Каким узнали атамана Краснова во Франции

 

Фамилия Красновых стала известна во Франции с великого 1812 г. Погибший основатель генеральской династии упоминается во множестве французских публикаций о наполеоновском походе на Москву. Отец Петра Николаевича Краснова попал в историю Крымской войны за оборону Таганрога и назван французами блестящим генералом по опыту войны 1877-78 годов. Андрей Николаевич Краснов был отмечен во множестве французских геологических, естественно-научных журналов, а Платон Николаевич – в литературно-критических [Emile La Bédollière «Malakoff histoire de la Guerre d’Orient» Paris, 1856. P.36; Eugène Woestyn «Guerre d’Orient. Les victoires et conquêtes des armées alliées» Paris, 1856. P.230. «La Revue» 1900. Vol.34. P.111].

Первую заметную международную славу Пётр Краснов снискал описаниями Японской войны 1904 г. [«Journal des sciences militaires». Paris, 1905. juillet P.192; L. Thiriaux «La Guerre russo-japonaise. Résumé historique et chronologique des Evenements» Namur: Librairie de Ad. Wesmael-Charlier, Éditeur, 1907. Tome III. P.112].

Франция тогда, хотя и оставалась единственной республикой в Европе и терпела масонское политическое господство, приводившее к гонениям на католическую церковь и роялистов, более не основывалась на радикально-террористических принципах якобинцев. Реставрация 1814-1815 г. сломила попытки принудительного насаждения во всей Европе республиканства и пантеизма. Пережив временное возвращение бонапартизма, поджоги столицы парижской коммуной и едва не вернувшись к правлению Бурбонов, Франция всё же оказалась в союзе c Россией Царя Николая II.

В Российской Империи, издалека, многие привыкли идеализировать Францию. Отец Павел Флоренский в 1922 г. вспоминал: «мне казалось, Франция есть предел утончённости и культурной остроты; во Франции всё элегантно, всё выдержано, и значительнее языка французского быть ничего не может» [П.А. Флоренский «Детям моим. Воспоминания прошлых дней» М.: Московский рабочий, 1992, с.58].

При тщательном приближении мы увидим, что подобно тому как не было никакой единой и неизменно постоянной Российской Империи, которую нельзя кратко охарактеризовать по отдельным сторонам жизни её жителей, так невозможно обобщить и всю Францию. Разница в отношении к П.Н. Краснову выявляет её идеологическое размежевание.

Вновь говорить о себе Пётр Краснов заставил, начав Белое Движение – контрреволюционное военное националистическое сопротивление большевизму.

По всему миру разошлись радиотелеграммы из Царского Села о занятии его войсками Краснова, о том, что казаки обеспечивают там порядок и наступление продолжается. В заголовки, однако, выносили неточные сообщения о триумвирате Керенского, Корнилова и Каледина [«Le Petit journal» (Paris).1917. 15 Novembre. P.1].

Здесь наблюдается пересказ пропаганды коммунистов против Керенского, которого думали таким сочетанием имён скомпрометировать. Присоединение же имени Краснова в ту пору ещё не создавало всем понятного представления о самом отъявленном враге революции и демократии.

Розалия Марковна, вторая жена Г.В. Плеханова, потом вспоминала, что во время наступления Краснова на Пулково её мужу было предложено сформировать новое правительство, а тот ответил: «Я отдал сорок лет жизни пролетариату. Я не стану в него стрелять, даже если он сбился с пути» [«Le Populaire» (Paris). 1922. 3 Juin.  P.2].

Р.М. Плеханова, жившая в эмиграции во Франции и сотрудничавшая с советскими властями, писала это для социалистической газеты, изображая мужа противником гражданской войны, чем не могут похвастаться красные в Москве и открыто поддерживавший их Ж. Садуль. Особо хвалиться и сторонникам Плеханова было нечем, ибо отказ стрелять в большевиков означал, что завоёвывать Россию и расстреливать врагов красной оккупации и тотальной экспроприации беспрепятственно будут коммунисты.

Выходившая под лозунгами «нет большевизму, нет фашизму» газета, напоминая краткую историю от февральского переворота до Екатеринбургского злодеяния 1918 г., включила из того же советского вранья фантастические 10000 казаков на стороне Краснова во время похода на Петроград. Очерк написал поэт Борис Башкиров, бывший в дружбе с несколькими русскими литературными знаменитостями [«Le Front républicain» (Paris). 1926. 12 Septembre. P.2].

Интересное сообщение появилось в региональной бретонской ежедневной газете, будто «генералу Краснову, который перешёл из войск Керенского на службу к большевикам, только что было поручено вести переговоры с лидером казачества» (Калединым) [«L’Ouest-Éclair» (Éd. de Nantes). 1917. 25 Novembre. P.2].

Хотя эта публикация и подтверждает, что никакого честного слова Краснов не давал и вольной жизни не получил, хронологически она расходится с отъездом Краснова в Великие Луки. По воспоминаниям генерала, его действительно хотели использовать для переговоров с Калединым, которые не состоялись, но позднее Краснов передавал Каледину свои соображения. Делай он это по заданию большевиков, марксистоголовым не следовало бы выпускать Краснова из Петрограда к остаткам своего корпуса. Интересен источник сообщения о Краснове, поскольку в русских газетах подобного не встречается: сохранение Красновым своей должности красные скрывали. В том же номере имеется и недостоверное сообщение, что Керенский вновь стал созывать войска и 20 тысяч казаков собрались в Старой Руссе.

В националистическом ежедневном «Малом журнале», чей тираж к концу войны снизился до 400 тыс. экз., своеобразно подали отделение атамана Краснова вместе со всем Белым Движением от большевизма, что можно перевести так: «казачий генерал Краснов провозгласил отделение России от Донской и Кубанской областей и русских офицеров монархистов» [«Le Petit Journal» (Paris). 1918. 10 Juin. P.1].

Первое упоминание атамана Краснова в правой газете «L’Action française» замечено 16 июня 1918 г.: «немецкие войска генерала Эйхгорна поддержали генерала Краснова».

Историк Григорий Попов с чего-то решил, что Краснов не смог создать крупной армии, и к осени 1918 г. у него было всего 45 тысяч человек. Продолжая спекулировать на отношениях Краснова с Германией, писатель предполагает, будто в мае-июне 1918 г. германское командование совершило большую стратегическую ошибку, бросив «значительные ресурсы» на поддержку Всевеликого Войска Донского Краснова. Количественную меру этих ресурсов автор не привёл и можно подозревать, что он лишь вообразил их крупную величину. Прибалтику тоже якобы занимать не следовало и вообще тратить силы на Восток [Г.Г. Попов «Поражения, которых могло не быть» М.: Алгоритм, 2016, с.118, 129].

Однако эти оккупационные траты возможно счесть ошибкой скорее из-за того, что Германия недостаточно помогала Краснову, одновременно оказывала помощь большевикам и не взяла Петроград и Москву. Оценки автора при мнимой беспристрастности носят замаскированно просоветский характер.

31 августа реляции атамана Краснова об освобождении от большевиков всей области Войска Донского поместили в «Le Figaro».

«Le Petit Journal» затем передавал, по немецким газетам, что 6 (19) сентября из Киева сообщили, будто атамана Краснов разогнал парламент донской республики и установил диктатуру. Заголовок так и гласил: «Диктатор Донской Республики». В действительности только 20 сентября (3 октября) 1918 г. Войсковой Круг завершил свою сессию, а Краснов не стал большим диктатором, чем прежде [С.В. Зверев «Генерал Краснов. Гидра контрреволюции» Красноярск: Тренд, 2015, с.289].

Французы печатали сообщение Деникина адмиралу Колчаку от 4 (17) января о соглашении с атаманом Красновым относительно главнокомандования Вооружёнными Силами Юга России.

«Генерал Краснов обратился со следующим призывом к освобожденным от большевиков городам и селениям: спешите в Москву, где вы сможете решить, какую форму правления вы хотите принять. Ни союзники, ни донские казаки не будут стоять на пути воли народа. Аграрный вопрос также будет решён в Москве» [«Le Figaro». 1919. 1 Fevrier. P.2].

Для русских контрреволюционеров в 1919 г. также было очевидно, что свергнутый атаман Краснов мечтал не об отделении Дона от России, а добивался войти в Москву с колокольным звоном [В.Г. Болдырев «Директория. Колчак. Интервенты» М.: Центрполиграф, 2017, с.295].

11 июня 1919 г. о поражении войск атамана Краснова вспомнил во французском парламенте коммунистический депутат Эрнест Лафонт. Он утверждал, что у Деникина в январе было 50 тысяч войск, а в феврале осталось 25 тыс., когда «реакционные войска Краснова на Дону, исчезли, растворились. Казаки восстали против старорежимного командования, и некоторая часть из них перешла к большевикам» [«Journal officiel de la République française. Débats parlementaires. Chambre des députés» 1919. 12 Juin. P.2635].

Затем французские газеты отслеживали и перемещение Краснова из Баку к генералу Юденичу. Отмечалось его появление в Марселе на корабле «Le Styria» [«L’Homme libre» (Paris). 1919. 10 Septembre. P.2].

Добравшись до Гатчины, Краснов был поражён, во что она превратилась под гнётом красных, и рассказывал в газете штаба войск Северо-Западной Армии, какие в Войске Донском «рынки и торговля» [«Приневский край», 1919, №2, с.1].

В итоге эта разница после затянувшейся агонии и прикончит СССР, но неупокоившиеся нелюстрированные, а то и недефенестрированные коммунисты станут кричать, что во всём виновны не они сами, а те кто посмел изменить ленинскому учению, и повернут назад к восстановлению большевизма.

Самое печальное, что когда провальная госмонополизация в РФ, дожрав все жизненные силы вне себя, приведёт к полному банкротству узурпаторов ещё раз, те же самые виновники крушения и их идейные наследники вновь во всём обвинят тех, кому придётся расхлёбывать последствия чекистских преступлений и угроза появления СССР-3 вызревает уже теперь, если не будут сделаны выводы о необходимости предотвращения новых таких повторов.

Пока что о политическом климате в РФ свидетельствует, множество книг, в которых коммунистический идол, организатор массового террора Вл. Ленин определяется как феноменально одарённый политик, безусловный политический гений, в отличие от неотступно враждебных социализму подлинно великих русских государственных деятелей, имена которых забываются или порочатся [С.М. Волков «Большой театр. Культура и политика» М.: АСТ, 2018, с.192, 296].

Оказывается, чтобы в 1918 г. восстановить разгромленный красногвардейцами Кремль, надо быть великим прагматиком. Не великий – не Ленин, оставил бы всё разбомбленным на века. Соломон Волков с таким упоением пересказывает россказни Анатолия Луначарского о Ленине, как будто нарком просвещения установлен историками как самый объективный мемуарист, чья болтовня про величайшую практическую хватку Ленина не является пустым и ложным звуком тоталитарного коммунистического пресмыкательства перед правящими террористами.

Удручающе тревожит, что это не одинокое мнение, а выражение господствующей советской антирусской политической культуры, принуждающей считать великими вождями, титанами, тех, кто сумел обмануть и заставить пойти за собой как можно больше людей, кто убил, арестовал, ограбил, выслал, унизил больше, нежели политики, не предавшие свою честность за сиюминутные аплодисменты или голосования, как Русские Императоры и Царские министры, применявшие силу полиции весьма ограниченно и вынужденно, защищаясь от террористических организаций социалистов, готовивших водворить в России чекистское тоталитарное рабство. Передачей советских предпочтений является и поддержка Соломоном Волковым “общественного” запроса в РФ на художественные продукты эпохи сталинизма. В пару к такому сочинению идут и соглашательски одобрительные рецензии историков типа А.А. Тесли.

В парижском коммунистическом бюллетене за 22 апреля 1920 появляется воспоминание А. Иоффе о том, как ВРК «испытал минуты тревоги во время наступления на Петроград Керенского и Краснова» ввиду слабой организованности красногвардейцев и широко распространившейся паники. Позднее бюллетень помещал и другие воспоминания ко второй годовщине переворота, где упоминался Краснов. 27 мая была перепечатана статья Л. Троцкого, известная по его собранию сочинений, а 12 августа – «Терроризм и коммунизм» Троцкого [«Bulletin communiste. Organe du comite de la troisieme international» Paris. 1920. №6 P.16, №11 P.10. №23-24].

Эти сочинения с противопоставлением Краснову вождей компартии и были началом формирования ленинского культа, доныне живого, подкрепляемого в 2017-2018 годах бесчисленными памятными знаками то Дзержинскому, то Урицкому. Юбилейные восхваления чекистов показали неизменное и лестное в их представлении самоотождествление путинских узурпаторов с убийцами России.

Непризнающий для России такой участи Краснов показал себя Европе, заставив обратить на себя внимание не только военным героизмом и политическими успехами, но и силой книжного слова. Поднятый им меч эмигранта Франция заметила.

Статью «Писатель атаман Краснов» опубликовал про эпопею «От Двуглавого Орла к красному знамени» Пётр Сергеевич Боткин, брат доктора, убитого с Царской Семьёй в Екатеринбурге:

«Нет ничего, что могло бы помешать проявиться истинному таланту. Революции, гражданские войны, большевизм, величайшие бедствия могут настигать людей, но талант, этот священный огонь человечества, пробивается и всегда будет сиять, пока род не уничтожится до конца. Но как уничтожить породу? Большевизм пытался: болезни, эпидемии и голод погубили миллионы русских, талантливых людей, значительных учёных, но всегда будут те, кто сможет пробраться сквозь мировой пожар и передать в храм истории всё, что душа народа хранила в сердце. Мы ещё далеки от разоблачений, которые бросят больше света на психологические моменты.

Сегодня я хочу поговорить только о литературе, художественной литературе. Я хочу рассказать всем, кто восхищался, к сожалению, в переводе, работами Толстого, Тургенева, Достоевского и других великих русских писателей, что на мировом горизонте появилась новая славянская звезда. Великий литературный талант, какой, безусловно, имеет право поставить себя среди лучших художников русской души, мало и плохо понят иностранцами.

Новая литературная звезда – боевой генерал, блестяще знаменитый атаман П.Н. Краснов Настоящий казак, Краснов очень популярен на Дону, где он играл значительную роль в защите его страны от большевизма» [«Le Gaulois». 1922. 15 Juillet].

Статья Петра Боткина появилась в ежедневной парижской газете, тираж которой был около 20 тыс. экз. Она была популярна среди роялистов и других правых противников республиканцев. В ней постоянно отслеживалась судьба Царской Семьи в заключении.

Поэт С.А. Соколов 11 декабря 1922 г. писал И.А. Бунину, который с марта 1920 г. жил в Париже, что осенью «мой друг» П.Н. Краснов отправил Бунину 4 тома 2-го издания «От Двуглавого Орла к красному знамени». «Когда мы с ним виделись летом, я ему сказал о Вашем благосклонном (в целом) отношении к его труду, несмотря на его строй и непроработанный вид, и он был этим страшно утешен, т.к. и ценит и любит Вас до крайности». «Книга написана действительно “слезами и кровью”» [«Псевдонимы русского зарубежья» М.: Новое литературное обозрение, 2016, с.226].

Опасаясь неодобрения литературной мафии социалистов из «Современных записок», где он печатался, Иван Бунин так и не решился публично похвалить романы Краснова, чего не стеснялись делать французы. Положительные отзывы Бунина остались в дневнике и в такой корреспонденции.

Пока готовились первые переводы на иностранные языки, другие русские высказывались в Париже, что П.Н. Краснов оказался выше Льва Толстого, т.к. лучше описал военные сцены и «восславил непонятые Толстым величие и правду царской России» [В.С. Варшавский «Незамеченное поколение» М.: Русский путь, 2010, с.148].

Сравнительно с мнениями о творческих успехах Краснова из Франции, советские отклики на романы Краснова не отличались точностью даже в изображении его литературной биографии. А.К. Воронский, разбирая «Двуглавого Орла» Краснова в журнале «Красная новь», 1921, №2, сравнивая его с А.Н. Толстым, написал: «если память нам не изменяет, до войны и революции генерал Краснов ютился на задворках литературы: его романы печатались в качестве бесплатных приложений к «Родине», характер и размеры его литературного дарования этим считались определёнными вполне и всецело». Хотя собиратели литературного наследия П.Н. Краснова пока не установили окончательно, печатался ли он в дополнениях к «Родине», но Воронский ошибся или смухлевал, заменив на захудалую «Родину» самый популярный журнал «Нива», где печатался Краснов, и не только в приложениях. Ошибку Воронского насчёт «Родины» ввели в «Тихий Дон» Шолохова, где многое списано с изданий начала 1920-х.

Что же до самых последних выдающихся романов и повестей Краснова, выходивших при Российской Империи, то коммунистический агитатор попросту не читал эти военные издания, приводившие в восхищение всех кто с ними знакомился.

Не приходится удивляться, что не понравилась Воронскому и поднятая Красновым актуальная тема еврейских и масонских заговоров против Империи, в том числе образ Бурьянова из первой редакции «Орла». Необъективность Воронского распространялась на всех белоэмигрантских авторов. Того же Ивана Бунина он нарёк посредственным газетчиком, издевательски отмечая признаваемое во Франции вхождение Краснова на литературный Олимп.

Забавно, что однажды философ Ф. Степун в парижских «Современных записках» назвал Воронского тонким и чутким – разумеется, только сравнительно с прочими красногазетными громилами. От такой похвалы Воронский взбеленился.

Другой советский литературный критик, В.П. Полонский, также сравнивая Краснова с «Хождением по мукам» и видя у них один источник, счёл, что роман «От Двуглавого Орла к красному знамени» написал Платон Краснов [Г.Н. Воронцова «Роман А.Н. Толстого «Хождение по мукам» (1919-1921). Творческая история и проблемы текстологии» М.: ИМЛИ РАН, 2014, с.213, 296-297, 326].

Чтение романов Краснова стало характерной чертой русской жизни начала 1920-х. «Вечером после ужина обыкновенно собирались в гостиной и (в то время) читали все по очереди «От Двуглавого Орла — к красному знамени»» [М.А. Моисеев «Былое 1894-1980» Сан Франциско: Глобус, 1980, с.128].

Яростно антиклерикальный журнал «Фонарь» уделяя внимание критике русских монархистов, упомянул генерала Краснова в качестве возможного диктатора после падения большевизма. Он попал в такую компанию: «Великие Князья Кирилл, Николай и Дмитрий, не говоря уже о германофиле генерале Краснове» [«La Lanterne» (Paris). 1922. 11 Septembre. P.1].

Оказывается, вот после каких статей во французской прессе тупоголовые чекистские “разведчики” пришли к выводу, что Пётр Николаевич Краснов претендует на Императорский Престол наряду с Династией Романовых.

Французские коммунисты в 1923 г. испугались заявлений Высшего Монархического Совета в Париже, понятых ими так, что контрреволюция установит вместо советской власти диктатуру Великого Князя Николая Николаевича, а военный поход возглавит генерал Краснов [«L’Humanité» (Paris).1923. 23 Mai. P.3].

20 апреля 1923 г. Бухарин сравнил с Китаем эпоху Гражданской войны, сочинив нелепейшую сцену не бывшей никогда борьбы между Красновым и Колчаком: «был, скажем, генерал Краснов, который ориентировался на немцев, а с другой стороны, был Колчак, который ориентировался на англичан, и они друг с другом грызлись на территории России, причём опирались на несколько разные слои нашей буржуазии» [«Двенадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчёт» М.: Политиздат, 1968, С.267].

28 мая 1925 г., откликаясь на смерть Бориса Савинкова в руках чекистов, «Le Figaro» писала о его борьбе с большевиками, «наряду с Красновым, Калединым, Колчаком, Пилсудским». Интересная последовательность расстановки имён. При том что сейчас масса историков гражданской войны и публицистов пишет так, будто атамана Краснова в рядах Белого Движения не существовало.

Помимо закономерных пристрастий правых и левых, заслуживает внимание множество отзывов о книгах Краснова в непартийных изданиях.

Почтил вниманием труды Краснова журнал «Женщина Франции». «Роман «Понять – простить», который написал Пётр Краснов, это настоящее произведение искусства, которое выдерживает сравнение даже с произведениями великого Толстого. Я считаю, что ни одна книга не может дать представление о мучениях, принесённых советским режимом, как эта душераздирающая история одной семьи». Краснов решил трудную задачу, сумев объяснить, как офицеры Императорской Армии принуждены были служить красным [«Femme de France» 1926. 31 Janvier. P.19].

В католическом журнале «Этюды» Луи Джалаберт даёт представление о ключевых персонажах романа «Понять – простить». Тяжёлые и мучительные сцены романа, по представлениям взыскательного рецензента, были преждевременными для чтения молодыми людьми [«Études. Revue Catholique D’Interet General». 1926. 5 Avril. T.187. P.762]. Роман был переведён с русского языка Ольгой Витали и Еленой Извольской [«Le Correspondant». 1926. 25 Octobre].

«Понять – простить» заслужил множество хвалебных отзывов у французов:

«Роман Петра Краснова показывает нам серию впечатляющих картин русской революции и рассказывает историю семьи, которая борется с тревожными проблемами, вызванными ею. Это пример трагических переживаний великого солдата и патриота, вынужденного служить в Красной Армии, тогда как его сын, поступивший в Белую Армии, должен идти против своего отца. Это моральный кризис, с которым сталкивается молодой человек, его уход из Армии, уполномоченный её лидером, – это, наконец, история романтической жизни, которую он будет вести моряком на контрабандистском судне, потом официантом, а затем в качестве ковбойского офицера в форте Парагвая. Автор дает нам представление о различных типах, созданных революцией: мученики, герои, фанатики, палачи, те, кто поклонился красному правительству, чтобы обеспечить кусок хлеба, те, кто служит ему добровольно, те, кто вынужденно служит ему. Чтобы простить, надо понять, и великое чувство сострадания вдохновило книгу Петра Краснова. Здесь, можно сказать, русская революция, написана как изнутри, так и снаружи, как драма народа и драма совести» [«La Nouvelle revue».1926. №5. P.95].

Самая известная французская националистическая газета рекламировала «Двуглавого Орла» П.Н. Краснова, атамана донских казаков: «сейчас это самый читаемый русский роман во всём мире» [«L’Action française». 1926. 7 Juin. №158. P.4].

1 августа 1926 г. в журнале «Mercure de France» была представлена подборка сразу из нескольких отзывов на роман «От Двуглавого Орла к красному знамени» по различным изданиям.

«Эта исключительная работа – русский роман, в настоящее время разошёлся по Германии, Англии, Америке и всему миру; наша публика дождалась его появления во Франции. Это экстраординарная эпопея о русской монархии и революции содержит в одном томе материал для шести обычных романов» («La Depeche de Vichy»).

Роман сравнивался с «Войной и миром» Льва Толстого, с живописной фреской, и ему отдавалось предпочтение перед мемуарами, устными рассказами или официальными документами («Le Phure de la Loire»).

Автор именовался атаманом донских казаков, который большую часть жизни провёл при Царском Дворе, затем на фронте, сыграл важную роль в борьбе с революционерами, и вложил всё что видел в роман, охватывающий начало правления Императора Николая II, кончая триумфом большевиков. Краснов предлагает постичь глубину славянской души («La Liberté»).

У Краснова признавали присущую русским глубину самоанализа и жажду поиска истины. «Мы редко встречам в литературе изображения такого живого правдивого героя. Как только читатель начинает книгу, он уже не может оставаться безразличным к судьбе Александра Саблина, интерес к которому выше всех привлекательных персонажей, созданных великими русскими романистами» («Tribune de Lausanne»)

Летом 1926 г. реклама романа «От Двуглавого Орла к красному знамени» от издательства «Payot» появлялась в журнале «Еженедельный обзор», выходившем до 1939 г. в Париже [«La Revue Hebdomadaire. Et son supplemet illustre». 1926. 17 juillet]. «Амазонку пустыни» рекламировали в ряду книг  «Bibliotheque du Herisson» [Henri d’ Alméras «Le Tartuffe de Molière: Édition originale. Amiens, 1928; Lyonnet_Henry «Le Cid de Corneille» Paris: Edgar Malfere. 1929].

Краснов привлёк внимание не только женщин Франции, но и жителей Алжира. Андре Берталь написал следующий отзыв об очередном переиздании эпопеи «От Двуглавого Орла к красному знамени»:

«Роман сможет заинтересовать всех, кого волнует положение дел в Советской России. Автор, Краснов, избранный атаманом донских казаков, внимательно следил за русской революцией. В 1918 году он вёл военные операции против большевиков на Украине. Так что, под видом художественной литературы новый роман даёт точную и ценную информацию о кровопролитных годах, последовавших за падением монархии. Это исследование русского высшего общества до, во время и после войны. Его герой, Саблин, сперва простой корнет в гвардейском полку, затем командует армейским корпусом, и автор получает возможность показать нам умножающийся распад русской души, ход общественного разложения, который происходил в России, и фатально привёл народ к мерзостям революции, водворению материализма, утрате традиционных убеждений, отсутствию веры и идеала, заражению уравнительными и гуманистическими доктринами. Это основные факторы, которые подготовили и сделали возможным кровавый кошмар. Книга оставляет после себя глубокое впечатление» [«Notre rive. Revue nord-africaine illustrée» (Alger). 1927. №6. P.24].

Пока во Франции Краснова забрасывали комплиментами, оказывается, всё ту же ложь про честное слово генерала, которая получила всесоюзную известность по разговору с немецким писателем Э. Людвигом, Сталин почти дословно говорил раньше французскому леваку Анри Барбюсу 16 сентября 1927 г.: «Тов. Барбюс, вероятно, слыхал о генерале Краснове, который в октябре 1917 г. через несколько дней после революции пошёл на Ленинград. Мы его взяли в плен, но потом освободили на честное слово, а после этого он вёл войну с нами два года. Другой генерал, Мамонтов, который воевал с нами в 1919-20 гг., сидел у нас в Луганске в начале 1918 г. и мы его освободили на честное слово» [«Источник», 1999, №1, с.102].

Однако это интервью осталось неопубликованным. Далее Сталин ещё приврал, будто недавно арестованная группа собиралась отравить газом целый съезд советов до 5000 человек.

«Прекрасная книга приключений, написанная русским генералом Красновым, и переведённая французским генералом Н. Мюратом, «Амазонка пустыни» даёт очень интересный взгляд на ландшафты Азии на русских границах Сибири и Китая. Также он изображает китайцев в момент превращения в республику самой большой империи в мире. На дальнем посту на Востоке командующий, Иван Павлович Токарев, довольно угрюмый русский, не видит для себя удовольствия присоединиться к племяннице «в стиле Бретани» (sic), Фанни, которая делится с ним необыкновенными приключениями. Он полюбит ее, и вы догадываетесь, что ему наконец-то удалось стать любимым» [«Revue des lectures». 1927. 15 Octobre. P.997]

Интересно будет узнать про переводчика книг Краснова, князя Наполеона Ахиловича Мюрата. Этот потомок знаменитого маршала в 1904 г. поступил на русскую службу, чтобы участвовать в войне с Японией. С П.Н. Красновым, если не познакомился на той войне, то определённо сошёлся с ним в Офицерской кавалерийской школе, в которой с октября 1909 г. был помощником заведующего курсов обучения. С 1914 г. участвовал в войне, на которой отморозил ноги, которые пришлось ампутировать. Эмигрировав, Н.А. Мюрат зарабатывал переводами книг на французский язык.

Примечательна и личность издателя журнала «Revue des lectures». Он был основан в 1908 г., католическим священником Луи Белтемом, ровесником П.Н. Краснова, и до 1919 г. именовался «Romans Revue». Книжные обозрения аббата Бетлема были чрезвычайно популярны, и он набрал 145 тысяч подписчиков. Бетлем был противником отделения церкви от государства, коммунизма, фрейдизма, прочих левых течений и сопутствующей им деморализации. Для отделения частей текста вместо звёздочек в журнале использовался любимый Царицей Александрой Фёдоровной гамматический крест.

Похвалы переводам Краснова продолжались: «тот же издатель только что выпустил четыре тома, в том числе три экзотики: «Теодор, король островов», роман Жана Фавери; Bout de Rail, колониальный роман (марокканский) Жан-Рено и «Амазонку пустыни» генерала Краснова, роман из пределов Дзунгари, все три интересны, очень разносторонни, и очень реалистичны» [«La Pensée française et l’énergie nationale» Novembre 1927 – Janvier 1928. P.12].

Но не все работы Краснова выходили на французском. Н.Д. Тальберг пишет про «Душу Армии» Краснова: «настольной должна быть эта книга у каждого военного, у каждого русского юноши». Это прекрасная книга, написанная образно и сильно [«Двуглавый Орёл» (Париж), 1928, 23 февраля (7 марта), №16, с.10-11].

Рекомендации Высшего Монархического Совета заслужило и «Казачество» Синеокова с предисловием П.Н. Краснова.

К 1936 г. «Душу Армии» на своём языке выпустили болгары и сербы, но не французы.

Воспитательное значение писательских трудов П.Н. Краснова было давно отмечено и на родине. К столетию военной газеты, в которой он постоянно печатался, псевдоним Краснова приводился как главное её украшение: «не оставлял «Русский Инвалид» без внимания и вопросов нравственного воспитания. Военная читающая публика с особым интересом читала захватывающие фельетоны Бутовского, гр. А.Д. и др.; об этих фельетонах в военной среде шли необыкновенно большие разговоры, и здоровые взгляды, проводимые этими писателями, оставляли и будут оставлять ещё долго заметные следы в ней» [«Московские ведомости», 1913, №27, с.2].

Однако, русские монархисты подвергали издания Краснова и справедливой критике. Князь Дмитрий Оболенский в 1928 г. указал на тенденциозную и неверную оценку личности Императора Николая II в «Душе Армии», сделанную Красновым под влиянием других мемуаристов [«Царь и Россия. Размышления о Государе Императоре Николае II» М.: Отчий дом, 2017, с.117].

Те же причины обусловили и слабые места второй редакции романа «В житейском море».

Первые два тома «Тихого Дона» Шолохова, выпущенные отдельным изданием «Московским рабочим» в 1929 г., позволили назвать его единственным писателем, способным противостоять Краснову, бывшему главе Войска Донского, находящемуся теперь в изгнании и засвидетельствовавшему великий талант писателя [Andre Levinson «Cholokhoff et son épopée cosaque» // «Les Nouvelles littéraires, artistiques et scientifiques». 1929. 28 Septembre. №363. P.6].

Сочинения Краснова попали в библиографический сборник, включающий перечень русской художественной литературы о революции, мемуары, а также книги французских и иностранных писателей, выходивших на французском языке.

«KRASNOFF (Pierre). — Comprendre c’est pardonner. Payot, 1925. KRASNOFF (Pierre). — De l’Aigle impérial au Drapeau rouge. Payot, 1926. KRASNOFF (Pierre). — L’Amazone du désert. Trad. du russe par le Général N. Murât. Malfère, 1927» [V. Victoroff-Toporoff «Rossica et sovietica. Bibliographie_des ouvrages parus en  française de 1917 à 1930 inclus relatifs à la Russie et a l’U.R.S.S.» Saint-Cloud: Editions Documentaires et Bibliographiques, 1931. P.85].

В 1934 г. во французскую биографию императрицы Жозефины, первой супруги Наполеона, попала ссылка на П.Н. Краснова в перечне источников. Выглядит запись следующим образом: «KRASSNOFF (Peter Nicolaevitch). -Napoleon et les cossaks. Moscou 1932» [Sainte-Croix de La Ronciere «Joséphine impératrice des Français reine d’Italie» Paris. 1934. P.467].

Любопытно напомнить, что вопреки утверждениям бонапартистов, 1814 г. Жозефина приветствовала воцарение Короля Людовика XVIII Желанного и умерла, когда простудилась на праздновании в его честь.

Под псевдонимом Сент-Круа де ла Ронсьер (1872-1946) печатал основательные документальные исследования, дипломат и журналист, с 1933 г. кавалер ордена Почётного легиона. Ссылка на издание Краснова в Москве, безусловно, ошибочна, видимо, это парижское издание нового романа «С нами Бог» о войне с Наполеоном, выходившее для иностранных читателей под изменённым заглавием.

Также, в 1934 г. описание взаимоотношений Краснова и Деникина попало в один из томов истории Французской армии, издаваемых историческим отделом военного министерства [«Les armées françaises dans la Grande guerre» Paris: Imprimerie Nationale. 1934. Tome VIII. Vol.3. P.533-534]

Последний раз, насколько это удаётся отследить, орган интегрального национализма Шарля Морраса упоминал генерала Краснова после получения им третьей премии в 5000 франков от «Академии образования и взаимопомощи» за роман «Ненависть» как лучший антибольшевицкий роман. В этом международном конкурсе первую премию в 50 тысяч получила «Фабрика новых людей» Али Рахмановой. Четыре романа на французском языке получили почётные упоминания. Президентом Академии был кардинал Бодрийарт [«L’Action française».1936. 5 Mars. P.4].

Победителей называл французский академик Генри Бордо. Ещё до присуждения этого приза с романом Али Рахмановой познакомился Папа Пий XI и 23 марта 1935 г. передал ей письменные благодарности [«Journal des débats politiques et littéraires».1936. 26 Avril. P.6].

В апреле 1937 г. из-за финансовых неурядиц и под потенциальной угрозой со стороны образовавшего правительство Левого фронта и от совершающих в Париже убийств и похищений чекистскими преступниками, генералу Краснову пришлось покинуть Францию, где он в скромном уединении проживал на протяжении тринадцати лет.

В полевевшей Франции «союз Гитлера с Советской Россией и нападение на Польшу вызвали во французской печати ряд возмущенных статей, направленных почему-то против императорской России» [Г.Ф. Танутров-Жук «От Тифлиса до Парижа» Париж, 1976, с.271].

Проживание Краснова в стране, осуществившей оккупацию Франции в 1940 г., наложило отпечаток на отношение к нему части жителей этой страны, не получавших никакой достоверной информации о деятельности генерала Краснова в столице противника ввиду почти полного отсутствия таких сообщений из-за уединения Краснова и упорного его нежелания возглавлять какие-либо эмигрантские организации или оккупационные администрации.

В первое послевоенное время русские антисоветские издания во Франции были полностью запрещены, за исключением прерывисто редких выпусков, выходили только коммунистические газеты и журналы на русском языке. «Тетради» С.П. Мельгунова приходилось выпускать без разрешения парижских властей, меняя названия [Н.Н. Рутченко-Рутыч «Среди земных тревог» М.: Русский путь, 2012, с.464].

Мне пока не встречались отзывы о деятельности П.Н. Краснова во французской печати за последующие годы. Конечно же, как и в британском «Спектейторе», и во Франции находились честные люди, способные назвать преступлением выдачу П.Н. Краснова большевикам и его убийство в Москве.

Уже без Краснова, русская эмиграция по-прежнему оставалась, как отмечал в 1950 г. Архимандрит Киприан в Париже, держателем и передатчиком дочиста уничтожаемого в СССР пламени «старой русской духовной культуры» [«Свято-Сергиевское подворье в Париже» СПб.: Алетейя, 1999, с.85].

В то же время в СССР до 1937 г. «слово русский было чуть ли не синонимом слова белогвардеец». Сказать вслух, что он русский, «мог разве что какой-нибудь деникинский офицер» [Б. Сарнов «Скуки не было» М.: Аграф, 2004, Кн.1, с.126].

Уродливая сталинская подделка под патриотизм этого положения не изменила по сути, чуть корректируясь новыми обманами.

М.М. Коряков, занимавшийся в 1945 г. советской пропагандой в Париже, но вскоре бежавший в США от оккупационного красного тоталитаризма, обнаружил, что «эмиграция читает не столько Бунина или Зайцева, сколько… Краснова. В одном из русских книжных магазинов в Париже на почетном месте выставлена коллекция книг горе-атамана, про которого не мы, советчики, а в добровольческой армии говорили, что это — «проститутка, зарабатывающая на немецкой постели». Немало встречал я людей в Париже, которые судят о нас по бредовым романам Краснова. Будто и впрямь «там, где была Россия», теперь только чертополох, лопухи, бурьяны» [«История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х — начало 1990-х» М.: Наука, 2011, с.331].

Примкнувший к группе эмигрантов-социалистов Михаил Коряков выразил в 1947 г. свою политическую неприязнь к правым монархистам, преобладающим в Русском Зарубежье. Отметив рекордную популярность книг Краснова, беглец из коммунистического рая не успел вникнуть ни в то, кто был прав в противостоянии Краснова и Деникина в 1918 г., ни в содержание книг атамана. Среди чинов Добровольческой Армии нашлось сколько угодно разборчивых и умных людей, которые восхищались военным талантом атамана Краснова и непревзойдёнными всеми иными красными, белыми и зелёными правительствами его политическими достижениями. Белоэмигранты, разумеется, судили об СССР не по фантастическому роману «За чертополохом», а по другим книгам, в которых Краснов относительно точно передавал положение в условиях большевицкой оккупации, ужасы госплана и массового террора, особенно террора голодом.

В книге «За чертополохом» Краснова эмигранты видели в первую очередь манифест русского национализма, необходимого для спасения России. Веру в её воскресение находили и в последующих произведениях писателя за 1920-е и 30-е [Д.В. Скрынченко «Обрывки из моего дневника» М.: Индрик, 2012, с.171, 247].

Уже в 1975 г. в Париже протоиерей Александр Шмеман говорил эмигранту третьей волны писателю Владимиру Максимову, что патриотически и ностальгически настроенные русские беженцы за все минувшие полвека свели «русскую литературу – к генералу Краснову» [А. Шмеман «Дневники 1973-1983» М.: Русский путь, 2005, с.170]. Не послушав бессильного непоследовательно противоречивого осуждения правых наряду с левыми за взаимную будто бы вину, В. Максимов присоединился к голосу белоэмигрантов и прямо выразил симпатии жизненному пути генерала Краснова [«В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова» Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986, с.190].

В Зарубежье русские продолжили регулярно переиздавать книги Краснова и выступать в защиту его памяти и чести. Во многом именно русский голос способствовал уничтожению дутой репутации СССР среди бывших союзников по антинацистской коалиции.

Альбер Камю в записных книжках 1951-1959 гг. выражает разочарование части французской левой интеллигенции в СССР и недоволен замалчиванием преступлений большевизма, равных нацистским. В «Дороге к рабству», вышедшей в США в 1944 г., Фридрих Хайек с немалым основанием приводит признания бывших сторонников социализма, убедившихся, что сталинизм оказался даже хуже нацизма, при множественности их сходств.

В дальнейшем в советской пропаганде отмечалось, как у авторов самых популярных французских романов встречается «абсолютное, окончательное равенство» между коммунистами, бывшими противниками немецкой оккупации, и французскими коллаборационистами [«Изгнанники. Судьбы книг в мире капитала» М.: Книга, 1987, с.101].

Действительно, можно усмотреть много общего меж тем как такие коммунисты, хотя и представляющие самую человекоистребительную идеологию, враждебную всем национальным культурам, могли быть совершенно непричастны к фактическим преступлениям, но проявить себя достойно в борьбе за освобождение своего отечества. Точно так вели себя и многие русские власовцы, вынужденно выступающие на стороне Германии или обманутые её пропагандой.

Современный специалист по истории Франции, в книге о французах в Российский Империи считает, что разделение на сторонников коллаборационистов и их противников – такое же типичное явление для французов, как деление на левых и правых, роялистов и якобинцев, дрейфурасов и их оппонентов [Вера Мильчина «Французы полезные и вредные» М.: Новое литературное обозрение, 2017].

Н.А. Кривошеина в воспоминаниях «Четыре трети» писала: «многие французы, не только «правые», а самые широкие круги, не смели осуждать правительство Виши и считали, что Петэн чуть ли не спас Францию», – это пишет жена Игоря Кривошеина, участника Сопротивления. Она же сравнивает с такими французами тех, кто примкнул «к концу войны» «к акции генерала Краснова или генерала Власова». Хронологическое уточнение насчёт конца войны делает честь её познаниям проблемы [К.И. Кривошеина «Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней» М.: Эксмо, 2015, с.622-623].

Выдающийся пример показал Александр Солженицын, который, несмотря на то что власовцы обстреливали его во время войны, сумел отринуть ложное величие культа 9 мая, признать идейное превосходство русских, проигравших в борьбе с большевизмом и первым осудить – самого себя за прежний коллаборационизм с КПСС.

К аналогичным выводам пришёл и другой участник войны, Виктор Астафьев, который стал утверждать, что красная победа 1945 г., несмотря на важность одоления нацизма, «развратила нас, исказила мышление, упростила и искривила миропонимание» и созданный лживый культ этой победы равносилен пропаганде новой войны [«Уходящие острова. А. Борщаговский – В. Курбатов» Иркутск: Издатель Сапронов, 2005, с.108, 229].

Грандиозными советскими оккупационными насилиями 1941-1945 гг. большевики оправдывали любое внешнеполитическое насилие или внутренние репрессии.

Лживое лицемерие и двойные стандарты большевизма отлично показывает сопоставление того как в 1956 г. «в Венгрию двинули огромные силы, в том числе около 6000 танков – намного больше, чем Германия и ее союзники в 1941 году направили против СССР» [В.П. Смирнов «От Сталина до Ельцина» М.: Новый хронограф, 2011, с.236].

Пока жили непосредственные свидетели того, что из себя представлял террористический режим в СССР, полноценный всеохватный культ 9 мая создать всё же было невозможно.

Когда в 1969 г. противники ввода советских войск в Чехословакию разбросали в театре сто листовок, «революционного рвения никто не проявлял, кроме одной группы ветеранов войны, которые рвались в дверь, орали, что им испортили праздник, что они за этот строй воевали, и просили дать им меня, чтобы они могли убить меня собственными руками», вспоминает дочь одного из таких участников войны [В.И. Новодворская «По ту сторону отчаяния» М.: Новости, 1993, с.38].

Как и в послевоенной Германии в ФРГ, «в послесталинском Советском Союзе между поколениями отцов и детей образовался роковой, хотя и понятный, разрыв, разрыв обусловленный этими злодеяниями» – соразмерными у нацизма и коммунизма [В.С. Франк «По сути дела» Мюнхен, 1977, с.30].

Русские противники большевизма считали методы ведения советской войны 1941-1945 самыми худшими из возможных: «не считаясь с солдатскими жизнями и жизнью мирного населения», не восторгались они и итогами 1945 г. В этом белогвардейски настроенные диссиденты позднего СССР ориентировались на сравнение с образцами Российской Империи: по первой мировой войне русских запомнили высокими и здоровыми солдатами. После социалистических голодоморов в мае 1945 г. в Берлине увидели разительное падение в росте: «будто серые мыши сновали по улицам». «Изнасилования немок тогда были нормой» [А.В. Окулов «В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война» М.: Вече, 2013, с.235, 313].

Б. Ахмадулина передавала своё отношение к СССР: «истребление нации разными способами, включая уничтожение дворянства, священников, раскулачивание крестьян, это и есть вырождение народа», «которое педантично совершалось в России с семнадцатого года» [«Белла. Встречи вослед» М.: Молодая гвардия, 2017, с.18-19].

Невзирая на смехотворные попытки свалить вину за советское вырождение на эпоху Б.Н. Ельцина, «население российского Ближнего Севера, особенно Костромской области, сокращается более полувека», обгоняя депопуляцию даже Сибири и Дальнего Востока и не останавливаясь [«Социс», 2015, №12, с.80].

Как видно, представление об истреблении нации c полным правом распространяется на период и после 1945 г., а уж тем более к 1941 г. именно такое представлении об СССР имели белоэмигранты и желали этот процесс вырождения остановить.

Как показывает полное издание переписки Краснова времён советско-нацистской войны, 23 июня 1941 г. он полагал, что «Великая Неразделённая Россия не за горами», а 26 июня 1941 г. писал Князю Императорской крови Роману Петровичу: «сколько мне приходилось слышать, фюрер против расчленения России и думает о создании единой сильной, национальной России и о вечном союзе с ней». Со своей стороны, Краснов желал посильно повлиять на немцев в пользу восстановления в России монархического строя. В Романе Петровиче Краснов видел возможного претендента ввиду полученного воспитания «в обстановке великокняжеской» и близкого отношения «с императорским и королевским домом Италии» [«Переписка генерала П.Н. Краснова 1939-1945» М.: Сеятель, 2018, с.101, 107-108].

При самых положительных мотивах, Краснов оказался обманут официальной пропагандой и введён в заблуждение немцами, с какими находился в близких отношениях, но которые не определяли вехи нацистской оккупационной политики.

Краснов не получил информацию или недооценил, что придя к власти и расправляясь с оппозицией, Хитлер совершил «убийство нескольких видных представителей монархического национализма», левый национал-социализм и правый монархизм исключали друг друга [Дмитрий Поспеловский «Тоталитаризм и вероисповедание» М.: ББИ, 2003, с.387].

Именно монархисты из старой немецкой элиты, такие как граф Штауффенберг, играли ключевую роль в заговорах против Хитлера. Уже в 1938 г. существовал план убийства фюрера в рейхсканцелярии бывшим руководителем монархического «Стального шлема» подполковником Фридрихом Хайнцем. После провала попытки переворота в июле 1944 г. ему удалось спастись, бежав в Швейцарию. Значительное число казнённых по делу 20 июля принадлежало к фамилиям монархической аристократии [Жан-Луи Тьерио «Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»» М.: Этерна, 2012, с.115, 263].

Схожим образом и в Италии Б. Муссолини, который уговаривал Ф. Франко не восстанавливать монархию в Испании, после отставки от Короля в июле 1943 г. и спасения силами О. Скорцени, в январе 1944 г. казнил графа Галеаццо Чиано, одного из организаторов его отставки и противника антимонархической политики дуче [Г. Чиано «Дневник фашиста 1939-1943» М.: Плацъ, 2010, с.5-22].

Нельзя исключать, что на самом деле вполне Краснов понимал и эту расстановку сил, но не мог обнаружить своё расположение к немецким противникам НСДАП в подцензурной военной переписке и тем более, в печатных изданиях. Мемуарные источники передают самую резкую критику нацистской политики со стороны Краснова, отзвуки её имеются и в письмах, к примеру насчёт поддержки сепаратистов ввиду незнания русских дел. Во всех деталях этот вопрос рассмотрен в моей работе «Генерал Краснов. Последнее поражение».

В честных современных публикациях понимание того что Краснов был русским монархистом позволяет сделать совершенно справедливый вывод об отсутствии у него и других белоэмигрантов фашистских пристрастий при сохранении вражды к СССР, обусловленной беспрерывно совершающимися там массовыми убийствами. Правильнее говорить об антисоветских взглядах и побуждаемой ими логике действий [Н.М. Солнцева «Иван Шмелёв. Жизнь и творчество» М.: Эллис Лак, 2007, с.390].

Фашистские эмигрантские организации, будучи левыми и социалистическими, в свою очередь, ненавидели генерала Краснова и часто печатали ругательства по его адресу [О.К. Антропов «Третий путь для России. Пореволюционные организации и движения российской эмиграции 1920-1930-х» Астрахань: АГУ, 2011, с.523].

Точно так ненавидели Краснова и все сепаратисты, а, следовательно, примитивные пересказы нескольких одинаковых стародавних выдумок, оберегаемых в СССР от разоблачения и осмеяния лишь тоталитарным запретом доступа к правдивым источникам, даже в самой малой степени не в состоянии обозначить подлинного места Краснова среди различных политических сил и действительной его исторической роли.

Нарицание фашистами любых врагов большевизма такой же ложный приём, как и модное объявление любых достижений капитализма – социалистическими.

В игнорирующих исследования жизни Краснова подчинённых коммунистической мифологии изданиях изобилие упоминаний о деятельности генерала продолжает основываться на лживых вымыслах.

Многие считающие, будто советские преступления следовало совершать ради “великой” победы, придумывают разности, вроде того что 8 ноября 1941 г., когда было подписано в печать очередное издание «Тихого Дона», «белый атаман Краснов из фашистской Германии обращался к казакам с призывом направить своё оружие вместе с гитлеровцами» [В.С. Кожемяко «Деза. Четвёртая власть против СССР» М.: Алгоритм, 2017, с.230].

На самом деле в каждом из отправленных в 1941 г. писем П.Н. Краснов, помимо критики сепаратистов, призывал казаков не пытаться вмешиваться в чужую, организованную и ведомую немцами войну. Следует помнить и то что с 1919 г. Краснов более не являлся атаманом, и употребление этого титула можно проводить лишь условно, символически или в память прошлых заслуг, не в качестве действующего и официального звания.

Вопреки тому выбору, который предлагает восхваляющий радипобедные коммунистические геноциды Кожемяко, куда лучше быть на стороне прославляющей Власова Зарубежной Православной Церкви, чем при палачах и прислужниках убийц Жукове, Шолохове и Горьком.

Вспоминают, будто существовал отчёт, отправленный из Праги Гиммлеру в ноябре 1944 г. от КОНР, якобы Власова привлекли к сотрудничеству с абвером когда он ещё был в Китае до войны, причём указывалась фамилия вербовщика. Кроме того, на съезде КОНР якобы главнокомандующими хотели видеть не Власова, а Деникина или Краснова, но Деникин сам отказался, а Краснова не избрали из-за «явной пронемецкой ориентации» [А.Н. Корнилков «Берлин: тайная война по обе стороны границы. Записки военного контрразведчика» М.: Кучково поле, 2009, с.39].

Константин Симонов, у кого в военных дневниках советская цензура не пропускала любые подлинные негативные явления войны, брал у М.Ф. Лукина недостоверные по содержанию интервью, будто Краснов формировал казачьи воинские части, воевавшие в Югославии. Лукин даже передавал слова генерала Малышкина, будто власовцы посылали делегацию «наместнику» русского престола в Париж, и тот назвал их изменниками родины и не пожелал иметь с ними ничего общего [«Симонов и война» М.: Время, 2016, с.527, 535]. Напротив, находясь в плену в Германии, в декабре 1941 г. генерал Лукин говорил, что русские ненавидят большевизм и будут благодарны немцам за политическое освобождение, но отсутствие нового русского правительства и замена советской оккупации нацистской вызовет сопротивление [«Новый Часовой», 1994, №2, с.174].

Естественно, что любой кто знал про организованные советскими властями массовые убийства русских, разделял эти представления, которые легли в основу Власовского движения. А.И. Солженицын описывал такие настроения: «когда гитлеровские войска вошли в Ростов, они открыли собор и три-четыре церкви. И толпы буквально бросились в церковь. Немцы были врагами, в стране шла война, но открытие церквей создало у населения как бы пасхальное настроение. Это был жестокий провал коммунизма» [Л.И. Сараскина «Солженицын» М.: Молодая гвардия, 2009, с.189].

Другими показателями широкой борьбы с большевизмом стало пораженчество первых лет войны – дезертирство, сдачи в плен, сотрудничество с врагом. Именно во Власовском движении справедливо видят народное стремление «найти путь борьбы как против коммунистической власти, так и против иностранных оккупантов» [Е.Р. Романов «В борьбе за Россию. Воспоминания руководителя НТС» М.: Голос, 1999, с.222].

В схожем положении с власовцами были и польские беженцы, чья «одновременная ненависть и к нацистам, и к Советскому Союзу» при способности «отличать русских людей от советской системы» было явлением типовым, отнюдь не уникальным как они могли думать из-за того что здесь «Запад отставал от нас почти на целое поколение» [Михал Гедройц «По краю бездны. Хроника семейного путешествия по военной России» М.: Астрель, 2013, с.112, 205].

У мемуариста, который об этом пишет, родного отца красные посадили в тюрьму, пытали и расстреляли 26 июня 1941 г. Его чувства вполне разделяли русские, аналогично пережившую двойную, советскую и нацистскую оккупацию России.

Немцы не воспользовались первыми провалами красных, не дав организовать русское правительство и объединённую, а не разбросанную по различным частям, РОА, чего больше всего опасался Сталин, подразумевая русскую контрреволюцию при сравнении, что в 1918 г. большевики находились в куда более худшем положении, чем даже после самых сокрушительных поражений 1941 г. [А.А. Ветров «Так и было» М.: Воениздат, 1982, с.68].

Создав в 1918-м ту величайшую угрозу красным, двадцать пять лет спустя Краснов никаких воинских частей в преклонном возрасте не формировал, но наслушавшиеся бесконечного вранья о “великой” победе 9 мая начинают путать патриотизм с как можно более массовыми чекистскими преступлениями, убивающими и унижающими Россию, и сами начинают потворствовать им, т.к. ни в каких комсомольских гитлерюгендах им не объяснили, что одобрение этих преступлений не может быть приемлемо ни в какой форме.

По самым последним опросам ВЦИОМ, появившихся в октябре 2018 г., половина молодых людей от 18 до 24 лет ничего не слышала о большом терроре при Сталине, зато о “величии” сталинской победы им напоминают ежечасными порциями псевдопатриотического “воспитания”. Из тех же кто слышал, по всем возрастам, только 39% считают репрессии преступлениями. 25% считают их необходимостью, и ещё 36% оправдывают достигнутыми результатами, т.е. той же самой великой победой Гулага и Госплана.

Таким образом, хотя утверждения о том, будто до 90% жителей РФ поддерживают чекистские преступления, сильно преувеличены, тем не менее, как и предупреждали десятилетиями все критики лживого культа 9 мая, именно он является не только причиной оправдания любых массовых убийств, арестов и ограбления всей нации в СССР, но и даёт идеологическую основу для аналогичных преступных действий в эпоху путинской узурпации.

Такой же как писатель Пётр Краснов, настоящая русская гордость, поэт Арсений Несмелов, убитый большевиками в 1945 году, заранее написал стихотворение, обращённое «Моим судьям». В 1989 г., пока сталинистские «Наш современник» и ”Молодая гадина” в полную силу бились с власовцами и НТС, с Новодворской и всеми врагами коммунизма, его поместили в журнале «Знамя».

Часто снится: я в обширном зале…

Слыша поступь тяжкую свою,

Я пройду, куда мне указали,

Сяду на позорную скамью.

Сяду, встану, — много раз поднимут

Господа в мундирах за столом.

Все они с меня покровы снимут,

Буду я стоять в стыде нагом.

Сколько раз они меня заставят

Жизнь мою трясти-перетряхать.

И уйдут. И одного оставят,

А потом, как червяка, раздавят

Тысячепудовым: расстрелять!

И без жалоб, судорог, молений,

Не взглянув на злые ваши лбы,

Я умру, прошедший все ступени,

Все обвалы наших поражений,

Но не убежавший от борьбы!

Конечно, не одна роль жертвы нам неизменно присуща, но и самое последовательное проявление отвержения каждого нового чекистского преступления. Русская контрреволюционная преемственность имеет на своём счету самые героические проявления борьбы, из-за которых её представителей подвергали преследованию без срока давности. Это контрреволюционное упорство должно и впредь служить преградой усиливающемуся чекистскому деспотизму.