ноябрьский путч Хитлера Ольденбург написал сначала для журнала «Русская Мысль» и потом многократно повторял те же факты, не меняя их оценок: «Баварское католическое правительство, в целях поддержания порядка, назначило верховным комиссаром бывшего премьера фон Кара, известного своими правыми убеждениями». Социалист Хитлер пытался свергнуть того кто был «правоверным баварским монархистом», тогда как фон Кар «объединял в своём лице различные правые тенденции». «Этот старый баварский чиновник сыграл, поистину, историческую роль. Об его хитрость и упорство сломился хитлеровский бунт». Фон Кар обманул Хитлера и не перешёл на сторону Людендорфа, как тот рассчитывал. Без войск правительства уличное выступление национал-социалистов было обречено. В статье Ольденбурга приводится также характеристика Хитлера после поражения: «он пребывал в состоянии полной прострации, которая всегда наступает у него после срыва нервного подъёма». «Можно думать, что Хитлер находился в плену своих “наитий”, и что он пошёл на бунт в 1923 году, действительно, только в надежде на чудо. Остался ли он по существу тем же в 1932 году? Нет ещё данных для ответа на этот вопрос…» [С.С. Ольденбург «“Хитлер захватил власть” (из германских воспоминаний)» // «Возрождение», 1932, 27 августа, с.2, 5].

Генерал Н.А. Епанчин, чьи воспоминания опровергают абсурдную либеральную мифологию о тесной связи белоэмигрантов с нацистами, тоже хвалит: «Карр был убеждённый монархист, очень умный и культурный человек». В «Русской Мысли» С.С. Ольденбург написал, что путч Хитлера обострил «рознь» между НСДАП и правыми немецкими союзами.

19 ноября 1923 г. в Лицеум-клубе С.С. Ольденбург выступал с докладом «Добровольческая армия и Европа» в честь годовщины основания движения. Ему сопутствовали И.А. Ильин и Н.Д. Тальберг. По утверждению Ольденбурга, «союзники с самого начала не поняли смысла Добровольческой Армии, и интересовались и поддерживали её лишь постольку, поскольку это с их точки зрения могло содействовать победе в мировой войне; никакой интервенции вопреки обычному большевистскому утверждению со стороны большевиков, не было».

Выход летнего тома VI-VIII журнала «Русская Мысль» задержался, и к 27 ноября Ольденбург добавил к своему политическому обзору дополнительную страницу о судебном деле по убийству Воровского и расчёту большевиков на революцию в Германии. В том же выпуске под псевдонимом Русский можно найти рецензию на сборник «Русские в Галлиполи» от 18 авторов. В редакционную комиссию входил П.С. Савченко – в будущем биограф Царской Семьи. За полной подписью С.С. Ольденбурга опубликована ещё одна рецензия, на вышедшую в Берлине книгу Б.Я. Владимирцова «Чингис-Хан». Приводя пример из съезда представителей партии к.-д., С.С. Ольденбург выступает против западнического чистоплюйства: «какими глубоко европейскими были наши представления об истории и как чужды среднему русскому интеллигенту образы истории Востока». Похвалив ценное содержание книги, автор отзыва не одобрил использование издательством Гржебина советской орфографии. В журнале далее опубликован ещё один рекомендательный отзыв С.С. Ольденбурга, на несколько книг и брошюр про НЭП.

13 декабря «Руль» сообщал, что С.С. Ольденбург предоставит для Русского национального студенческого союза доклад «Финансовый и земельный вопросы французской революции». Сопоставления 1917 и 1789 г. планировали также произвести М.А. Таубе и Б.В. Свистунов.

18 января 1924 г. в берлинском Литературном клубе прошло обсуждение выступления Е. Кусковой на тему «Мысли о революции». С.С. Ольденбург заявил, что «необходимо осознать происшедшее несчастье и какая доля вины в этом интеллигенции», «посеявшей немало вредных идей» [«Время» (Берлин), 1924, 28 января, с.2]. По газетному отчёту «Руля», Ольденбург обвинял Кускову в смешивании понимания революции и её оправдания, хотя отрицание революции возникает, «именно проанализировав события, тщательно изучив детали. Революцию нельзя оправдать, как нельзя оправдать японское землетрясение». Воспроизводя суждения Ольденбурга, «Руль» ещё раз сделал упор на сравнении со стихийным бедствием, умалчивая о прямых обвинениях в адрес интеллигенции и левых идей.

В берлинском аэроклубе 31 января Н.Е. Марков читал доклад «С чем вернёмся в Россию», где одобрительно ссылался на новый роман Краснова «Понять – простить»: «мы многое должны будем простить». «Маленькие люди дразнили зверя из бездны, а когда он вылез, то пожрал их». Весьма показательными Н.Е. Марков посчитал данные советской партийной переписи, показавшей, что только 20% членов партии имели отношение к рабочим и крестьянам. Основной силой красных оставались интеллигенты. В ходе доклада он призывал жертвовать в казну Великого Князя Николая Николаевича. «Нужны люди и деньги. Люди есть, денег мало». Планировалось, что деньги пойдут на содержание армии, с которой белоэмигранты вернутся в Россию [«Сегодня» (Рига), 1924, 5 февраля, с.4].

С.С. Ольденбург 16 февраля выступил в Берлине с докладом «Французская революция, легенда и действительность». По его словам, многие факты о революции до сих пор не установлены, вроде точного числа жертв террора. Оценивая сословные привилегии Королевской Франции, С.С. Ольденбург находит их незначительными. Основному населению они наносили ущерб в результате революционных спекуляцией на ложной идее равенства, «только психологический, а не реальный». Ольденбург сослался на убедительный вывод многих учёных, «что революции вовсе не являются следствием угнетённого состояния народа, а наоборот совпадают с периодом экономического подъёма». Общее у 1789 и 1917 Ольденбург нашёл главным образом в мифологической составляющей. В ходе обсуждения доклада К.И. Зайцев и П.Б. Струве высказали более критическое мнение о Монархии и положительных последствиях революции и бонапартизма. Что логично для их соглашательской позиции либерального “центризма”, сравнительно с крайне правым Ольденбургом.

Даже китайские коммунисты не торопятся с положительной оценкой французской революции 1789 г. Широко известным стало высказывание Дэн Сяопина: «пока ещё слишком рано делать выводы» [А.А. Терентьев «Эпоха Обамы» М.: Алгоритм, 2012, с.132].

19 февраля и неделей ранее на семинаре П.Б. Струве был выслушан доклад С.С. Ольденбурга «Денежное обращение в период французской революции». «Руль» сообщал об использовании автором обширного материала и прослеживании использования всех видов бумажных знаков до 1797 г. По отверждению Ольденбурга, от введения бумажных денег «в выигрыше не остался никто. Но для деятелей революции бумажные деньги оказали психологическую поддержку: вооружившись печатным станком они решили, что власть обеспечена средствами». В обсуждении доклада участвовали А.И. Изгоев, К.И. Зайцев. П.Б. Струве подвёл итог насчёт катастрофических последствий выпуска необеспеченных денег.

П.П. Сувчинский обращался к Савицкому 28 февраля 1924 г.: «из Вернадского можно сделать отличного евразийца. Каково его отношение к С.С. Ольденбургу? Неужели они и внутренне близки друг к другу?». Из этого пассажа следует, что монархические воззрения С.С. Ольденбурга крайне нежелательны для евразийцев [П.Н. Савицкий «Научные задачи евразийства. Статьи и письма» М.: ДРЗ, 2018, с.309, 568, 595].

Близость с младшим Вернадским неизбежно возникала в силу давности их знакомства, ввиду дружбы их отцов. В 1933 г. Ольденбург приготовит перевод на французский язык книги Г.В. Вернадского. П.Н. Савицкий в Праге станет противником Власовского Движения и будет молиться за победу сталинизма, который в 1945 г. упрячет его в лагеря на 10 лет.

Относительно типичных заблуждений евразийцев, вполне верно отозвался критик социализма Билимович в «Русской Мысли» за 1922 г.: «как ни искренен Г. Флоровский в своей ненависти к большевикам, но трудно придумать что-либо более приятное для нерусских главарей большевизма и вместе с тем более ложное, чем утверждение, что предательская революция – русская по своему происхождению и что в ней раскрывается русская правда» [А.Д. Билимович «Труды» СПб.: Росток, 2007, с.370].

Г.В. Флоровский на это отвечал, что объясняя фактические истоки происхождения революции, он не давал ей положительной оценки. Т.е. закономерность распространения революционных идей и предпосылок правильнее понимать как антинациональную данность движения.

П.П. Сувчинский назвал Ленина народным героем, равным о. Иоанну Кронштадтскому. Не задумываясь ни минуты, он предпочитал комсомол Ф.М. Достоевскому. П.Б. Струве вполне точно выразил задачу евразийцев, являющихся предметом поклонения современных советских или либеральных (не отличить) литературоведов, как Д.П. Мирский: «объедаться большевицкой гнилью и угощать ею других, приплясывая и притоптывая». В борьбе с наглой просоветской политизацией культуры хорошо проявил себя и М.П. Арцыбашев, заклеймивший Мирского «вымазанным в навозной жиже большевиком» [М. Ефимов, Д. Смит «Святополк-Мирский» М.: Молодая гвардия, 2021, с.292, 367, 374, 378].

Красные отзывались об Арцыбашеве подобным образом, ненавидя его выдающееся дореволюционное творчество и эмигрантскую публицистику: «оказался в лагере самых диких, самых черносотенных эмигрантов» [П.С. Коган «Арцыбашев» // «Вечерняя Москва», 1927, 4 марта, с.3].

А. Бенуа писал в дневнике в июне 1923 г. что С.Ф. Ольденбург предлагал «послать телеграмму верховному вождю Ленину с пожеланием выздоровления». На смерть Ленина С.Ф. Ольденбург отозвался тирадой о его гениальности на съезде советов от имени секции научных работников. Гениальность мысли Ленина заключалась в том, что государство должно поддерживать науку. «Это свойственно только гениальным людям». Такими же нелепыми славословиями были забиты все советские газеты.

Поведение С.Ф. Ольденбурга жители СССР называли непомерно усердным пресмыкательством. «Ну, хочешь хвалить — хвали. Но зачем же Владимира Ильича называть «Ильичем»? Этого от него никто не требует» [К.И. Чуковский «Собрание сочинений» М.: Агентство ФТМ, 2013, Т.12, с.259]. Сверхподлым назвал поведение С.Ф. Ольденбурга, среди других советских академиков, И.С. Шмелёв [«Переписка двух Иванов» (1927-1934). М.: Русская книга, 2000, с.166].

Академик В.Н. Перетц 10 января 1924 г. в письме к монархисту А.И. Соболевскому назовёт его «блудливым кадетом». Но за такие заслуги его именем в СССР назовут пароход «Академик Ольденбург».

В действительности жителей СССР совершенно не удовлетворяло правление Ленина, в том числе и его забота и научных учреждений. «Увы, нельзя скрыть того факта, что немалое число наших ученых соблазнилось и воспользовалось командировками для бегства с родины», – сожалел С. Ф. Ольденбург [М. Поповский «Управляемая наука» Лондон, 1978, с.147].

В переписке с М. Горьким С.Ф. Ольденбург поругивал за организацию репрессий Г. Зиновьева, которого они оба недолюбливали.

В 1924 г. С.Ф. Ольденбург вычищал из сочинений своих коллег-учёных упоминания «Императорской» Академии Наук, и такие ныне непозволительные выражения как «приснопамятный архимандрит» [И.П. Медведев «Судьба учёного: Владимир Николаевич Бенешевич» М.: Языки славянской культуры, 2020, с.184].

Далее С.Ф. Ольденбург постоянно принимал участие в пропагандистских акциях, прославляющих советский интернационализм, с обещаниями превратить инородческие республики в страны с цветущей культурой [О.Г. Сидоров «Максим Аммосов» М.: Молодая гвардия, 2017, с.152].

Замаскированное под независимое, немецкое издание статей советских академиков рекламного характера, включая очерк С.Ф. Ольденбурга, рецензент назвал фальшивым, нечестным и недобросовестным [С.Т. «Das heutige Russland 1917-1922» // «Руль» (Берлин), 1924, 1 октября, с.5].

С.С. Ольденбург в статье «Упорство и непреклонность», присоединяясь к призыву генерала Краснова жертвовать в Фонд Спасения Родины для Великого Князя Николая Николаевича, отозвался о смерти Ленина иначе, чем его отец. «Упорство и непреклонность человеческой воли – огромная сила. Мы видели на примере наших врагов, как много может сделать даже воля, направленная ко злу, к достижению невозможного. Кто думал о том, что Ленина будут хоронить на Красной площади, когда он присылал свои статьи из Швейцарии в Петербург в газетку «Правда»? И однако эти позорные торжества были! – Насколько же должна быть неодолимее – упорная воля, направленная к добру!». Ради важнейшей цели борьбы с большевизмом С.С. Ольденбург предлагает приглушить внутренние споры между русскими и «отложить споры с другими народами» [«Наше будущее. Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич», 1924, с.6-7].

По-видимому, об этом издании критически отзывался А.В. Карташев, всё ещё заботящийся о том чтобы привлечь на свою сторону демократов ценой поношения монархистов: «до последнего интервью вел. кн. Николая Николаевича политический лик его перед широким общественным мнением в значительной мере освещался дурного тона брошюрой генерала Краснова» [«Вестник Русского Национального Комитета» (Париж), 1924, 1 июня, №9, с.11].

Этот удар нанесён не только П.Н. Краснову, чтобы ослабить его положительное влияние на Великого Князя, но и С.С. Ольденбургу, подписавшемуся под той же брошюрой.

Такой враждой к правым монархистам подлинную плохую политическую услугу время от времени продолжал оказывать в своих изданиях немощный РНК. Относительно постановлений съезда 1921 г., на которые постоянно ссылались представители РНК, призывая объединиться всех, «кто порвал со старой Россией», враги монархистов получали исчерпывающий  ответ: «могущество, величие и военная слава были именно у этой “старой” России, у “новой” же нет ничего – с эпохи бездарных авантюристов временного правительства до эпохи талантливых палачей русского народа Лениных и Троцких». Поэтому любой сторонник феврализма всегда является пособником и большевизма, ибо «с февраля 1917 г. происходит один революционный процесс, протекает всё одна и та же революция» [Капитан Александр Комаров «Ответ инвалида Гражданской войны на парижские совещания “общественных деятелей”» Константинополь, 1921, с.6-8].

РНК тут действовал заодно с «Последними Новостями», которые пытались скомпрометировать В.К. Николая Николаевича, осуждая мнимое германофильство Краснова. Им отвечал Виктор Ларионов: «атаманом выбрали казака Петра Краснова, выбрали его как самого умного, храброго, честного, как самого большого умом и сердцем казака». «Велика заслуга генерала Краснов в том, что он защитил свою Родину от нашествия иноземцев», «Дон мог продолжать борьбу с красными, тыл добровольцев был сохранён» [«Новые Русские Вести» (Гельсингфорс), 1924, 8 февраля, с.2-3].

В.В. Добрынин, несправедливо критиковавший П.Н. Краснова за монархическую политику, в апреле 1922 г. в письме А.К. Келчевскому признавал: «Краснов являлся лицом, стоящим на голову выше всех деятелей юга России. Так я больше конкурентов ему и не видел. Слабая сторона его была — неуклонное стремление к восстановлению старого и плохой подбор сотрудников» [«Культурное и научное наследие русской эмиграции в Чехословацкой республике» СПб.: Нестор-История, 2016, с.66].

Н.Н. Чухнов в 1924-1925 г. в Белграде издавал одноимённую с приведённой брошюрой, газету «Наше Будущее», где также печатались П.Н. Краснов и С.С. Ольденбург.

На Великого Князя Николая Николаевича в связи с докладами Н.Е. Маркова в Берлине набросилась «Еврейская Трибуна» с откровенной ложью, будто газеты и журналы монархистов, поддерживающих его, «носят явно погромный характер» [«La Tribune juive» (Paris), 1924, 10 mars, p.3].

На выпуске кн.IX-XII «Русской Мысли» за 1923-1924 (Прага-Берлин) оборвалось издание журнала П.Б. Струве. Последний политический обзор С.С. Ольденбурга напоминает формулу, в справедливости которой был убеждён сам Ленин: «или европейская революция – или падение советской власти». Неудача мировой революции означала и непременное поражение большевиков в России. Оставалось этого дождаться. «Политические векселя имеют ту особенность, что никогда не знаешь срока их предъявления». В свою очередь, большевики хотят успеть воспользоваться тем что у них есть на данный момент: «они всемерно стараются переделать русский народ на свой образец», «уродуя часть молодёжи, сгибая спины уцелевших интеллигентов». По наблюдению Ольденбурга, пока у компартии было недостаточно сил, чтобы добиться своего и превратить русских людей в советских через организацию «систематического давления на весь народ» (но чем дольше существовал СССР, тем это тоталитарное уродование русской культуры всё более разрасталось, продолжая встречать естественное отталкивание в национальном духе. Очень выразительно, например, как в советском фильме «Три дня Виктора Чернышева» в 1967 г. говорится об организации комсомольских собраний среди рабочих: «половину приходится по цеху вылавливать, как шпионов, сторожей вон ставишь, двери на замок запираешь»).

В обзоре С.С. Ольденбург изложил как компартия пыталась укрепиться через чистки рядов и как развивалась внутрипартийная дискуссия с жалобами на бюрократизацию, чрезмерностью которой отличается социалистический этатизм. Трудно согласиться с утверждением Ольденбурга: «если бы Ленин умер раньше – Россия, быть может, уже была бы освобождена, и миллионы жизней не были бы загублены даром». Невозможно отрицать роль личности в истории, но эта роль находится в определённых рамках. Ленин мог бы никогда и не рождаться, как Хитлер, но основной ход событий от этого не изменился бы. Сравнительно ранняя смерть Свердлова, в разгар гражданской войны не спасла, ни миллионов, ни тысяч. Огромная ошибка видеть проблему в людях, а не в идеях (это прямо касается и заблуждений персонификации в оценке путинизма, когда понимание сути большевизма начисто отсутствует).

В остальном С.С. Ольденбург справедливо отверг культ Ленина, назвав чествование его похорон безвкусной шумихой. Помимо переименования Петрограда предлагалось, например, превратить понедельник в лениндень. Назначение Рыкова на место Ленина в СНК Ольденбург объяснил обманной тактикой: «“на виду” должны быть русские».

В Зарубежной России основными событиями Ольденбург назвал основание Фонда Спасения России и подписание совещанием Императорского Дома призыва Великому Князю Николаю Николаевичу встать во главе национального движения. «Один В.К. Кирилл Владимирович не подписал протокола».

4 марта 1924 г. С.С. Ольденбург представил Русскому Национальному Студенческому Союзу доклад «Французская и Русская Революция», о хозяйственном распаде и восстановлении в пору революции. Интенсивный рост промышленности перед 1789 г. опровергает левые пропагандистские тезисы, будто Монархия препятствовала развитию капитализма. Значительным преимуществом Королевства Ольденбург называет и низкие налоги – «10% национального дохода – гораздо меньше, чем в современном государстве». Намеренной революционной ложью оказывается и легенда об расточительности Двора. «Действительная сумма сверхсметных расходов двора была по сравнению с дефицитом, ничтожна: 15 милл. За 4 года». «Экономические итоги революции сводятся к разорению страны». Земельный передел во Франции, как и в 1917 г., дал очень мало земли крестьянам.

7 марта в Литературном клубе проходило выступление Н.М. Волковыского с участием С.П. Мельгунова, о М. Горьком и советской литературе. На собрании вновь мог присутствовать Ольденбург, но в этот раз его реплики не отмечены в печати.

Подписанная С. в «Руле», 9 марта появилась небольшая рецензия на сборник «Штурм небес. Чёрная книга», составленный А.А. Валентиновым, с предисловием П.Б. Струве, о советских антирелигиозных гонениях.

О прекращении С.С. Ольденбургом временного исполнения обязанности председателя Народно-Монархического Союза стало известно 22 марта. ЦК НМС был переведён из Берлина в Париж. Всего полгода он стоял во главе НМС, который попадёт в очень плохие руки противников ВМС.

24 марта С.С. Ольденбург читал ещё один доклад в зале аэроклуба на вечере Русского Общественного Собрания в Берлине. «На собрании выступали вожди монархистов Тальберг, Масленников, С. Ольденбург и “сам” Марков». Н.Е. Маркова приветствовали шумными аплодисментами, он предостерегал от Лиги Наций — «это еврейский заговор против человечества!» и демократического “самоопределения”: «теперь в России 29 республик и желавшие самоопределения чиновники изучают 29 языков» [«Сегодня» (Рига), 1924, 29 марта, с.3].

По сообщениям «Сегодня», Н.Е. Марков разъезжал по Европе, собирая деньги в Фонд Спасения России, спешить с реставрацией также призывали П.Н. Краснов, А.Ф. Трепов, А.Н. Крупенский. 15 мая 1924 г. римская резидентура ГПУ сообщала: «Н.Е. Марков, читая свои лекции, находится постоянно в разъездах со всеми странами». Берлинская резидентура сообщала, что за Великим Князем Кириллом Владимировичем не идут из-за истории 1 марта 1917 г.

На собрании Торгово-Промышленного Союза 17 апреля 1924 г. С.С. Ольденбург прочёл доклад о валютных катастрофах, возникающих из-за принятия ошибочных политических решений насчёт печатания необеспеченных денег. Были рассмотрены немецкий, австрийский, польский, советский примеры.

В середине мая в Париже состоялась вторая конференция НМС, под председательством Н.В. Савича. На ней была принята идеологическая декларация о принципах правовой монархии. В ЦК НМС были избраны Н.Н. Шебеко, Н.В. Савич, Е.П. Ковалевский, Вл. Гурко, С.С. Ольденбург, Н.Н. Львов, Л.И. Львов, Л.И. Новосильцев и др. Потеря главенства С.С. Ольденбурга сразу дала о себе знать. Конференция постановила отказаться от признания лидерства ВМС. Только по настоянию правого крыла НМС было внесено в резолюцию дополнение «о готовности работать с ним дружно». Однако это желание С.С. Ольденбурга не будет исполнено новым правлением НМС.

25 мая С.Л. Франк в Берлине читал доклад «О консерватизме и радикализме – истинном и ложном». Ольденбург принимал участие в прениях, а также правый А.М. Масленников, евразиец Н.Н. Алексеев, социалист Ст. Иванович. Направление доклада соответствовало содержанию сочинения Франка «Крушение кумиров» о несостоятельности прежних идеологических систем. Реплики Ольденбурга не приведены в газетном отчёте.

В «Руле» 31 мая появилась письмо в редакцию С.В. Маркова, озаглавленное «О попытках освобождения царской семьи» в ответ на хвалебную рецензию милюковских «Последних Новостей» о книге следователя Н.А. Соколова. С.В. Марков объяснял, что, отправленный в Тюмень по заданию А.А. Танеевой и Н.Е. Маркова, вступил в тюменский красный эскадрон в целях конспирации, а не по приказу Б. Соловьёва. С.В. Марков, вернувшись из Тюмени, где ему угрожало разоблачение, обратился в немецкое консульство в Петрограде с типичными для многих верноподданных ходатайствами за Царскую Семью (когда Екатеринбургское злодеяние уже совершилось). Тем самым выявлялась полная несостоятельность обвинений в адрес русских монархистов от Н.А. Соколова и его сторонников в леволиберальной прессе. Необходимые объяснения по этому поводу С.В. Марков уже давал в 1921 г. П.П. Булыгину, помощнику Соколова.

Книге следователя Н. Соколова, кроме «Еврейской Трибуны», обрадовались практически все левые газеты, пересказывая наиболее недостоверные части его публикации, направленные против русских монархистов [Книжник «Тень Распутина (по материалам Соколова)» // «Сегодня» (Рига), 1924, 8 апреля, с.2].

Основной обзор для последнего номера «Русской Мысли» 1924 г. С.С. Ольденбург заканчивал ещё к 1 апреля, но ещё через два месяца задержки 26 мая пришлось дописывать прибавление про 13-й съезд РКП: «крушение надежд на “эволюцию” становится всё очевиднее». В Европе окончательно всё стабилизировалось: «последняя надежда Радека – хитлеровский бунт – задушен в зародыше – силами самих же правых» (как можно убедиться, идея, что большевики пользовались НСДАП как ледоколом мировой революции, очень давняя). С.С. Ольденбург также предупреждает, насколько опасна мысль об использовании с.-д. партии против большевиков. Несмотря на их ссоры, рост с.-д. ведёт к усилению левых партий в целом. «Шаг навстречу с.-д. был бы шагом к коммунизму».

В августе 1924 г. ВМС исключил из монархического движения генерала И.Н. Толмачёва, бывшего Одесского градоначальника, после опубликования им в немецкой газете клеветы на Царя и Царицу, которую, по выражению правой газеты «Старое Время», «теперь, после раскрытия всей правды, постеснялись бы написать и более добросовестные левые публицисты».

В «Руле» 7 августа печаталось письмо из Гамбурга, подписанное «Русский», о праздновании 125-летней годовщины рождения А.С. Пушкина. Оно вполне может не принадлежать С.С. Ольденбургу. Скорее всего, этот псевдоним не использовался им в «Руле», только в более правых газетах. Мотивировка у писания о событии в Гамбурге тоже самая спорная.

Не установленным является и авторство S. 17 августа в «Руле» он снова временно заступил за написание недельного обзора, что в эмиграции станет основным занятием С.С. Ольденбурга в «Возрождении». После открытой поддержки ВМС, его статьи за полной подписью уже не появлялись в «Руле», но анонимное сотрудничество могло быть взаимовыгодным, не нарушая политической репутации сторон. S. рассказывает о репарационном вопросе на Лондонской конференции. Упоминается поддержка большевиков со стороны хорватского крестьянской партии в «Юго-Славии» (позднее Ольденбург писал название страны иначе, в мае 1925 г. С. писал про «Югославию»). 24 августа S. оспаривает успехи советской дипломатии, поскольку новые соглашения с Англией малосодержательны. Разница в написании Королевства С.Х.С. даёт основания считать, что псевдонимом S. пользовался не Ольденбург.

Летом 1924 г., по воспоминаниям А.С. Гершельмана, подошли к концу средства на издание «Двуглавого Орла», о чём его предупредил А.А. Ширинский-Шихматов.

Продолжилась рассылка не поступавшего в продажу менее презентабельного еженедельного «Вестника Высшего Монархического Совета», на который эмоционально-взвинченно обрушился, занимаясь мало убедительным сведением личных счётов, военный министр Сухомлинов. «По наружному виду это какой-то жалкий листок, неопрятный не только по облику, но и по внутреннему своему содержанию. Последнее до того убого и неразумно, что на “монархический” орган не похоже» [В.А. Сухомлинов «Великий Князь Николай Николаевич (младший)» Берлин, 1925, с.99].

В.А. Сухомлинов, обладая значительным военно-политическим опытом, не употребил его в эмиграции на благотворное развитие русского монархического движения и исторического познания. Реальная справедливая ценная критика Великого Князя в воспоминаниях Сухомлинова помещена им глубоко в тень преувеличенно-неубедительных произвольных обвинений его в гибели целой Российской Империи. Подобным поведением Сухомлинов только затруднил реабилитацию своего честного имени в глазах белоэмигрантов. Вместо разоблачения совокупности лживых революционных легенд, Сухомлинов опровергает лишь те, что затрагивают его персонально. Такой подход не назвать наиболее разумным. Пример Высшего Монархического Совета и лично С.С. Ольденбурга оказывается значительно полезнее.

16 августа 1924 г. во Франции Владимир Вернадский записал возмутившее его наблюдение, как высоко русская белоэмигрантская молодёжь ставит политическую элиту Российской Империи, понимая её огромное превосходство над советскими террористами. «Сейчас ничего не знающая молодёжь идеализирует министров – точно так же, как многие честные люди, как С.С. Ольденбург, искажают истину в своей фантастической реабилитации Николая II. И эти министры последних лет – да и раньше – Горемыкин, кн. Н. Голицын, Протопопов, Щегловитов – какой ужасный подбор!» [В.И. Вернадский «Дневники 1921-1925» М.: Наука, 1999, с.170].

Прекрасно, что имена И.Л. Горемыкина и С.С. Ольденбурга оказались тут соединены для обоюдного взаимозависимого свидетельства против легкомысленных самооправданий Вернадского за его службу коммунистическому тоталитаризму. Ничего не знал о русской бюрократии и личности Святого Царя в своём учебно-интеллигентском информационном пузыре именно В.И. Вернадский, в чём сейчас легко убедиться, посмотрев перечень исторически недостоверных записей в его дневниках за годы существования Российской Империи. С.С. Ольденбург начал разбираться в том как всё было на самом деле, сопоставляя массив данных, которого прежде не было у отдельного человека. Таким способом, отделяя фактические свидетельства от революционной лжи, С.С. Ольденбург приблизился к правде, а отнюдь её не исказил.

Всестороннему историческому исследованию, начатому С.С. Ольденбургом, Вернадский противопоставил свои поверхностные эмоциональные самоощущения: «было ясно, что вокруг царя – пустое место». В том и проблема, что ослепление глупыми мифами воспринималось такими представителями партии к.-д. и соглашателями с большевиками как нечто само собой разумеющееся. Никто из врагов Императора Николая II не потрудился установить, кем же был И.Л. Горемыкин в действительности.

При написании «Царствования» С.С. Ольденбург не располагал полноценной биографией И.Л. Горемыкина и потому ограничился краткими вводными данными на 1895 г.: «считался умеренным либералом, но у него не было своей ярко выраженной программы, и он всегда оставался глубоко лояльным, но несколько пассивным исполнителем воли монарха». Проведя всестороннее изучение личности И.Л. Горемыкина, теперь следует уточнить, что репутация либерала создавалась людьми, не близкими Ивану Логгиновичу, которые недостаточно понимали его или же не разбирались в надлежащей политической терминологии. И.Л. Горемыкин никогда не считал себя либералом и таковым в действительности не являлся.

Упрёк И.Л. Горемыкину за некую небольшую пассивность может быть принят, если счесть его за опровержение легенд о лени и бездеятельности русского министра. Лучше будет определить его качества как невозмутимую устойчивость и благоразумную умеренность. Справедливым можно назвать и отсутствие у И.Л. Горемыкина какой-либо специфической личной программы, которая в чём-то расходилась бы с программой Царствования Императора Николая II. Точнее будет сказать про общую программу Николая II и Горемыкина, логически определяемую единством монархических идейных принципов. Не обладая достаточными сведениями для характеристики И.Л. Горемыкина до 1895 г., анализ его дальнейшей фактической политики за разные годы С.С. Ольденбург представит далее достаточно верно, опираясь уже не на слухи о репутации, а на фактические действия министра.

Вернадский с 1906 г. получил опыт внешних наблюдений в Г. Совете, где ему казалось по несходности сторон: «я попал в дурное общество». Действительно, между ними не могло найтись ничего общего, если сравнительно с культурностью русского дворянства и его христианской нравственностью, Вернадскому показалась предпочтительнее «моральная беспринципность и жестокость» интернационалистов, истребителей русского народа, о которых 19 июля 1924 г. сам Вернадский писал в Париже: «ещё в 1921 г. С.Ф. Ольденбург думал, что немногие из нас переживут и не погибнут».

Можно сравнить с тем что в самый разгар феврализма, к середине октября 1917 г. будущий идеолог Белого Движения при Колчаке и Дитерихсе, Д.В. Болдырев написал о принципах Самодержавной России: «только примитивному взгляду популярно-революционных брошюрок наша бюрократическая и теократическая империя представлялась какой-то татарщиной, полонившей страну. Старая бюрократия, как орган целой системы церковно-полицейского благочиния, в общем боялась насилия, как скандала и шума». «Как бы ни относиться к империи, её великолепие и её внешнее очарование – несомненны. У чародеев же революции нет никаких чар» [«Русская Свобода», 1917, №24-25, с.11].

25 сентября 1924 г. С.С. Ольденбург принимал участие в состоявшемся в Праге 3-м съезде русских учёных белоэмигрантов и зачитывал доклад, который был замечен чекистской агентурой. «Руль», перечисляя профессоров и приват-доцентов, отнёс к ним и Ольденбурга. Что подкрепляет основания приписывать ему такие звания. В сообщении о съезде учёных от 29 сентября А.С. Изгоев упомянул что Ольденбург поддержал суждения А.Д. Билимовича о советском золотом червонце, конвертируемость которого размывается бумажными деньгами.

«Еженедельник» ВМС с подлинно-легитимистских позиций опроверг права Кирилла Владимировича на присвоенный им Императорский титул, поскольку факт убийства Царской Семьи юридически не установлен. Белое следствие не смогло обнаружить тела Николая II, Цесаревича Алексея и Великого Князя Михаила Александровича, а только собрать доводы в пользу их смерти, которые не дают легитимистских, действительно законных оснований для объявления их убитыми. Такая позиция, напоминал ВМС, была принята русскими монархистами сначала в Рейхенгалле, а потом на 2-м съезде в Париже.

7 октября в Праге открылся «Экономический кабинет» С.Н. Прокоповича, переведённый из Берлина. Председательствовал А.В. Пешехонов, Прокопович читал доклад о национальном доходе в европейских государствах, уверяя, будто ещё до войны наблюдался упадок хозяйственный упадок, доход падал во Франции и только в Российской Империи увеличивался. С.С. Ольденбург, П.Б. Струве, В.А. Косинский, Е.Е. Лазарев, С.С. Кон, Д.Н. Иванцов, П.Э. Бутенко, А.Ю. Вегенер, все без различия политических взглядов, считали что пессимистические оценки отсутствия роста дохода в Германии и Англии в довоенное время у Прокоповича ошибочны.

9 октября С.С. Ольденбург в Праге читал доклад «О валютной революции в Германии».

ВМС устраивал 12 ноября собрание монархистов в честь 30-летней годовщины кончины Императора Александра III. Барон Крюденер-Струве назвал 1880-е годы самой блестящей эпохой России. Что представляется не столь уж очевидным. Заслуженное одобрение Александра III не должно проводиться за счёт какого-то необоснованного превознесения одного его правления и незаслуженного принижения других.

При обсуждении наиболее убедительно опровергавшей кирилловский лже-легитимизм книги М.В. Зызыкина (поборника РПЦЗ) о. Сергий Булгаков в Праге 13 ноября 1924 г. подтверждал: «итак, идея православного царя есть церковно-догматическая идея. Церковь не потеряла и никогда не потеряет своих даров, и харизма царской власти всегда пребывает в сокровищнице церкви; я думаю, что православный царь есть постоянно искомое в недрах церкви, — но это не политическая, а чисто церковная идея». В.В. Зеньковский: «я совершенно разделяю то, что сейчас было высказано о. Сергием». Г.В. Флоровский: «догматический смысл царской власти настолько бесспорен, что незачем собственно ломиться в открытые двери» [«Братство Святой Софии. Материалы и документы 1923-1939» М.: Русский путь, 2000, с.51-52].

Признавая общий для христиан идеал Православного Царя и справедливо ставя религиозный смысл Монархии выше политического, эта группа выдающихся богословов, поддерживавшая митрополита Евлогия обоснованно критиковала лже-легитимистов. Однако они не обращали необходимого внимания, что желанная ими Христианская Монархия не может существовать при полном разрушении идеи монархии. Следовательно, политические цели являются путём её достижения. Отказ от ведения христианской политики ведёт к обеспечению политической победы врагов монархии и Христа. Поэтому даже если какие-либо монархисты не находились на высоте нравственного положения, всегда труднодостижимой, монархисты всё же способствовали поддержке и укреплению церковно-догматических идей, в отличие от своих врагов слева, ведущих к водворению пантеизма.

16 ноября 1924 г. в Берлине на Бюлов штр., 104 состоялось торжественное собрание в честь 7-й годовщины основания Добровольческой Армии. С.С. Ольденбург прочитал доклад, что только вооружённая борьба Белого Движения – единственный путь одоления коммунистического интернационала [«Русская военная эмиграция» М.: РГГУ, 2010, Т.5, с.159].

Там же, в помещении Гутман-зала 7 декабря зачитывали доклады о современном состоянии Европы С.С. Ольденбург, Л.И. Львов, А.С. Хрипунов, свои рассказы прочли С.А. Кречетов, И.С. Лукаш. В СССР Ольденбург отметил федеративное расчленение единства России и поиск опоры на интернационалистов в борьбе с русскими. «Ошибочно поэтому мнение Устрялова о победе русской великодержавной идеи». Ольденбург коснулся и экономического положения, выразив сомнения в возможности исполнения советского бюджета после отказа от экспорта хлеба.

Сообщая о смерти следователя Н.А. Соколова, всецело симпатизирующий ему либеральный «Руль» со слов «Вечернего Времени» туманно упоминал: «ему давали маленькое пособие, но требовали бездействия и молчания», а после выхода французского издания «Следствия» лишили пособия и «стали преследовать». Без указания, кто и как это делал. Пособие могло исходить от Императрицы Марии Фёдоровны, отказывавшейся верить в смерть Николая II.

В довольно ценных книгах 1-2 «“Царское дело” Н.А. Соколова и “Le prince de l’ombre”» (2021) историк С.В. Фомин почему-то продолжает поддерживать ничем не подкреплённую версию об убийстве следователя, вопреки прямым свидетельствам П.П. Булыгина и А.С. Резанова, тесно связанных с Н.А. Соколовым, о его проблемах со здоровьем и особенно с сердцем. Ни малейших подозрений у них эта смерть не вызвала. Однако «Руль» отмечал моментальное появление слухов, связанных с кончиной следователя. К ним наверняка относятся недостоверные вымыслы посторонних лиц о неестественной смерти Соколова.

В январе 1925 г. крайне сомнительной ценности чекистские донесения сообщали, будто Высший Монархический Совет остался «в подавляющем меньшинстве», все перешли к Кириллу.

На Бюлов-штрассе вечером 18 января 1925 г. С.С. Ольденбург выступал с темой «Китайская смута и большевики», говоря о об антисоветских последствиях появления в Пекине правительства Тсао Куна. С.А. Кречетов зачитал ещё не опубликованные главы нового романа П.Н. Краснова «Единая-Неделимая».

Когда он был издан, либерал В.Е. Татаринов в «Руле» 27 мая вынужден был, добавляя от себя и явно необъективную критику, всё же признать необычайную популярность писателя: «роман Краснова однажды данный “почитать”, имеет тенденцию назад не возвращаться. Если и возвращается, то через год и то в состоянии древне-египетского папируса. В советской России были люди, существовавшие тем, что за приличную плату давали на прочтение книги Краснова».

25 января 1925 г. в честь университетского праздника С.С. Ольденбург произносил речь для Русского национального студенческого братства. Там же говорил и Н.Е. Марков.

В феврале в лево-революционном берлинском издательстве было впервые издано на русском языке «Следствие» Н.А. Соколова. Рецензент «Руля» P.L. расхвалил его, делая вид, будто «Убийства Царской Семьи» монархиста М.К. Дитерихса никогда не существовало и знать об этой книге читателям газеты не положено.

27 февраля 1925 г. К.И. Савич прочитал в Берлине привлекший множество слушателей доклад, доказывающий права Великого Князя Кирилла Владимировича. С.С. Ольденбург выступил первым из числа возражающих. Он совершенно верно указал, что любой монархист должен быть легитимистом, но держаться против неопределённых и формальных подходов к законности. «Нельзя теперь говорить о праве престолонаследия на основании статей, как нельзя решать вопрос об ответственности за революции по ст. 129 или земельный вопрос по гражданским законам. Нужно иметь не параграфы, а монархическое чувство и веру в права династии».

Н.Е. Марков поддержал С.С. Ольденбурга и добавил, что принятие титула Императора Кириллом не отражает его реальное политическое положение, и это несоответствие похоже на то, как большевики зовутся правительством рабочих и крестьян. Политическая программа Кирилла также слабо прописана [«Дни», 1925, 4 марта, №706].

Объявив себя Императором, Кирилл потерял поддержку монархистов, которые не признавали этот титул, вместо того чтобы иными шагами привлечь их на свою сторону.

Если сравнить с тем как во Франции принял Королевский титул Людовик XVIII и тем как Бурбоны вплоть до последнего времени имеют непрерывную линию Королей, считающихся правящими и явным знаменем монархической идеи, то надо отметить, что Людовик XVIII не Эгалите и не запятнал себя сотрудничеством с революционерами, а его наследственные права родного брата Людовика XVI не подлежали сомнению и действительно содействовали объединению роялистов. Кирилл Владимирович имел самые спорные права на Престол, внёс разброд в ряды беломонархистов и затем пал в позорнейшее соглашательство с младоросским большевизмом.

Подлинный монархический легитимизм, разумеется, устанавливает потерю прав на Престол у каждого, кто поддерживает революционную идеологию и действует против Монархии. Характерно, что С.С. Ольденбург в своих статьях никогда не упоминает красный бант, на отрицании ношения которого смехотворным образом сосредоточились кириллисты. Хотя наличие или отсутствие такого банта, в отличие от прямой измены Кирилла Императору Николаю II, не имеет ни малейшего значения. Так и на будущее, любой противник русской монархической идеологии, безусловно, лишается юридических прав принадлежности к Династии. Принципиальное непризнание прав Кирилла Владимировича имеет чрезвычайно важное значение с этой стороны, независимо от других доводов относительно вероисповедания родителей и его собственного брака.

Немецкие демократические власти проявили типичный европейский либерализм, запретив Кириллу после принятия императорского титула вести политическую деятельность. Задолго до прихода к власти нацистов немецкие защитники демократии регулярно арестовывали русских белогвардейцев в Германии по доносам большевиков или подозревая их в работе на французскую разведку. Что и вызывало отъезд многих из Берлина и в целом неприязнь к Веймарской республике.

Информатор ИНО ГПУ сообщил, будто эта полемика С.С. Ольденбурга и Н.Е. Маркова была неудачной. «Ольденбург, критикуя некоторые части доклада о главных его положениях, должен был либо умалчивать, либо соглашаться с ним» (это не является показателем неуспеха, поскольку монархическая идея одна у кириллистов и их критиков, такая близость даже необходима, это не пример борьбы с большевиками или либералами).

Чекисты, отслеживавшие деятельность монархических организаций, относительно начала весны 1925 г. информировали о берлинском национальном объединении, которое перешло от нейтрального отношения к кириллистам к более определённой поддержке Великого Князя Николая Николаевича. «Члены группы, вроде Ольденбурга, ранее поддерживавшие с кирилловцами личные деловые сношения, ныне стараются их прервать» [«Русская военная эмиграция» М.: РГГУ, 2013, Т.6, с.453, 460].

А.С. Хрипунов, возглавлявший это объединение, как и С.С. Ольденбург, состоял во время гражданской войны в СГОР, ещё при Скоропадском в Киеве. Сюда же входил А.А. Лампе, знакомый по «Великой России», И.С. Лукаш, Ф.В. Шлиппе, И.А. Ильин, Л.И. Львов, В.Е. Татаринов, И.М. Бикерман, В.С. Мандель.

15 марта на Русском Общественном Собрании в присутствии около 100 человек С.С. Ольденбург выражал уверенность, что авторитет Царской Власти сплотит вокруг себя всех русских патриотов. Н.Е. Марков признал что раскаивается во многом сказанном им ранее в Г. Думе. Он говорил о неодобрении западного конституционализма и абсолютизма, правильно понимая Самодержавие и Соборность как настоящие правые альтернативы, соответствующие современным потребностям, без воспроизведения чего-либо исторически устаревшего. Действительно, совершенно не понятно, зачем противники монархистов постоянно приписывают им желание возродить какую-либо негодную старину.

19 апреля в «Руле» вышла статья С. «Доклады о России» про выступления профессоров Русского Научного Института в Немецком Обществе изучения Восточной Европы: С.Л. Франка, Л.П. Карсавина, М.А. Таубе. Там же 10 мая появилась статья С. «Охрана памятников искусства» про это Немецкое Общество и доклад Винклера о библиотечном и музейном деле в Москве. 20 мая в «Руле» мелькнула рецензия С. на десяток строчек «Новые материалы о Тургеневе» о французском профессоре Андрэ Мазоне и его книге о Тургеневе, составленной по материалам Парижской Национальной Библиотеки. Славист А. Мазон после убийства Урицкого был арестован чекистами в Петрограде и до конца 1918 г. содержался в тюрьме в качестве заложника.  Мазон хорошо знал С.Ф. Ольденбурга, напишет на него некролог в «Temps».

Момент переезда С.С. Ольденбурга из Берлина в Париж возможно датировать благодаря сообщению об этом П.Н. Савицкого в письме от 21 мая 1925 г.

Соответственно с этим меняется и тема статей С., в «Руле» 21 мая выходит его очерк «Из Сербии»: «тяжёлое положение русских беженцев в Королевстве побуждает их стремиться к выезду из страны. Уезжают главным образом во Францию» из-за возможности получить визу на въезд. Далее упомянут прошедший перед Пасхой съезд русских инвалидов в Париже под председательством генерала Баратова. Написал от также и положении Зарубежной Церкви. «Большой соблазн среди верующих людей произвела одна из панихид по патриархе Тихоне, служил которую один из русских беженских иерархов. В своей речи, посвящённой памяти усопшего, епископ неодобрительно отозвался о деятельности патриарха и в конце концов, коснулся вопроса о необходимости избрания в эмиграции своего патриарха, каковым, по мнению епископа, должен быть митрополит Антоний, кстати, находившийся тут же в церкви. Эта проповедь произвела самое тягостное впечатление на пришедших помолиться об успокоении усопшего патриарха».

В этом эпизоде можно усмотреть влияние евлогианцев и их тактики инсинуаций против сторонников митрополита Антония. Однако следует отметить, что для РПЦЗ характерно почитание патриарха Тихона как исповедника и мученика. То что в последние годы патриарх вынужден был поддаться чекистскому давлению в плане отказа от новых провозглашений церковного осуждения коммунизма, не так важно сравнительно с продолжавшимися репрессиями в его адрес. Чего бы не происходило в случае, если чекисты добились всего что хотели. Иерархи и все верующие, составлявшие РПЦЗ, считали что в открытой идейной борьбе с большевизмом следуют примеру московского патриарха, пользуясь возможностями, каких он был лишён в плену. Следовательно, хотя вопрос об оформлении независимости РПЦЗ от чекистов на тот момент вполне назрел, осуждения покойного патриарха действительно должны были восприниматься неуместными не только евлогианцами, но и сторонниками митрополита Антония (Храповицкого).

В те же дни противниками монархистов активно муссировалось и наименование митрополита Антония блюстителем патриаршего престола протодьяконом Вербицким в Белграде, которое сравнивалось с провозглашением Кирилла Императором [Ал. К. «Ещё один блюститель» // «Вечернее Время» (Рига), 1925, 4 июня, с.3].

Передислокация Ольденбурга явно приурочена к началу выпуска газеты «Возрождение», которая пыталась бороться за первенство у эмигрантского читателя, конкурируя с полусоциалистическими почти советскими «Последними Новостями» П.Н. Милюкова. Газета Милюкова собрала леволиберальные партийные силы, газетчиков, имевших профессиональный опыт работы в оппозиционной прессе Российской Империи. Благодаря технически умелой постановке работы и высоким тиражам они могли завлекать многих авторов, враждебных политической программе «Последних Новостей», высокими гонорарами.

Издатели «Возрождения» не имели такого опыта работы с газетами, но они попытались собрать у себя правомонархическую читательскую публику, привлекая её именами И.А. Ильина, П.Н. Краснова, И.А. Бунина, Н. Тэффи (в 1905 г. Бунин и Тэффи сотрудничали с большевиками, чаще печатались в либеральной прессе). Главный редактор П.Б. Струве имел за собой богатую биографию, от сотрудничества с Лениным и пропаганды марксизма, создания интеллигентской социал-демократической партии, ведения радикальной революционной пропаганды против Российской Империи. Нельзя не признать за Петром Струве положительный характер его постепенного ухода направо, вызывавшего ненависть сначала с.-д., а потом и к.-д. Но он остановился на каком-то не вполне правильном консервативном центризме, и в «Возрождении» пытался совмещать левое и правое. Когда Струве в этом содействовал Иван Ильин, даже и с ним не следует вполне соглашаться. Всегда нужно стараться брать более правую сторону, в её наиболее культурном и функциональном идеологическом и практическом выражении. Среднее тут означает более непоследовательное, а не правильное.

Любая политическая задача имеет альтернативные левые или правые рецепты её решения. Принимая левую сторону, монархисты отказываются от самих себя, поддерживают враждебные идеологии заимствованиями из чужой программы, одновременно русский монархизм как правая альтернатива лишается всякого смысла. Необходимо показывать умение монархистов дать смысловое разоблачение любых левых программ и предложить собственные противоположные альтернативы, а не заимствованные у своих же врагов.

Объявление известного своей склонностью к соглашательству с либералами А.В. Кривошеина о какой-либо левой политики правыми руками, как показал опыт Врангеля, не вполне соответствовало действительности относительно какой-то якобы левизны, и только компрометировал монархистов, показывая их несамостоятельными, зависимыми от левой интеллигенции. Крымскую политику точнее будет назвать правоцентристской, что соответствует идеологии министров Врангеля. Тезис о якобы правых руках А.В. Кривошеина, П.Б. Струве, М.В. Бернацкого корректирует Г.В. Немирович-Данченко, обоснованно утверждая, что министры Врангеля «были подобраны так, чтобы удовлетворить самым взыскательным вкусам записных парламентариев и демократов запада».

Практически каждый кто имеет политическое преобладание или на него серьёзно рассчитывает, ставит себя в центр, объявляя оппонентов отклоняющимися от субъективного эталона. Но то что Сталин боролся с левым и правым уклонизмом свидетельствует, что свой центр он переместил глубоко налево. Так сделал и Милюков, не желая называть своё Республиканско-демократическое объединение левой группой к.-д. в эмиграции. Милюков сразу насторожился и сказал на совещании в Париже: нет, только другие могут называть нас левыми, но не мы сами. Себя Милюков всегда видел в образцово-показательном центре, даже когда он забывая старые разногласия шёл брататься с Керенским, а потом и со Сталиным. Это показательно, какие извивы пережил Милюков, кумир отечественных либералов, от поддержки «Народной воли», революционного терроризма 1905 г., к парламентской лжи о конституционной монархии и поддержке большевизма со сталинизмом.

Объявление себя центристами – это заявка на монополизацию истины. К тому стремятся необольшевики, спекулирующие на своём мнимом патриотизме или, что особенно чудовищно лживо, на православных ценностях. Это тоже якобы ставит их в центр, позволяя обманывать левых и правых для более широкого демагогического охвата.

Исходя из такой логики, в политической центре, безусловно, располагался в Российской Империи Николай II, но надо прямо оговаривать, что его центр господства был глубоко справа, и это наиболее точный ориентир для монархистов.

Как признаёт ельцинский министр экономики, «успешное, хотя и противоречивое развитие капитализма в России перед революцией показывает», что монархический христианский национализм не препятствует правильному экономическому росту, и Николай II был прав в своих усилиях «предотвратить разрушительную революцию» [Е.Г. Ясин «Модернизация России. Доклады для 10 конференций» М.: ГУВШЭ, 2009, Кн.1, с.84, 207].

Следовательно, либерализм нужен только для самих либеральных партий и их политического первенства, каждый раз оказывающегося провальным в России из-за их неспособности бороться с большевизмом и объявления ими столь же заведомо неудачной идеологической войны русскому традиционализму, при ошибочном смешивании его с советским крайне левым консерватизмом. Либералы типа Ясина и Гайдара сделали всё возможное, чтобы обеспечить политические успехи большевизма, отождествив его с русским патриотизмом.

Что не даёт никаких оснований для отождествления либерализма и капитализма, или демократии и правового порядка. Такие смешивания понятий выгодны только для левых партий.

Западные либералы продолжают выстраивать свою систему лжи, прославляющую все стадии большевизма, от ранних до новейших, из комплекса ненависти к Царской России: «Императоры опасались появления среднего класса, который мог бы бросить вызов монархии, и не торопились содействовать развитию капиталистической экономики. Чтобы вытянуть СССР из его отсталого состояния, Сталин сверху навязал индустриализацию» [Анджела Стент «Мир Путина: Россия и её лидер глазами Запада» М.: Интеллектуальная Литература, 2020, с.33].

А. Стент из Джорджтаунского университета США даёт типичный пример леволиберального, максимально враждебного России, отождествления её с большевизмом, вплоть до слияния Ивана Ильина со сталинизмом.

П.Б. Струве принадлежал к тем правым либералам, которые смыкаются с монархистами в борьбе как с советской идеологией, так и с левыми либералами. Но правильной правой последовательности Струве до конца не проявлял и за это справедливо критиковался монархистами в эмиграции.

Струве даёт правильную всестороннюю критику социализма, но «его попытка сочетания консерватизма с либерализмом в единую систему нас не удовлетворяет, как не имеющая в себе внутренней стройности» [Н.П. Рклицкий «Возрождение русского общества» // «Царский Вестник» (Белград), 1937, 17 октября, с.3].

Этот струвизм и кривошеинство не были изжиты и при редакторстве Ю.Ф. Семёнова, даже в последние годы антимасонского направления. Когда в «Возрождении» правые мемуаристы указывали на правоту Императора Николая II и И.Л. Горемыкина, а не А.В. Кривошеина и Г. Думы, непременно выскакивало редакционное примечание о несогласии. Т.е. даже промолчать Ю.Ф. Семёнов и И.И. Тхоржевский не могли, настолько нетерпимой была их позиция. Взгляды С.С. Ольденбурга на этот конфликт изложены им в отдельной книге «Царствование», которая в газете почти не печаталась, кроме 2-3 отрывков из начала 1 тома и самого конца 2-го. Сам выпуск «Царствования» произведён не издательством «Возрождение», которое печатало многих других более левых авторов.

До какой позорной низости дошло соглашательство А.В. Кривошеина с революционной пропагандой, выдаваемой за общественное мнение, видно из статьи В.Д. Набокова о том как 3 марта 1917 г., до сих пор не осознавший трагические последствия своего либеральничанья, арестованный февралистами Кривошеин сказал что Временное правительство «имеет один серьёзный, очень серьёзный недостаток. Оно слишком правое». «Месяца два тому назад оно удовлетворило бы всех. Оно спасло бы положение» [Влад. Набоков «“Фильм” проф. Ломоносова» // «Руль» (Берлин), 1921, 5 августа, с.3].

При таких настроениях А.В. Кривошеина, попавшего в плен абсурднейшей и опаснейшей для существования Российской Империи демократической мифологии, не удивительно что Император Николай II должен был устранить его из состава Совета Министров. Однако даже в эмиграции эти же разрушительные идеи продолжали отстаиваться редакцией «Возрождения» вопреки С.С. Ольденбургу. К примеру, К.И. Зайцев обвинял Царя в предпочтении Коковцову, Кривошеину и Сазонову Б.В. Штюрмера. Курс на соглашательство с либеральной интеллигенцией объявлялся источником волшебно-живительных сил, будто бы спасительных для Империи, а на деле – самых разрушительных. «Царствование» С.С. Ольденбурга даёт самую точную оценку таким заблуждениям. Вражда к правым русским монархистам, служивших верной опорой Царя, закономерно укрепляла революционные силы и никак не могла их ослаблять.

В дальнейшем этим заблуждениям поддастся А.И. Солженицын и будет распространять многие вредные суждения, какие всегда опровергал С.С. Ольденбург.

Из сотрудников прежней «Великой России» А.А. Лампе 2 июня дал Петру Струве согласие писать для «Возрождения» под старым псевдонимом Л.Г. Семеновский.

В 1-м же номере газеты «Возрождение» от 3 июня 1925 г. появилась регулярная рубрика С.С. Ольденбурга «Общее политическое положение». Он отмечает, что коалиция Антанты за 7 лет распалась. Хотя правительства настороженно следят за сохранением политического равновесия, «поколение, пережившее мировую войну, в массе уже не способно на второе подобное напряжение». На основании этого Ольденбург не видел в ближайшее время возможности повторения всеевропейской войны.

Относительно капитуляции Франции в 1940 г. и её склонности к коллаборационизму этот прогноз оказался точен, на повторение длительной позиционной войны она оказалась неспособна. С другой стороны, за 20 лет к 1939 г. появилось-таки новое поколение, старой войны не знавшее.

Ольденбург точно подмечает насколько будущая мировая война «сплетена у большевиков с надеждами на мировую революцию». 1945-й год действительно станет высшим триумфом оккупационного советского интернационализма.

Помимо расчёта на войну, продвижение мировой революции всюду потерпело неудачу. «На красную опасность в Италии ответом явился фашизм. В Испании вместо революции произошло установление диктатуры, в общем успешно справляющейся со своими задачами. В Германии в 1923 году вместо коммунистического переворота произошла финансовая стабилизация, с переходом власти к умеренно-правым кругам». Устояли в борьбе с революцией и правые восточноевропейские монархии.

У фашизма С.С. Ольденбург отметил «временное сотрудничество» с большевизмом. Что симптоматично для природы фашизма, но недостаточно для интересов мировой революции.

Вполне в духе времени и оказавшиеся актуальными прозвучавшие опасения Ольденбурга, что революционная марксистская идеология, провалившись экономически, начнёт делать ставку на продвижение левой повестки другими способами, постарается «углубить психологическую рознь между русскими и западно-европейцами». «Возможность соединения красной опасности с жёлтой (“чёрная” пока не реальна) – несомненно стоит перед всеми народами белой расы и христианской культурной традиции».

Именно в этом направлении двинулся левый либерализм и социализм, добиваясь устранения национализма и христианства когда их политическая защита Монархами оказалась устранена. Успехи условно именуемого культурного марксизма показывают как эта разновидность революционной идеологии добивается своего, пользуясь демократическими механизмами. Подобно тому как любой узурпатор пользуется демократическими выборами для установления цезаристского режима худшего типа, демократия стала и средством продвижения политической антихристианской и антинациональной “повестки”.

В борьбе с национализмом культурный марксизм старается сместить политическое самосознание людей либо на общечеловеческую принадлежность против национальной, либо на этнические или субкультурные меньшинства, разжигая ненависть и рознь. Такое же разделение осуществлял исходный марксизм со ставкой на интернациональную классовую борьбу. Большевикам многих удавалось обманывать, объявляя своих критиков врагами рабочих и крестьян. Хотя именно коммунисты и социалисты наносили рабочим максимально возможный вред. Точно так и с культурными марксистами: записывая всех оппонентов в ряды фашистов, на деле сами эти левые либералы являются главными врагами всех одураченных ими разрозненных этнических и субкультурных групп.

Другой, ещё более левой, достигнувшей революционных целей разновидностью того же марксизма является советская модель в РФ, которая для борьбы с национализмом использует обман отождествления большевизма с Отечеством.

В №2 «Возрождения» 4 июня есть заметка, что С.С. Ольденбург давал для РНК сообщение о положении Германии. 8 июня в разделе библиографии помещены отклики Ольденбурга на различные книги, в т.ч. о немецком издании по советской финансовой политике, и о составленной А.А. Валентиновым «Чёрной книге. Штурм небес» о гонениях на Церковь в СССР.

На заседании Народно-Монархического Союза 8 июня С.С. Ольденбург, недавно приехавший в Париж, также прочитал доклад о Германии. В обсуждении участвовали А.Д. Голицын, Н.Н. Шебеко и М.В. Бернацкий.

10 июня 1925 г. С.С. Ольденбург в статье «Падение и подъём» отметил относительные успехи Германии по хозяйственному восстановлению и урощению революционеров. Отмеченный переизбыток национальной энергии немцев после сокрушительного поражения не рассеялся. Германская республика, отождествляемая с эпохой уныния и падения, «не пустила корней в душе германского народа». В 1923 г. многие ожидали распада Германии после коммунистического переворота в Берлине, отпадения «монархической Баварии» и перехода западных областей во французский протекторат. Но рейнские сепаратисты вызвали «негодование громадного большинства населения», коммунисты потерпели в Гамбурге «кровавое поражение», а идейно правые фон Кар и генерал Лоссов обеспечили «быстрое и решительное подавление хитлеровского бунта». «Сепаратисты, коммунисты, хитлеровцы оказались отброшенными далеко в сторону одним мановением руки».

Показательно, как Сергей Ольденбург ставит большевиков, расчленителей Германии и хитлеровский национал-социализм в качестве главных противников немцев, угрожающих их благополучию.

В декабре 1923 г., после поражения Хитлера, стабилизировалась валюта, население начало аккуратно платить тяжёлые налоги, промышленники взяли на себя оплату установленного размера контрибуции. «Преодоление кризиса завершилось уже к лету 1924 г.». Безработица упала от 2 млн. до 500 тыс. чел. В магазинах перестали принимать доллары и стали демонстративно требовать отечественные марки.

Ситуация в Германии несколько упрочилась, но дальнейшие события, каких Ольденбург пока не знал, покажут, как демократический принцип и бесконечные выборы раскачают страну и ввергнут её в тоталитаризм.

В статье «Интернационал и международное сотрудничество», опубликованной в «Возрождении» 12 июня 1925 г. С.С. Ольденбург объясняет, что коммунисты отрекаются от национальной принадлежности в каждой стране проживания, поэтому они могут объединиться в партийный Интернационал. Однако желания о формировании аналогичного объединения правых партий, монархистов и националистов всех стран, неосуществимо из-за различия их национальных интересов, которыми коммунисты пренебрегают. В некотором смысле ими стал пренебрегать и образовавшийся позже Евросоюз, который правые идеологи часто обвиняют в обретении советских черт.

Сергей Ольденбург настаивал, что отдельные государства не должны забывать собственные цели и интересы. Однако, он высказал ряд возможных общих мер в борьбе с мировым коммунизмом: отказ от поддержки социалистов для ослабления соседних стран, отдельные совместные мероприятия в борьбе с опасностью большевизма, подобно тому как есть соглашения по борьбе с эпидемиями, с торговлей наркотиками или женщинами. Такая кооперация не нарушает национального суверенитета.

В №11 «Возрождения» Ал. Пиленко отвечал советскому «Парижскому вестнику» на обвинения в адрес «большого литератора-эмигранта», который в Гатчине при Юдениче якобы «насмехался над трупами двух повешенных евреев». Скорее всего, это было нападение на Куприна. Позднее Лоллий Львов утверждал, что в Гатчине Куприн «написал воззвание о недопустимости еврейских погромов» [«Иллюстрированная Россия» (Париж), 1938, 10 сентября, с.4].

17 июня в Париже С.С. Ольденбург принял участие в заседании Центрального Комитета Народно-Монархического Союза с участием Союза Освобождения и Воссоздания Родины. Председательствовал масон Е.П. Ковалевский, доклад о русском государственном долге прочитал М.В. Бернацкий. Н.В. Савич и Ю.Л. Гольштейн участвовали в прениях наряду с С.С. Ольденбургом.

В №25 газеты «Возрождение» разместилось подписанное 23-м июня 1925 г. письмо из Германии Сергея Ольденбурга. Письмо именовалось «1000-летие Рейнской области», и содержания описание празднования такой продолжительности пребывания в составе Германской империи. Ольденбург описывает «грандиозный размах» и «стотысячные толпы», свидетельствующие о силе германского национализма: «здесь даже коммунисты имели успех, прикидываясь сверх-националистами, сторонниками активной борьбы. Одна из главных причин этого настроения – факт продолжающейся оккупации». Ольденбург предупреждает не только о способности большевиков маскироваться под патриотизм, но и об усилении ожесточения немцев против победивших стран Антанты. Оккупационные войска вызывали раздражение населения и рассказы «про поведение этих войск, особенно чёрных», возможно, преувеличенные, — допускает осторожную оговорку С.С. Ольденбург.

Причины для недовольства поведением оккупационных войск, в т.ч. американских негров, существовали и позже после окончания Второй мировой войны. К примеру, отец Эмметта Тилла (1941-1955), известной жертвы американских расистов, в Италии был казнён за насилие над белой женщиной [Timothy B. Tyson «The Blood of Emmett Till» Simon & Schuster, 2017].

В Рейнской области С.С. Ольденбург увидел патриотическое единство монархических и республиканских флагов, сближение католиков и протестантов, которым одинаково чужда светская Франция.

На ту же тему в «Возрождении» 24 июня появлялось письмо из Берлина «Коммунистическое давление на Германию» (подпись S.), где отмечалось что в первые годы Царствования Императора Николая II «русское правительство прилагало значительные усилия», стараясь примирить Германию и Францию. В письме высказывались пожелания и о прекращении раздоров за Рейнскую область.

5 июля в Париже Е.А. Ефимовский читал доклад о тактике монархического движения в Зарубежной России. Ефимовский в отличие от Ольденбурга ещё в 1922 г. перешёл на сторону кириллистов и заявил о подчинении его блюстительству, но в 1923 г. признал подчинение и Высшему Монархическому Совету, пытаясь добиваться примирения. В последовавших при обсуждении доклада прениях И.П. Якобий справедливо отметил, что все монархисты являются легитимистами, и противники Кирилла оспаривают законность его притязаний на императорский титул. В том же ключе Ефимовскому также возражал В.В. Ростиславов (с июля 1921 г. в ВМС), особо сославшись на концепцию С.С. Ольденбурга о том что легитимизм означает верность законной Династии в целом.

Ефимовский к этому времени растерял поддержку в Париже, ушёл из «Русской Газеты» Куприна и начал редактировать собственную «Родину». Как и все кириллисты, Ефимовский критиковал Н.Е. Маркова за неразборчивость в людях. Заместитель председателя «Союза верноподданных императора Кирилла», Ефимовский обвинял генерала Врангеля в уничижительных отзывах о русских монархистах и даже о представителях Дома Романовых. Читая доклады о положении дел в СССР, Ефимовский отмечал усиление инородческого ига.

Следующее письмо из Берлина Сергея Ольденбурга в №38 «Возрождения» датировано 6-м июля. Он отмечает низкое влияние большевиков в Германии и скептическое отношение немцев к условиям вступления в Лигу Наций, подразумевающим, например, предоставление иностранным войскам права прохода через свои земли по мандату Лиги.

Следующее письмо Ольденбурга из Берлина без проставленной даты написания вышло в «Возрождении» 14 июля (№42) с подзаголовком «Дело трёх студентов» о суде над немцами в «евразиатической» Москве. Большевики арестовали туристов из Германии, державшихся коммунистической идеологии, и состряпали очередной вымышленный заговор: «о тайных правых организациях столько бродит нелепых слухов (вспомните хотя бы чего только эсеровская печать ни выдумывала о монархистах), что категорические утверждения советской печати и советского “следствия” произвели известное впечатление, особенно в левой обывательской среде». Большевики сочиняли про принадлежность студентов к немецкой националистической антисемитской организации «Консул», несмотря на то что один из обвиняемых Киндерман был евреем. В немецкой прессе процесс вызвал призывы прекратить дипломатические отношения с СССР.

Пресловутый нелегальный «Консул» капитана Эркхарта и убийство В. Ратенау американский историк М. Келлог пытается по каким-то сомнительным косвенным признакам бездоказательно связать с обществом «Ауфбау» и убийством В.Д. Набокова.

В том же №42 размещено второе письмо из Германии с подписью С. «Жуткая загадка. Дело Ангерштейна» из немецкой уголовной хроники о совершённом массовом убийстве восьми человек собственной семьи. Такие случаи как правило объясняются душевным нездоровьем в его неявной форме.

В №44 16 июля вышел «Германский коммунистический съезд». Ольденбург рассказал о 10-м съезде немецкой компартии, проведённом в арендованном помещении прусского ландтага. Подчёркнутый интернационализм коммунистов проявился в выступлении множества приглашённых иностранцев. Председательствовал Тельман. «Не перевелись ещё деньги в зиновьевской кассе», — резюмировал Ольденбург.

19 июля 1925 г. Иван Ильин пишет Петру Струве про Ольденбурга: «передал ли Вам С.С. моё письмо, писанное карандашом и оставленное мною ему в Берлине перед отъездом». «Это беспокоит меня потому, что С.С. переживает период осложнений и за последнее время бывает фантастически неаккуратен».

Упомянутые Ильиным детали можно сопоставить с портретом от Л.Д. Любимова, написанным позже в СССР. Наблюдавший за С.С. Ольденбургом в Петрограде Н.П. Анциферов находит его описание правдивым: Сергей Сергеевич остался верен себе, каким был до эмиграции.

 «Ольденбург-младший был внешне весьма неряшливым человеком, многим он казался весьма придурковатым. Посмеивались над его рассеянностью, над тем что он никогда не причёсывался, не следил за ногтями, стригся раз в полгода, часами пощипывал бороду и по поводу каждого политического события громко спрашивал, ни к кому определённо не обращаясь: «Интересно бы знать, как отнесутся к этому большевики?». В нём было немало ребяческого, и он мог долго смеяться над каким-нибудь юмористическим рисунком в детском журнале. Одна шаловливая машинистка незаметно прикалывала сзади к его пиджаку разноцветные ленточки, и он так и ходил по редакции, обдумывая очередную статью. Никогда не сердился, а лишь как-то беспомощно улыбался, когда явно шутили над ним. А между тем это был человек интересный, даже одарённый, хоть и однобокий. Спросите его, например, какое правительство было в таком-то году в Аргентине или же как Бисмарк отзывался в интимном кругу о Горчакове. Он тотчас ответит ясно, обстоятельно и ещё добавит какие-нибудь характерные подробности. В области международных отношений он был настоящей живой энциклопедией. В час-другой мог написать передовую по любому внешнеполитическому вопросу, всегда начинённую историческими справками, живую, часто даже увлекательную по форме, но неизменно оканчивающуюся примерно так: «А это и на руку большевикам» или напротив «Большевикам это не придётся по вкусу». Такими писаниями и ограничивалась его политическая деятельность» [Л.Д. Любимов «На чужбине» Ташкент: Узбекистан, 1990, с.198].

Роман Гуль довольно легкомысленно написал, будто масон Любимов в редакции «Возрождения» работал как чекистский агент, а в Москве выпустил «воспоминания об эмиграции, полные невероятного вранья». Ю.Ф. Семёнова Гуль зовёт несчастной бездарностью, а вторым советским стукачом в «Возрождении» считает Н.Н. Алексеева [Р.Б. Гуль «Я унёс Россию» Нью-Йорк: Мост, 1984, Т.2, с.178, 187].

На Н.Н. Алексеева безосновательно указывал в 1930 г. горе-разоблачитель В.Л. Бурцев. Насколько сейчас известно, очередные клеветнические фантазии Бурцева никак не подтверждаются данными о похищении Кутепова и о составе советской агентуры. В наиболее выдающейся книге В.И. Голдина «Генералов похищали в Париже» (2016) Н.Н. Алексеев неоднократно упоминается как сотрудничавший с французской полицией автор расследований злодеяний большевиков, т.е. прямой конкурент Бурцева. Н.Н. Алексеев публиковал самые острые антисоветские материалы, в частности, позже он выпустил громкую статью о свидании представителя второй советской партии А.Л. Казем-Бека со сталинским агентом А.А. Игнатьевым. Справка французского генштаба за 1939 г., относя Н.Н. Алексеева к бывшей группе Гучкова, говорит, что он оправдан после всех обвинений в шпионаже за Германию.

В апологетической статье про Бурцева, восхищённый его сотрудничеством с левой террористической сволочью, масон Цвибах продолжал повторять позорную клевету, будто Н.Н. Алексеев работал на ГПУ в «Возрождении» [А. Седых «Далёкие, близкие» Нью-Йорк, 1979, с.98].

В условиях советской цензуры Лев Любимов, конечно, не мог написать правдивые воспоминания, особенно о себе самом. Однако его переход на сторону СССР явно обусловлен результатами Второй мировой войны. Полная неудача сделанной им прежде ставки на нацистов, осложняла его дальнейшее пребывание на Западе. Во Франции он потерял всякие литературные перспективы, да и в эмиграции в целом. По тем же причинам, какие побуждали его рассчитывать на победу набирающего силу нацизма, Л.Д. Любимов запросто переориентировался на большевиков к 1945 г. из явно корыстных соображений.

В биографии А. Казем-Бека у М. Массип имеются малоизвестные рассказы свидетелей о том что в первые годы войны Л.Д. Любимов надеялся на победу Хитлера, но когда произошёл перелом, то тогда он и стал приветствовать продвижения советских войск, в 1945 г. принёс свои победофильские приветствия советскому посольству в Париже и получил там красный паспорт, а в 1947-м Франция его депортировала.

Лев Любимов начал работать в «Возрождении» с конца 1926 г., а описывает он тут скорее годы 30-е, но упомянутые особенности поведения Ольденбурга были присущи ему и ранее. Увлечённый политической историей и публицистикой, Ольденбург не интересовался мирскими благами. За счёт полной погружённости в исследование современных событий и в историю Царствования Николая II, С.С. Ольденбург сумел превратиться в незаурядную персону, в отличие от пустышек, помешанных на своей внешности. До сих пор Ольденбург остаётся известен только как русский историк, но теперь нужно отдать должное его выдающейся деятельности в области политической публицистики, которая заслуживает быть полностью собранной и переизданной, подобно тому как делается с творениями лучших русских авторов: К.Н. Леонтьева, К.П. Победоносцева, Л.А. Тихомирова, В.А. Грингмута, И.Л. Солоневича, И.А. Ильина и мн. др., чьи заметки тщательно собираются почитателями их таланта.

Ю.Ф. Семёнов с теплотой вспоминал: «его преданность какой-нибудь идее, какой-нибудь мысли, шла всегда до конца. Он неспособен был не только лгать, но даже немного покривить душой. Никакие расчёты личного характера, никакие соображения страха или даже простой дипломатии не могли заставить его сказать что-нибудь, что не соответствовало бы хотя бы в малейшей степени его мыслям и чувствам. Именно так он и был предан белой идее».

«Знавший в совершенстве несколько языков, обладавший исключительной памятью, С.С. Ольденбург никакого газетного сведения, никакой агентской телеграммы или телеграммы собственных корреспондентов не принимал на веру. Он всё подвергал строгому анализу, который был ему доступен при его знании мельчайших событий из истории не только России, но и всех народов земного шара. Он с такой же свободой мог говорить о диктатуре южно-американских республик или нравах жителей Кордильер или маленьких островков Тихого океана, как и об истории Петербурга и его жителей. Пока «Возрождение» было ежедневной газетой, он составлял первую страницу газеты, – политическую информацию текущего дня» [Г.А. Мейер «У истоков революции» Франкфурт-на-Майне: Посев, 1971, с.240-241].

Поэтому, когда Н.П. Анциферов передаёт слова чл.-корр. АН СССР О.А. Добиаш-Рождественской (1874-1939), состоявшей ранее в партии к.-д., будто в Париже славящийся невероятной добротой С.С. Ольденбург проявил в общении с ней “озлобленность”, её нужно понимать в политическом смысле, как самое ожесточённое неприятие большевизма. На советском новоязе белую непримиримость всегда лживо именовали озлобленностью, путая стрелки морального компаса.

О.А. Добиаш-Рождественская после трёх обысков начала сжигать все полученные ею письма, а чекисты продолжали её навещать. «Новые визиты уже находили у меня пустые ящики» [«Публичная библиотека глазами современников (1917-1929)» СПб: РНБ, 2003].

Выбравшие советскую карьеру на костях убитых и преследуемых, вынуждены были по-разному оправдывать свою сделку с совестью. После высылки Л.П. Карсавина и увольнения И.М. Гревса «лидером петроградских медиевистов стала О.А. Добиаш-Рождественская» [А.В. Свешников «Иван Михайлович Гревс и петербургская школа медиевистов начала ХХ века» М.: Центр гуманитарных инициатив, 2016, с.330].

В Париж и Берлин она ездила несколько раз: в 1920, 1926 и 1929-м. Её работа на пропаганду в пользу СССР за границей многими воспринималась неблагожелательно [В.М. Ершова «О.А. Добиаш-Рождественская» Л.: ЛГУ, 1988, с.75, 85].

Темой нового письма С.С. Ольденбурга из Германии стала «Судьба старых обязательств» (20 июля, №48), частных и государственных долгов, обесцененных гиперинфляцией марки, дошедшей до 5 млрд. за доллар. В №49 «Возрождения» на следующий же день вышла «Демагогическая игра» с продолжением обсуждения урегулирования денежных обязательств. Фракцию антисемитов в рейхстаге поддержали социал-демократы, выступив тем самым в интересах держателей старых ипотек и промышленных облигаций с предложением им более высоких компенсаций.

В Берлине Ольденбург 27 июля принял участие в собрании Русского Национального Студенческого Братства под председательством Е.Ю. Резчикова. Н.Е. Марков рассказывал о подготовке Зарубежного Съезда и предлагал сплотиться вокруг Великого Князя Николая Николаевича. Присутствовавший в качестве почётного гостя Митрополит Антоний произнёс краткое слово о революционных традициях разрушительных течений, из которых вырос большевизм.

1 августа 1925 г. в №60 обзор Ольденбургом немецких дел «Пока “устойчиво”» перечислял отсутствие успехов у левых партий, католическая партия центра перешла от с.-д. и республиканцев направо. Продолжалось медленное экономическое восстановление.

В №62 «Возрождения» появилась рецензия А. Петрова (Прага) на ставший последним 7-й выпуск «Русской Летописи», парижского издания, сыгравшего огромную роль в деле низвержения революционной лжи о Царской Семье и её окружении. В сборник вошёл расширенный очерк С.С. Ольденбурга «Император Николай II. Опыт биографии» (сообщено Союзом ревнителей памяти Императора Николая II), доведённый на этот раз до 1904 г., половины всего царствования. Рецензент отмечал убедительное опровержение Ольденбургом ошибочных представлений о неподготовленности к Царствованию и о предположениях, будто на Николая II легко влиять.

С.С. Ольденбург верно уловил особенность множества воспоминаний министров, высказывающих домыслы о чужих влияниях на Царя после неудачи собственных. Учитывая, что на одно дело из 10 возможных предложений, поступающих Царю, возможно выбрать только 1, а каждый раз это будет решение не в пользу одного и того же докладчика, то понятно, сколь много людей за массу лет могут оказаться недовольны, что их советами пренебрегли. А если послушали один раз, то в другой кого-то другого, и начинаются разговоры о непоследовательности, переменчивости, слабоволии. Историк должен знать цену таким мемуарам и восстанавливать общую картину взаимодействия политиков, не удовлетворяясь чьей-то одной версией.

В №63 подписанная 31-м июля статья «Муки парламентаризма» Ольденбурга обращает внимание, как мало ценится демократия в Германии. При наличии устойчивого парламентского большинства на него никто не обращает внимания. Но при отсутствии прочного перевеса парламент становится источником политической нестабильности. Отмечая упадок парламентаризма, Ольденбург пишет что представительные учреждения «слишком вросли в современную рутину Европы», чтобы их могли в ближайшее время упразднить.

В «Руле» за 7 августа появлялась заметка S. про отдых на прибалтийском курорте Цоппот. Прямые географические расхождения с местоположениями С.С. Ольденбурга всё ещё не выявляются, но напрашиваются. 9 августа S. написал ещё один обзор «За неделю» для «Руля».

В статье «Досадный факт» (№65) от 6 августа Ольденбург, обращал внимание в «Возрождении» на нежелание немецких правых допускать вступление Германии в Лигу Наций. Этим пользовались большевики, и Ольденбург выражал недоумение появлению в главном органе немецких аграриев просоветской статьи. «Значительная часто германской правой, по-видимому, пришла к сознанию того, что восстановление национальной России не противоречит интересам Германии. Но в собственном лагере им приходится встречать и обратные тенденции. Нам, русским, надлежит внимательно следить за этой борьбой мнений, давать полемическое оружие нам сочувствующим, по мере возможности парировать выпады врагов».

8 августа 1925 г. Иван Ильин сообщал Струве, что видел жену С.С. Ольденбурга, называя её невестой. «Слышал, что отец её крайних воззрений» (инженер Д.С. Старынкевич умер в 1920 г., мать Ады умерла в июне 1918 г. от туберкулёза). «А он влюблён до утраты душевного равновесия». Из Берлина И.А. Ильин продолжал получать известия про Ольденбурга, которые его беспокоили [«Записки русской академической группы в США» Нью-Йорк, 1986, Т.XIX, с.316].

Только в 1925 г. жена Ольденбурга и две их дочери смогли или пожелали выбраться из СССР. Зоя Ольденбург затем училась в русской гимназии в Медоне [«Неизвестные страницы отечественного востоковедения» М.: Леланд, 2014, Вып.IV, с.359].

Симпатии Ольденбурга к европейским монархистам проявились в заметке «Откуда» (№72) о ложных слухах насчёт бывшей австрийской императрицы Габсбургского Дома и болезни испанского наследника престола. «только ли это погоня за сенсацией или тут есть намеренное дискредитирование была лиц монархического корня? Ведь на основании именно таких сообщений, как об испанском принце, строят затем обывательские представления о “вырождении династий”! Ведь на основании таких слухов как об участии бывшей австрийской императрицы в фильме, показывающей её прежнее положение, создают представление о самоунижении представителей царствовавших домов». Зная, какую важную роль сыграли ложные слухи в возбуждении революционных настроений против Царской Семьи, Ольденбург считал нужным добиваться обнаружения источников для разъяснительного оздоровления политической атмосферы.

В №73 заметка «К закрытию «Ревельского Времени»» подписанная С.О., комментирует запрещение эстонским МВД газеты русских монархистов. Ввиду недавнего введения в Эстонии военного положения из-за коммунистической опасности, монархисты «Ревельского Времени», самые принципиальные враги большевизма, действовали вполне в интересах эстонского правительства. Которое, однако, решило такими жестами завоевать расположение коммунистов. Ольденбург указывал, что примириться таким способом с большевиками им не удастся, зато получилось внести обострение между русскими и эстонцами, вместо их сплочения. Ольденбург нисколько не ошибся, заявив, что сохранение и укрепление СССР будет угрожать дальнейшему существованию Эстонской республики, а отнюдь не русские монархисты.

Нечто похожее происходило в феврале 1939 г., когда польское правительство запретило распространение в своей стране газеты И.Л. Солоневича всего за несколько месяцев до захвата большевиками Польши. Или в августе 1921 г. из Румынии приходили вести о запрещении на территории Бессарабии продажи романа «От Двуглавого Орла к красному знамени» П.Н. Краснова. В Польше в 1922 г. запрещали эмигрантскую газету «Новое Время». Обилие подобных действий противников русских монархистов

23 августа П.Н. Краснов в Париже читал доклад об объединении казачества вокруг Великого Князя Николая Николаевича, чекистской ловушке для возвращающихся в СССР и о крупных тратах большевиков на пропаганду в Европе, которой трудно противостоять белоэмигрантам.

В №85 26 августа Ольденбург разместил статью «В Германии. Поворот партии центра» о том что в отличие от правых французских католиков, прогабсбургских австрийских, немецкие католики неустойчивы и заключают союзы то с социал-демократами, то с консерваторами. Такие вредные шатания не позволяли усилиться монархистам в борьбе с республиканцами. Избрание Гиндербурга, однако, снова развернуло католическую партию в пользу правых.

На другой день вышла передовая статья с подписью С.С. Ольденбурга «Муссолини и Фариначчи» о неоднородности в фашистском движении, которое не сводится к одним желаниям Муссолини, с чем дуче вынужден считаться. Провинциальный лидер Фариначчи выдвинулся на волне недовольства Муссолини после убийства Маттеотти.

«За Муссолини не стоят ни историческая традиция, ни мощная в Италии католическая церковь. Последнее – особенно примечательно. Римская курия как будто намеренно не делает различия между Муссолини и крайними фашистами. Всё это делает его положение особенно трудным. Дилемма фашистской власти: цезаризм или олигархия? За последнее время она склоняется ближе ко второму исходу, символом которого является фигура Фариначчи».

Ольденбург приводит доводы, близкие к правой «Критике фашизма» Ю. Эволы насчёт отсутствия у фашизма подлинной национальной и религиозной традиции. Все правые идеологи, и особенно русские монархисты, естественно, считали республиканский революционный цезаризм и олигархию сугубо негативными политическими системами.

Б. Муссолини сумеет удержать за собой лидерство, Роберто Фариначчи всего год пробудет генсеком фашистской партии, до марта 1926 г., занимал в дальнейшем другие высокие посты и был убит 28 апреля 1945 г.

В №90 31 августа в качестве передовой статьи вышла рубрика Ольденбурга «За неделю» о съезде хиреющего II Интернационала в Марселе, французской борьбе с племенами в Марокко, сионистском съезде в Вене.

На собрании Центрального Комитета Народно-Монархического Союза 4 сентября 1925 г. С.С. Ольденбург был избран для участия в собрании, подготавливающем созыв Зарубежного Съезда, вместе с графом Э.П. Беннигсеном (один из прошлых лидеров Союза 17 октября), М.Л. Киндяковым, Ф.В. Верисоцким, В.В. Жижиным. Председатель НМС Е.П. Ковалевский читал доклад о деятельности за 3 месяца.

7 сентября недельный обзор Ольденбурга продолжил освещение франко-испанского наступления в Марокко, сирийский событий и неудачной для коммунистов забастовки в английских портах. Под псевдонимом Русский в том же номере вышла статья «Академия Наук за два века своего существования (1725-1925)». В ней С.С. Ольденбург напоминает об обязанности АН в 1925 г. исполнить распоряжение А.А. Аракчеева о присуждении премии, достигшей около миллиона рублей, за лучшую историю Царствования Александра I. «Теперь Академия конечно не состоянии выполнить волю жертвователя».

В сборнике статей, посвященном П.Б. Струве, изданном в Праге в честь 35-летия его учёно-публицистической деятельности, С.С. Ольденбург опубликовал подготовленное под его научным руководством «Состояние современного знания в вопросе о денежном обращении французской революции». В сборнике печатались также А.Д. Билимович, М.В. Бернацкий, Б.Д. Бруцкус, И.А. Ильин, С.Л. Франк, Г.В. Флоровский и др.

13 сентября состоялось собрание около 130 делегатов, для участия на котором Ольденбург был отправлен представителем Народно-Монархического Союза. Выступал от имени НМС Н.Н. Шебеко, Н.Е. Марков от ВМС, А.В. Карташев от РНК и др. А.Ф. Трепов открыл мероприятие своим выступлением. С.С. Ольденбург вошёл в оргкомитет по созыву Зарубежного Съезда.

В номере за 14 сентября 1925 г. обзор «За неделю» снова вышел в качестве передовой о войне в Марокко и событиях в Сирии. 21 сентября в недельный обзор Ольденбург включил национальную манифестацию в честь приезда президента Гинденбурга в Рур, избавившийся от французской оккупации. «В Вене местная полиция – которая, после крушения императорской власти, была заново сформирована социалистическими правительствами, – по доносу советской миссии, арестовала несколько русских». Даже в эмиграции большевики продолжали терроризировать русских, не ограничиваясь границами СССР.

С пометкой С., частой подписью анонимных статей С.С. Ольденбурга, 21 сентября вышла заметка «Годовщина смерти М.О. Аттаи» о сирийце, ставшим одним из выдающихся востоковедов Российской Империи. По содержанию текст указывает на лицо, прикосновенное к Лазаревскому Институту Восточных языков в Москве, т.е. вполне может принадлежать кому-либо ещё. Но весьма возможно и знакомство с Аттаи С.С. Ольденбурга через связи с отцом, как и неординарное знание им положения дел среди ориенталистов. Переписка С.Ф. Ольденбурга показывает, что многие востоковеды поддерживали отношения с его сыном. Сергей Сергеевич мог узнать профессора Аттаи во время своего обучения в Москве.

Упоминаемый Лазаревский Институт ленинским декретом 4 марта 1919 г. был переименован в Армянский институт, а его дела и всё имущество было отдано армянскому наркомату [«Становление советского востоковедения» М.: Наука, 1983, с.164].

В сентябре 1925 г. Иван Ильин передал К.И. Зайцеву: «привет друзьям – Сергею Сергеевичу и Лоллию Ивановичу» (Львову). В последующие годы Иван Ильин поддерживал переписку с Ольденбургом, о ней имеются упоминания в опубликованной корреспонденции. Л.И. Львов, ровесник Ольденбурга (1888-1967), учился на историко-филологическом факультете, где они могли пересекаться в Московском университете. Первую статью против большевиков он опубликовал 7 апреля 1917 г. в «Русских Ведомостях».

Недельный обзор С.С. Ольденбурга 28 сентября предлагает очередной ценный подбор наиболее значимых европейских событий. Рядом под псевдонимом Русский статья «Война в Марокко» подробнее раскрывает наиболее важный на тот момент вооружённый конфликт.

4 октября под псевдонимом Русский вышла статья «Новый земельный закон в Польше. Полонизация окраин» — об организации переселения крестьян и тем самым укрепления границ в областях, где есть имелось существенное русское или немецкое представительство после произвольной нарезки территорий по окончании Первой мировой и гражданской войн.

5 октября 1925 г. С.С. Ольденбург впервые принял участие в заседании группы монархистов под председательством А.Ф. Трепова, где присутствовали А.Н. Крупенский, А.А. Ширинский-Шихматов, А.М. Масленников, М.Н. Граббе, А.А. Гулевич и др., но не выступал там по вопросам подготовки Зарубежного Съезда и взаимоотношениям между различными правыми организациями и лидерами. Обсуждался вопрос о соглашении между монархистами и Торгово-Промышленным Союзом. Оно налаживалось, но с его представителем С.Н. Третьяковым (впоследствии агентом большевиков) произойдёт разрыв. Издатель газеты «Возрождение» А.О. Гукасов, напротив, служил соединительным мостом.

Также, 5 октября выходил недельный обзор с предупреждением С.С. Ольденбурга, насколько опасно для Польши наблюдаемое возвращение к политике поддержки большевиков, «которой она следовала в 1919 г., в те дни, когда казалось возможным торжество Деникина, и поляки, молчаливым согласием, допустили, чтобы все красные войска были убраны с их границы и употреблены на внутреннюю борьбу».

В номере «Возрождения» от 11 октября С., частым обозначением С.С. Ольденбурга начала 1920-х, подписан некролог на П.А. Германа, известного преподавателя частных школ в С.-Петербурге и основателя Выборжского коммерческого училища в 1906 г. «Смерть П.А. Германа горестно отзовётся в сердцах всех, кому был дорог благородный душевный облик покойного». Обычно, основная часть материалов для газеты новостного характера давалась нейтрально, без всякой подписи. Личный оттенок некролога указывает на знакомство с ним С.С. Ольденбурга или на иное авторство.

В присутствии около 300 слушателей С.С. Ольденбург 11 октября выступил в защиту Высшего Монархического Совета в связи с подготовкой Съезда. Представляя НМС, Ольденбург заявил: «от А.А. Пиленки, участвующего в коалиции, можно было бы ожидать иного тона и более терпимого отношения к представителям других политических течений, вошедших в ту же коалицию, и что полемические резкости, допущенные им, могут быть полезны только врагам дела созыва Зарубежного съезда». «Крайне правые, против которых так резко выступал докладчик, при избрании бюро Организационного Комитета Съезда подали свои голоса за А.А. Пиленко, исполнив тем самым взятый ими на себя долг коалиции». «Коалиция обязывает к взаимному уважению», — слова С.С. Ольденбурга вызвали одобрение присутствующих. Через месяц П.Б. Струве порекомендует Пиленко выйти из оргкомитета, а И.П. Якобий съязвит, что предпочитающему монархистам Милюкова Пиленко, сравнившему себя с динамитом, лучше разместиться на складе взрывчатых веществ, а не на Съезде.

Недельный обзор 12 октября подробнее рассказывает о борьбе фашистов с масонами в Италии. Во Флоренции «после того как масоном Бечиолини был убит молодой фашист Лупорини, фашисты разгромили ряд масонских квартир, причём несколько человек было убито и ранено. В других городах дело ограничилось отысканием масонских списков и распубликованием их в местной печати». Фашисты также начали попытки заменить социалистические профсоюзы собственными.

Под председательством М.М. Фёдорова, с участием С.С. Ольденбурга 15 октября прошло собрание организационного комитета по созыву Съезда.

16 октября в «Возрождении» вышла рецензия на воспоминания «Война упущенных возможностей» немецкого генерала М. Гофмана, где С.С. Ольденбург полностью одобряет его высказывания 1918 г. «за необходимость военного свержения советской власти и соглашения с русскими национальными кругами». Согласно положительному плану Гофмана, «Армия, которая двинется на освобождение русского народа, не должна ничего брать у народа, а только ему давать» (вопреки тому как поступали интервенты – враги Национальной России). Наградой для противников большевизма станет не ограбление русских, а устранение угрозы мировой революции.

Тему продолжает 18 октября миниатюрная заметка в несколько строчек, подписанная, однако полным именем С.С. Ольденбурга для большей весомости: «Безнадёжнее всего тот глухой, который не желает слышать. То что писалось в «Возрождении» по вопросу о международной вооружённой борьбе с мировой опасностью большевизма (которую обычно именуют подброшенным большевиками термином “интервенции”) было ясно и недвусмысленно. Такая борьба является с точки зрения русских интересов приемлемой и желательной. П.Б. Струве в своей недавной статье предостерегал от несбыточных надежд на такую “интервенцию” в близком будущем, – по принципу «на Бога надейся, да сам не плошай». Попытки «Дней» (передовая от 17 октября и статья В. Зензинова) убедить своих читателей, будто в позиции «Возрождения» в этом вопросе есть какие-то противоречия, только свидетельствует о их “безнадёжной глухоте”, а занятая ими принципиальная позиция есть как раз та, которую П.Б. Струве в своей статье назвал “противоинтервенционным доносительством”».

С.С. Ольденбург ясно отличает поддерживаемый им положительный принцип наступления от интервенции отрицательного типа. Не менее важно и осознание, что в рамках ведения культурной войны нельзя пользоваться терминологией противника, важно продвигать выражения, которые выражают Русскую Идеологию, а не позиции врага.

17 октября 1925 г. в новой редакции «Возрождения» на rue de Seze, 2 был отслужен молебен с пением митрополичьего хора. После прошёл банкет в ресторане «Эрмитаж».

Недельный обзор 19 октября сообщает о завершении Локарнской конференции с заключением договора о взаимной безопасности и обеспечении границ Франции, Бельгии и Германии. Гарантами обеспечения выступали Англия и Италия. Отдельные конвенции Франция заключила с Польшей и Чехословакией.

Редактор литературного журнала, социалист Марк Вишняк 21 октября отвечал И.С. Шмелёву, что в «Возрождении» Струве, Ольденбург, Цуриков, «говоря о прошлой России, не различают в ней России и былого режима. Они славят былую Россию с её царизмом». Вишняк обвинил монархистов в том, будто они уподобляются Герцену и наносят удары «невольно, по увлечению – и по России в целом, по её культуре» [«Современные записки» (Париж, 1920-1940). Из архива редакции» М.: НЛО, 2014, Т.4, с.813].

Вишняк тем самым соединял Россию и СССР в одно целое, не видя разницы между советским и царским режимом, чего никогда не позволял себе Ольденбург, в сочинениях которого невозможно найти никаких ударов по русской культуре – исключительно по советской, максимально враждебной русской. Эсеровский идеолог Вишняк эту культурную противоположность не улавливал, поскольку сам, подобно большевикам, был антирусски настроенным левым социалистом. Враждебно Вишняк относился и к подготовке Зарубежного Съезда, обвиняя его в разъединении эмиграции. Хотя внесением раздора вопреки положительным задачам Съезда, опять-таки, занимались противники монархистов.

Несколько позже Н. Цуриков, чьё имя критики часто соединяли с С.С. Ольденбургом, 26 февраля 1926 г. блестяще ответил на выпады Вишняка, помещённые им в своём журнале против «Возрождения»: «Когда на политическом митинге, где-нибудь в провинциальном городишке, перед полуграмотной аудитории бросается такая фраза: “царизм есть смерть”, то я хоть могу понять цель этого чуждого мне пустословия, но ведь это написано в толстом журнале его присяжным публицистом! И это все ваши аргументы? Это вся ваша тяжёлая артиллерия? Ваше последнее и решающее слово? Это всё?».

26 октября 1925 г. недельный обзор Ольденбурга даёт представление о финансовых сложностях послевоенной демократической Франции: «платежи по государственному долгу составляют более половины французского бюджета». В отдельной рецензии на французское издание Г. Преццолини о фашизме С.С. Ольденбург указывает, что необходимо искать честную критику, тогда как у коммунистов она недобросовестна. Большевики «так расширили и обобщили это понятие, что применяют его к явлениям, которые ничего общего не имеют с итальянским фашизмом». «Врагов фашизма обычно ослепляет ненависть», а восторженные декламации столь же «мало» выясняют «сущность дела». «На фашизме сказалось общее послевоенное оскудение культуры». Ольденбург характеризует эту левую партию как нелюбознательную спортивную воинственность. В раздел «Критика и библиография» тут же включена заметка об издании антикоммунистической Лиги Обера, подписанная С.О.  Рядом подписанную Z. рецензию на немецкие издания книг Веры Нарышкиной-Витте и Екатерины Гауг следует отнести к Н.А. Цурикову, Z. значится среди его псевдонимов.

Подписанная С. статья «К приезду Наркомздрава» 31 октября даёт подбор из советских газет о состоянии советского здравоохранения при Семашко, призванный обратить внимание парижских врачей, перед которыми нарком хвастал коммунистическими достижениями, на действительное положение дел в СССР. Составление такой справки требовало затрат исследовательских усилий, поэтому она не подпала под разряд новостных сообщений совсем без подписи.

1 ноября 1925 г. при участии П.Н. Милюкова и А.А. Пиленко состоялся диспут о Съезде. В статье 3 ноября «Три вопроса» С.С. Ольденбург поднимает вопрос, полезны ли вообще дискуссии с социалистами и демократами. «Бесплодно спорить с ненавистниками исторической России о прошлом. В вопросах о монархии и белом движении мы также ни до чего с ними не договоримся». Однако, если они заявляют себя противниками большевиков, теоретически это создаёт общую почву. Поэтому Ольденбург пытается в очередной раз объяснить ошибку «Последних Новостей» и «Дней», которые отождествляют СССР с Российской Империей, тогда как русским монархистам было очевидно, что большевики осуществляют не возрождение Империи, а «раздробление» «русских земель на разноязычные штаты», действуя против русских интересов во всех отношениях. Но тем самым и в этом споре С.С. Ольденбург вскрыл невозможность ни о чём договориться с антинационально мыслящими демократами. Считая коммунистическую власть за русское правительство, они уже исключили себя из противников большевиков и оказались их союзниками, в большей степени заинтересованными в борьбе с монархистами. Не оставалось никакой почвы, на которой монархисты могли бы с ними взаимодействовать. Левые силы предпочитали ждать возможности встроиться в победившую революцию, чем в борьбе с большевизмом за спасение Национальной России наносить несомненный урон феврализму, на котором базировались все левые силы. Интересы России и Революции продолжали расходиться всё дальше в противоположные направления (что и привело к пресловутому распаду СССР в 1991 г. и тому как до сих пор либералы всегда, когда возникает развилка, предпочитают сторону господства большевиков, а не поддержку монархистов).

Второй из сформулированных С.С. Ольденбургом вопросов к левым оппонентам обоснован 4 ноября. Согласно логике борьбы с большевизмом, поскольку крайне необходимо для спасения России было начинать Белое Движение, поскольку красные уже развязали гражданскую войну, то сохраняет необходимость и продолжать контрреволюционное отстаивание национальных интересов. Тезис противников Белого Движения о том, будто такая борьба бессмысленна прямо распространялся ими и на возможный будущий международный конфликт с участием СССР. Т.е. и здесь попытка С.С. Ольденбурга найти нечто общее с врагами Белого Движения не могла иметь успеха. Однако необходимо было дать обоснование, что красные свою гражданскую войну против русских не заканчивали. Именно массовый советский террор исключал возможность поддержки красных в подобном конфликте. Для русских существовал важнейший побудительный мотив принудить большевиков к прекращению такого террора.

«Только когда будет наглядно показано что “есть звери сильнее красной кошки”, можно ожидать присоединений, отпадений от большевиков». Ольденбург прекрасно понимает, что бесполезно вести какие-либо локальные пограничные конфликты или пытаться напасть на СССР с заведомо слабыми силами (как поступит Хитлер). Крайне важна и формулировка С.С. Ольденбурга, что Русское Зарубежье не в состоянии побудить ни одно государство к такому нападению и, следовательно, белоэмигранты не несут никакой ответственности за чудовищную цену такой будущей войны. «Неужели воображают те, кто так возмущается какой-то “платою”, которую, будто кто-то кому-то готов предложить за свержение большевиков, — что современные государства – “великие демократии Запада”, можно так-таки нанять на военную экспедицию, если им посулить очень, очень много денег, концессий и земель? Представление – фантастическое». «Подобные построения следует отнести к разряду политической юмористики…».

Буквально все доводы, выдвигаемые в годы эмиграции против т.н. “пораженцев” в защиту СССР, начисто разбиты С.С. Ольденбургом в этом споре. Любые претензии, выдвигаемые против взглядов русских монархистов, исходят из непонимания ключевых фактов и буквально следуют такому трагикомическому левому популизму. «Мысль о том, что можно нанимать государства за плату, как неких ландскнехтов – есть просто бредовая идея»

Интервенции всегда происходят из тех или иных целей тех, кто её предпринимает. Вопрос лишь в том, как могут действовать белоэмигранты в русских национальных интересах при таком международном конфликте. «Если всё это – явный вздор, во что же обращается декламация о какой-то страшной “цене”?». Никакого смысла нет предъявлять претензии русским монархистам в случае, если кто-либо будет преследовать цели, не соответствующие их правильно сформулированным устремлениям. С.С. Ольденбург уже в 1925 г. исчерпывающе ясно и полно использует аргументацию, которую в книге «Генерал Краснов. Монархическая трагедия» я вывел относительно невозможности обвинять П.Н. Краснова в нападении Германии на СССР и ведении антирусской политики НСДАП. Нацисты ни мало не подчинялись русским белоэмигрантам и действовали вопреки их желаниям.

«Выясняя с полной отчётливостью принципиальное отношение к международной борьбе с большевизмом, считаю долгом подчеркнуть, что в данный момент по общей международной обстановке такая борьба, желательная и приемлемая, не представляется мне сколько-нибудь вероятной в ближайшем будущем».

5 ноября 1925 г. дошла очередь и до третьего вопроса, раскрывая который, С.С. Ольденбург сослался на свои знакомства: «в апреле этого года я беседовал с человеком, приехавшим с юга России. Он рассказывал, что там всё ещё ждут и ждут каких-то спасительных кораблей с войсками, и с горечью констатировал, что здесь ждут и ждут – телеграмм о внутреннем перевороте. Было бы лучше, если бы наблюдалось обратное: если бы здесь больше думали о “кораблях”, а там – о “переворотах”! Но факт остаётся фактом…». Задачи эмиграционного объединения, следовательно, касались задач конкуренции с коммунистический партией по организации, «единству воли и веры». От того, какую силу станет представлять Зарубежная Россия, будет зависеть и её способность принять участие в активной борьбе за отстаивание русских интересов против внутренней коммунистической оккупации и внешних интервентов, т.е. не «ограничиваться надеждами на помощь других». Ради этих задач объединения Ольденбург призывал к взаимной терпимости между белыми русскими. «Борьба с большевизмом является долгом, является оправданием существования Зарубежной России».

Желаемое объединение, которому был посвящён подготавливаемый Съезд, вопреки желаниям С.С. Ольденбурга и несмотря на регулярно проявляемую им заявленную терпимость относительно различных организационных течений. Однако устремление к положительной цели в любом случае имело разнообразные благие последствия. Активность белоэмигрантов сохраняла и развивала русскую культуру, фронт которой вёл свою медленную войну с большевизмом. Неотступное упорство монархистов в боях культурной войны будет сказываться в далёком грядущем и сможет сделать для одоления коммунизма многое, на что оказались неспособны никакие интервенты. Про старания Ольденбурга точно можно сказать, что зря они не пропали.

В недельном обзоре 9 ноября 1925 г. Ольденбург передал заявление маршала Петэна, вернувшегося из Марокко в Париж, об окончании военных действий и передаче им дел политикам. Следующий обзор 16 ноября опровергает слухи о якобы подготавливаемом путче монархистов в Баварии.

13 ноября под председательством И.С. Васильчикова (НМС), П.В. Гендрикова (ВМС) и Ю.Ф. Семёнова (РНК) прошло первое заседание докладной комиссии по созыву Съезда с Ольденбургом в качестве секретаря.

Затем С.С. Ольденбург присутствовал на следующем расширенном заседании группы 17 ноября, где сравнительно с прежним составом появились приглашённые представители других организаций, такие как И.П. Алексинский, А.В. Карташев, Вл. Гурко, И.С. Васильчиков, М.К. Горчаков. «Возрождение» представлял П.Б. Струве. Карташев от лица Национального Комитета отрицал какие-либо перемены относительно поддержки Съезда.

18 ноября в «Возрождении» вышла заметка С., опровергающая газетные сообщения, будто В.Л. Бурцев и П.Д. Долгоруков оказались на стороне противников Съезда.

С.С. Ольденбург 22 ноября слушал публичный доклад Владимира Гурко, состоявшего в НМС, о Зарубежном Съезде и, участвуя в прениях, обратил внимание, что чтение организовали умеренные монархисты, в то время как более правые проявляли к Вл. Гурко нерасположение. Неспроста, учитывая что тот в последние годы Российской Империи предательски перешёл на сторону либеральной оппозиции, а теперь приготовил к печати поверхностные и недоброжелательно настроенные к Царской Семье мемуары. То что их содержание одобрял Иван Ильин показывает что тот разделял оценки Гурко и не принимал весьма распространённого в правой эмиграции заслуженного почитания Императора Николая II как святого.

Однако это не мешало общей подготовительной работе. «Съезд – только первое звено большой и, может быть, долгой работы. В истории происходит движение каких-то крупных масс, но и небольшая сила, постоянно бьющая в одну точку, в конце концов, производит желаемое действие», – предостерегал С.С. Ольденбург от чрезмерных надежд на Съезд.

Недельный обзор 23 ноября 1925 г. включал новые подробности борьбы с масонством в Италии, по обнаруженным спискам членов лож, «они принадлежали на четыре пятых к кругам чиновничества» (что было совершенно нехарактерно для революционного ВВНР в Российской Империи).

25 ноября заметка «Храм-памятник», по сообщениям из Праги, подписана С. (предположительно, это мог быть и основной корреспондент «Возрождения» из Чехословакии С. Варшавский, но едва ли в газете допускали публикации разных авторов под одинаковым обозначением принадлежности).

На собрании участников Союза автомобильных войск под руководством генерала П.И. Секретова, 29 ноября от редакции «Возрождения» С.С. Ольденбург передал приветствие и поддержал соображения о военном значении автомобилей и танков в современной войне.

Обзор 30 ноября сообщает о ратификации рейхстагом Локарнского договора: «никакая страна не могла взять на себя одиум его отклонения». В Германии даже сторонники признания договора отрицали, что он означает одобрение Версальской системы.

4 декабря Иван Ильин просил П.Б. Струве поручить Ольденбургу вернуть ему статью «О возвращении земель» ввиду её не напечатания и, следовательно, неодобрения.

К 35-летнему юбилею деятельности председателя Народно-Монархического Союза Е.П. Ковалевского 6 декабря С.С. Ольденбург выступил в качестве координатора организации чествования. Оно прошло в семейном кругу, но Ковалевского посетило более 100 человек. Е.П. Ковалевский всё время заверял об умеренности НМС как об основном качестве организации и называл близкой себе беспартийную группу в Белграде во главе с царским министром Э.Б. Кригер-Войновским, Н.Н. Львовым и Н.Н. Чебышевым (к этой группе присоединился сбежавший из СССР Д.П. Рузский, бывший участник заговора против Царя).

Обзор 7 декабря, касаясь Испании, Ольденбург написал о прекращении существования военной директории. Единоличная власть Примо де Риверы укрепилась, но это был шаг на пути к отходу от чрезвычайной системы правления к власти через профессиональный Совет Министров.

Небольшая заметка от 11 декабря «Большевики о вооружённой борьбе с ними», с подписью С., воспроизводит сообщения коммунистических газет о занятии Крыма, которое отвлекло красных от нападения на Запад. «Большевики совершенно открыто признают, что современное внутреннее состояние Европы, её относительная безопасность от красного потока – результат той “белой” борьбы, которая велась на русской почве. Ценное признание, которое необходимо “занести в протокол” – истории» (здесь несомненный авторский почерк статей Ольденбурга).

Недельный обзор 14 декабря, как и каждый предыдущий, включает упоминания основных событий из гражданской войны в Китае. На другой день вышел написанный С.С. Ольденбургом некролог на испанского консерватора Антонио Маура. Движение мауристской молодёжи он назвал родственным «Аксион Франсэз» и «хитлеровщине». «Трагедия Маура была в том, что глубоко прозревая ложь и зло современных учений, он не имел в тоже время настоящего пафоса положительной веры. Его жизнь кончается – разочарованием и жаль, что этот крупный человек, личность которого, во всяком случае, обладала и для масс какой-то таинственной гипнотической силой, так бесплодно прожил и закончил свой век».

С.С. Ольденбург тем самым формулирует бесплодность либерального направления консерватизма, подчёркивая что Маура крайне правым монархистом отнюдь не являлся, т.е. не воплощал творческих положительных правых идей. Показывая ту же несходимость, в «Аксион Франсэз» сторонники фашизма и соединения с коммунистами в эти дни откололись от роялистов Ш. Морраса: левые принципы никогда не уживались с правыми. Потом фашисты устраивали вооружённые нападения на редакцию «Аксион Франсэз», стреляли в Леона Додэ.

В обзоре 21 декабря Ольденбург продолжает считать вредными признание СССР и торговлю с большевиками для иностранных государств, которые тем самым подпитывают своих врагов.

27 декабря 1925 г. И.А. Ильин писал П.Б. Струве о просьбе К. Зайцеву и Ольденбургу прислать ему обратно две статьи, которые залежались в редакции газеты и не появились в «Возрождении».

Относительно победы Сталина-Бухарина над Зиновьевым-Каменевым С.С. Ольденбург предостерегает 28 декабря, что апологеты большевизма, пытающиеся обмануть Европу, используются предлогом сочинить про «отказ от мировой революции», которая в действительности остаётся главнейшей целью Сталина.

4 января 1926 г. Ольденбург отметил вхождение в высшее партийное руководство Ворошилова, Молотова и Калинина, которые останутся на все следующие годы главной опорой строительства сталинизма.

В протоколе собрания монархистов под председательством А.Ф. Трепова 6 января 1926 г. впервые появилась реплика от С.С. Ольденбурга: поддерживает мнение Н.Н. Шебеко о необходимости организации Съезда независимо от согласия Торгово-Промышленного Союза. М.Н. Граббе, единомышленник генерала П.Н. Краснова, отметил что Н.Х. Денисов от ТПС финансирует «разрушительную деятельность» А.П. Богаевского среди казачества. С.С. Ольденбург отозвался на это, что «Н.Х. Денисова переубедить нельзя, его надо изолировать».

В заметке «В Венгрии. Дело фальшивомонетчиков» С.О. 9 января пишет про «враждебность к Венгрии международных журналистических кругов, которые не могут ей простить, что она продолжает именовать себя королевством и, может быть, ещё более – тот факт, что в ней существует процентн. норма для евреев». «В Венгрии большинство населения, так же как и нынешнее правительство, легитимистично». В скандал с фальшивомонетчиками были вовлечены противники легитимистов фашистского толка – реставрации принца Оттона, тогда как лживая левая пресса старалась возвести обвинение на правительство.

10 января вышла заметка С.О. «Как спасти французские финансы. Совет Дж.М. Кейнса». Весьма сомнительным предложением являлось «повышение уровня цен внутри Франции». Ольденбург прямо пишет, что Кейнсу свойственна «безответственность» и считает бесчестным такой мошеннический способ «обсчитать своих кредиторов». Это определение Ольденбурга вкратце объясняет суть противоречий между принципами правых экономистов и популярным среди социалистов Кейнсом (до сих пор регулярно встречается трагикомическое противопоставление коммунистами кейнсианства правой ельцинской монетаристской политике 90-х).

Современные левые пропагандисты постоянно ссылаются на похвалы Кейнса большевикам, которые в своё время приводили белоэмигрантов в негодование [С.Г. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием» М.: Алгоритм, 2004, с.259].

Обзор 11 января продолжает отмечать укрепление сталинской группы «диктатурщиков» и отпадение прежних сторонников Троцкого.

В нескольких номерах «Возрождения» рассматривалась публикация в 28 декабря 1925 г. в вечерней «Красной Газете» (Ленинград) сообщения об убийстве всей Царской Семьи. Появление в печати скрываемой ранее информации объясняли борьбой коммунистов с популярными среди крестьян и рабочих представлениями, что Царь всё ещё жив. По сообщениям из СССР, вера в спасение Царя была там весьма распространена. Эта публикация сообщала что не сам красный Екатеринбург решил организовать страшное убийство. Это произошло по приказанию прибывшего из Москвы Белобородова (в действительности – Голощёкина). В СССР также выдвигалось опубликованное «Возрождением» 17 января 1926 г. предположение, что за этой статьёй стояла оппозиция Сталину: «Сафаров счёл нужным выдвинуть против центра особо тяжёлое орудие – в виде обвинения, что именно ЦК партии, во главе с покойным Свердловым, убил, без суда и следствия Царскую Семью и, скрывая это чёрное дело, лгал все 7 лет, сваливая вину на Екатеринбург» (схема спущенных сверху приказов Свердлов-Голощёкин-Юровский воспроизведена сравнительно точно, Сафаров наверняка о ней знал). Все советские публикации дружно умалчивали о нахождении в Екатеринбурге британского консула Т. Престона, бывшего теперь консулом в Ленинграде. Хотя в них упоминается о попытках представителей Красного Креста увидеться в Императором. Большевиками тогда продвигалась дезориентирующая версия о сожжении всех тел.

Игнорирование существования Т. Престона обесценивает и попытки отрицания английского участия в колчаковском перевороте, т.к. невозможно опровергнуть то, о чём не имеешь представления [В.Г. Хандорин «Мифы и факты о Верховном правителе России» М.: ФИВ, 2019].

18 января 1926 г. для Германии Ольденбург отмечает усиление правых настроений. Во Франции продолжалась борьба правительства с Левым блоком. На другой день за подписью С.О. есть заметка «Фашисты и роялисты во Франции»: в полном расхождении с монархистами, ими предполагалось «совместно с коммунистами захватить префектуру и провозгласить “свободное государство”, ссылаясь на пример фашистов в Фиуме». В дальнейшем мэра города Периго, который вёл такие переговоры, исключили из коммунистической партии и он присоединился к фашистам.

Заметен отход от прежних псевдонимов С. и Русский, к регулярной подписи С.О. Так обозначена и заметка «Князь Людовик Виндиш-Грэц» о представителе венгерской аристократии, который оказался втянут в скандал с поддельными франками. Его погубило честолюбие, борьба с венгерскими монархистами и претензии на ничем не заслуженные им первые роли в правительстве. «Эта игра не удалась. Тогда, ещё при монархии, он завязал связи с политическими авантюристами», «вошёл в связь с крайними антисемитами, которые в Венгрии носили авантюристический характер».

Участвуя в работе оргкомитета, С.С. Ольденбург предлагал представительство от Франции в 170 в качестве трети всего Съезда, как и намечалось ранее.

25 января Ольденбург выразил обеспокоенность вмешательством большевиков в гражданскую войну в Китае, считая его первой крупной внешней экспансией красных с 1921 г.

Вместе с Е.К. Миллером, П.Н. Шатиловым, И.С. Шмелёвым, В.В. Ореховым, В.В. Комстадиус, Н.П. Вакаром и др. С.С. Ольденбург вошёл в бюро по устройству благотворительного «Дня Русского Инвалида».

В статье «Парламент и парламентаризм» 31 января 1926 г. С.С. Ольденбург в очередной раз раскрывает великую ложь демократии на примере рейхстага. «Кому был нужен этот сложный процесс, превративший большинство в меньшинство, и приведший к доверию, высказанному 160-ю депутатами из 492-х? Есть ли это проявление подлинного народного доверия к власти или выполнение обряда, имевшего чисто формальное значение? Второе – ближе к истине!». Такая практика, справедливо утверждает Ольденбург, «дискредитирует идею парламентаризма» и сам принцип существования народного представительства, которое лишается всякого авторитета.

Ольденбург разделял осуждение политического господства парламента с существованием не самодовлеющего представительства как такового, которое может быть в чём-либо полезным. С монархической точки зрения продуктивнее противопоставлять демократическому представительству профессионально-сословный соборный принцип.

Сравнительно с рейхстагом, не лучше выглядит и описание С.С. Ольденбургом французского парламента в недельном обзоре от 1 февраля: «палата пустовала, ораторов почти не слушали, речей их почти не читали, и наиболее горячо приветствовали тех, кто отказывался от слова. Выполнялся нудный парламентский обряд». 8 февраля Ольденбург обращает критику демократии и на Португалию, где произошёл третий мятеж за год: «со времени установления в Португалии республики, редкий год проходит без военных бунтов, которые нередко увенчиваются успехом».

15 февраля в качестве основного события Ольденбург обозначил вступление Германии в Лигу Наций вследствие Локарнского соглашения. В обзоре 22 февраля отмечено желание принять в Совет Лиги Наций Польшу в противовес Германии. Ольденбург находит забавным, «что Лига Наций может явиться… источником конфликтов».

С подписью Русский 23 февраля 1926 г. вышла статья «В защиту… Китая»: «совершенно не принадлежа к поклонникам азиатской ориентации, я всё-таки полагаю, что нам следует быть грамотнее в отношении того большого культурного мира, который лежит у границ бывшей Российской Империи. Нам не следует иметь меньше представления о 300-400 миллионной китайской “махине”, нежели о какой-нибудь Голландии с её 7 миллионами жителей». Выпад Ольденбурга направлен против абсурдно-пренебрежительного отношения к Китаю евразийцев. Он сообщает что революционная партия гоминьдан вступила в союз с большевиками, «часть её, однако, теперь от них отрекается». Заявляя о важности следить за событиями в Китае и правильно их понимать, С.С. Ольденбург, разумеется, совершенно прав.

В недельном обзоре 1 марта Ольденбург сообщил о начале выборов представителей на Зарубежный Съезд в Королевстве СХС и в Болгарии. С монархической точки зрения, необходимость прибегать к голосованиям и предвыборной полемике Ольденбург назвал спорным решением, заметив что в любом случае выборы не должны препятствовать задачам объединения Зарубежной России.

Из СССР сначала в феврале приходили сообщения о том что С.Ф. Ольденбург был обокраден вахтёром Ивановым, укравшим ценные книги. «Теперь у академика Ольденбурга выкрадена личная переписка и книги на 42 пуда» [«Слово» (Рига), 1926, 2 марта, с.4].

В заметке С. от 2 марта «Дети у студентов на улице Турнефор» приведена похвала Обществу русских студентов за их работу.

6 марта в Торгово-Промышленном Союзе С.С. Ольденбург читал доклад о «Сущности коммунистической власти» (он же прозвучит на Съезде). Выступали также А.В. Карташев и князь И.С. Васильчиков. Также, на 6 марта было назначено обсуждение выборов на Съезд в Медоне. Ольденбург числился среди участников прений по выступлениям Б.Н. Неандера, инженера П.Н. Финисова, М.Л. Киндякова — бывшего октябриста, состоявшего в руководстве НМС при Е.П. Ковалевском. Однако, ввиду болезни С.С. Ольденбурга, его выступление в этот день не состоялось.

На Съезде Борис Неандер (1894-1931) будет поддерживать правых монархистов в пользу создания “органа” управления эмиграцией. Однако уже в 1927 г. он вернулся в СССР. Русские монархисты в дальнейшем называли его имя в одном ряду с поездкой Шульгина, организованной чекистами, и похищением А.П. Кутепова. В январе 1927 г. Неандер ещё упоминается в журнале «Отечество» среди лидеров ВМС. На протяжении 1926 г. Неандер часто выступал в Русском Очаге.

Обзор 8 марта посвящён министерскому кризису во Франции. Через неделю – ожесточённой сваре в Лиге Наций и падению её престижа. Не только Польша, Испания и Бразилия также требовали себе постоянного места в Совете Лиги.

Запланированный днями ранее доклад о «Сущности» был прочитан С.С. Ольденбургом 16 марта для докладной комиссии, которая одобрила его содержание

18 марта статья С. «Перед министерской декларацией. В кулуарах палаты депутатов» передаёт виденное при посещении французского парламента. «Увы, желающих присутствовать при большом парламентском дне в десять раз больше, чем карточек. И многие уходят, таковых не получив».

На 21 марта в Медоне на предвыборном собрании предполагалось выступление С.С. Ольденбурга на тему «Международное положение и большевики».

В его обзоре за 22 марта отмечено, что удар по престижу Лиги Наций не затрагивает исполнения Локарнских соглашений.

В номере «Возрождения» 24 марта, начавший сотрудничать с газетой А.М. Ренников в юмористическом фельетоне о тайной цели созыва Съезда раскрыл, чего хотят русские монархисты, по мнению их противников. Н.Е. Марков получил титул маркиза, П.Б. Струве – барона, Ю.Ф. Семёнов – графа, а С.С. Ольденбург – принца. Смешно, но некоторые худшие современные историки Русского Зарубежья действительно считали Сергея Сергеевича принцем Ольденбургским.

Основным событием за неделю 29 марта назван перелом в сражении под Пекином и переворот в Кантоне, устроенном красным генералом Чан Кайши против коммунистов.

При обширном собрании, около 130 человек, Русского Очага 3 апреля присутствовал С.С. Ольденбург, были многие прибывшие издалека к началу работ Съезда: герцог Г.Н. Лейхтенбергский, А.Д. Билимович и др.

4 апреля 1926 г. открылся Зарубежный Съезд, на который был избран русскими монархистами среди 375 делегатов С.С. Ольденбург. Он также вошёл в бюро журналистов для связи с Президиумом Съезда. 5 апреля дополнительно был назначен и контролёром правильности подсчёта голосов при выборе Председателя Съезда. П.Б. Струве получил 232 записки из 432.

В левой печати сообщалось, что правые выдвигали в качестве более подходящего председателя И.П. Алексинского, ему дали 193 голоса. А при выборе генерального секретаря даже больше, 234 голоса получил крайне правый сенатор С.Н. Трегубов, состоявший в БРП. Он победил более умеренного В.Н. Новикова из ТПС. Это давало основание утверждать, что на Съезде «доминировали» Н.Е. Марков и его сторонники [«Le Monde slave» (Paris), 1926, mai, p.309].

Как всегда, очень смешно о русских монархистах на Съезде написал историк Р. Пайпс: «некоторые» (!) «всё-таки появились в зале заседаний». Пайпс упорно продолжал считать, что почти все монархисты были кириллистами. Н.Е. Маркова Пайпс додумался именовать головорезом.

В недельном обзоре за 5 апреля Ольденбург написал, что, устраняя партийные раздоры, Съезд объединил всех русских, как их соединяла вместе Российская Империя до революции. «На больших линиях истории отдельные резолюции, отдельные частности изгладятся бесследно, но останется – должно остаться – главное: факт единения».

6 апреля С.С. Ольденбург читал на Съезде предварительно одобренный организаторами доклад «Существо коммунистической власти», в котором говоря об истоках победы большевизма, он называет Временное правительство: «бессильная власть, лишённая энергии и инициативы, не умевшая ни вести, ни кончить войну», позволила многим представителям интернациональный секты проникнуть в Россию. Ольденбург продолжал настаивать, что коммунистическая партия является оккупационной «внешней силой, а не русским национальным правительством». Это справедливо относительно всех лет существования СССР.

Ольденбург даёт важное определение, что большевики не объединили, а расчленили Россию. Компартия «разбила Россию на разноязычные штаты, в которых искусственно культивирует и взращивает местные языки и вытравляет прежнюю русскую общегосударственную спайку». Большевизм целенаправленно занимался уничтожением русской культуры, которая партии «глубоко ненавистна», и взращивала антирусские настроения. «Власть антинациональной секты, по существу, губительнее и отвратнее господства другой нации». В т.ч. и поскольку борьба с большевизмом, рядящимся в русские одежды именно для более эффективного достижения замены русского на советское, требует «большей сознательности, нежели противодействие простому иноземному засилью».

В отличие от П.Н. Милюкова, убеждённого что Сталин лучше Зиновьева, С.С. Ольденбург не даёт себя обмануть: «Сталин не менее коммунист, нежели Зиновьев, хотя его методы действия менее крикливы». Вопреки пропаганде сталинистов, безосновательно противопоставляющих его Троцкому, Ольденбург точно указывает, что Сталин ровно так же стремится к мировой революции как к первой главной цели.

Международные успехи СССР – «мировой коммунистической партии – успехи не России, а злейших её врагов». «Борьба с международным злом неминуемо должна вестись в международной плоскости».

Все тезисы доклада Ольденбурга получили единогласное одобрение Съезда.

«Проснулась, воскресла, встала старая Русь. В самом деле: герцог Лейхтенбергский, Трепов, Марков II, Крупенский, Шебеко, Гурко, Краснов… “какие имена! Какие лица!”», — написал «Руль», приветствуя Съезд и будучи смущённым только постоянным упоминанием П.Б. Струве Национальной России. Для правых монархистов, правильно отмечает автор «Руля», это всё равно что «националистическая».

7 апреля Ольденбург присутствовал на конференции Русского Национального Союза, собравшейся впервые после 1924 г., под председательством А.В. Карташева. Относительно поддержки Великого Князя Николая Николаевича и невозможности приписывать ему иллюзорную роль диктатора и формировать вокруг него правительство высказывались помимо С.С. Ольденбурга, Ю.Ф. Семёнов, Э.П. Беннигсен, П.Д. Долгоруков, М.М. Федоров, Н.А. Цуриков и др. [«Вестник Русского Национального Комитета» (Париж), 1926, 15 августа, №11, с.90].

Вся деятельность бесполезного РНК вновь выразилась только в оппонировании правым монархическим организациям и идеям. На 2-м и 3-м заседании в следующие дни Ольденбург уже отсутствовал.

По воспоминаниям Э.П. Беннигсена, он поддерживал в РНК позицию против Съезда из-за поведения правых монархистов. «Мне возражали члены группы «Возрождения» — Струве, Ольденбург и Зайцев, но с открытием Съезда и они должны были замолчать» [Э.П. Беннигсен «Записки. 1917-1955» М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2018].

«Руль» сообщал, будто 8 апреля в Москве состоялось покушение сына бывшего дворцового служащего, 25-летнего Порфирия Алексеева, со стрельбой в А.Г. Белобородова. Большевики называли сообщение полностью вымышленным и оно не получило убедительных подтверждений.

9 апреля, когда решался вопрос о создании Съездом новых властных полномочий, Н.Е. Марков утверждал, что для этого созывались делегаты, а не для чтения доклада Ольденбурга (который Марков пред тем гласно одобрил). Сам же Ольденбург посчитал, что образование нового бессильного беженского комитета разъединит монархистов, а не сплотит, поскольку вызовет повод для разногласий и не будет иметь подлинной эффективной власти. Ольденбург признал достаточным существующий Высший Монархический Совет, признанный добровольно подчиняющимися ему организациями [«Российский Зарубежный Съезд. 1926» М.: Русский путь, 2006, с.618].

«Возрождение» отметило резкий характер возражений С.С. Ольденбурга Н.Е. Маркову: «никто не имеет права брать на себя монополию боления за Россию». По-своему тут справедливы оба альтернативных мнения.

Генерал Краснов 24 сентября 1926 г. писал Ивану Бунину свои впечатления от мероприятия: «Мне было бесконечно тяжело, что моя постоянная болезнь (ноги) помешала мне в позапрошлом году воспользоваться Вашим приглашением и побывать у Вас. А живя в деревне и нигде не бывая, я не имел случая встретиться с Вами, кроме как на этом сумбурном Зарубежном Съезде, где я не мог протолкаться к Вам» [Т.В. Марченко «Русская литература в зеркале Нобелевской премии» М.: Азбуковник, 2017, с.218].

Генерал Краснов поддержал намерение крайне правых обеспечить безоговорочное подчинение Великому Князю, что либерал П.Б. Струве назвал казарменным духом и попранием общественности. Съезд, вместо того чтобы укрепить единство монархистов, только усилил ненависть консервативных либералов к крайне правым. Избрание председателем съезда П.Б. Струве неизбежно вело к таким последствиям. Лидерство Струве определилось наличием в его руках наиболее сильной газеты, которую более правые монархисты не могли агитационно пересилить, не имея на это средств. Подобные раздувания вражды к русским монархистам со стороны право-центристов весьма деструктивны сравнительно со стараниями к взаимному сближению.

Ввиду отсутствия общего мнения на Съезде, учреждения, получившего бы полномочия от Съезда, создано не было. После него появились