Русское почитание Императора Николая II

Противники монархистов воспользовались юбилейными датами 2017 и следующих годов не для того обличить разрушительное истребление, которым явилась революция 1917 г. Главным виновником революции, удобным всем, от коммунистов до демократов, был ими объявлен Император Николай II. Одинаково бездарно примитивные книги о нём выпустили создатели общественного мнения: представляющие телеканал «Дождь» леволиберал М. Зыгарь и издательство «Алгоритм» сталинист А. Колпакиди. На протяжении 2017 г. относительно популярный кандидат в президенты А. Навальный объявлял Николая II расстреливающим мирные демонстрации и постоянно использовал неуместную антимонархическую риторику вместо требуемой антисоветской, рассчитывая на привлечение сторонников слева. Заодно с ними сторону противостоявших Империи террористов взял и временами понимающий ложь демократии ещё один организатор протестных митингов новоявленный либертарианский утопист М. Светов, который говорит про Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: зарезали и хорошо. Всё уверовавшее в атеизм сообщество, пользуясь малейшим информационным поводом, фанатически изощрялось в оскорблениях по адресу убитого Государя.

Вместо того чтобы использовать правые протестные акции и осудить лживый, безвкусный, коррупционный фильм «Матильда», либералы записались в стражи государственного киномонополизма и истерически отстаивали священные права путинской принудительно массовой антимонархической пропаганды от общественного негодования.

Самым популярным приёмом дискредитации монархистов в 2017 г. стало отождествление вершинной русской национальной политической культуры, основанной на богатейшем опыте Российской Империи, Белого Движения и Русского Зарубежья с сектой царебожников, как нелепо назвали крайне немногочисленных пользователей выражения «Царь-Искупитель». Отныне решительно все, кто протестовал против намеренно лживого и невежественного изображения Императора Николая II в устном, письменном или художественном виде, объявлялись сумасшедшими, считающими Николая II Господом Богом, а место им, как заведено в СССР, рекомендовалось в принудительных психлечебницах.

Дабы не впадать в нелепые заблуждения, необходимо отличать понятие искупления от того сугубо определённого смысла Спасения, как совершившегося на Кресте Искупления из плена греха, получения возможности отдания себя в послушание Богу [Протопресвитер Михаил Помазанский «Догматическое богословие» Клин: Христианская жизнь, 2015, с.187-188].

При том, что выражение Искупитель чрезвычайно редко и мало кто использует из почитателей Государя, без соответствующего толкования, какого, насколько мне думается, никому не может прийти на трезвую голову, оно само по себе даже не означает подлежащего осуждению обожествления. Это может оказаться и совершенно рядовое не богословское, а обыденное речевое употребление. Так суждения о чьей-то Голгофе подразумевают мученичество, а не сообщения о втором пришествии Христа. Примеры невинного использования религиозной лексики такого рода весьма многочисленны.

Хотя возможны и злоупотребления возвышенными выражениями, в т.ч. со стороны предельно непопулярных и никем не слыхиваемых сект, как правило, возводить обвинения на пустом месте нелепо. Так часто раздувают угрозу неонацизма до общенациональной, делая рекламу незначительным шовинистическим фразам, чтобы потом любые проявления национализма, т.е. русской культурности, называть экстремизмом.

Если, например, В.В. Розанов полагал Ходынское несчастье за «великое искупление» цареубийства 1 марта 1881 г., это определённо не значит, что он считал погибших в мае 1896 г. искупителями греха, равными Богу Творцу или являющимися Им. Смысл этого выражения совершенно другой [«Царский сборник» М.: Паломник, 2000, с.428].

Показательно что в этом образцово составленном Сергеем и Тамарой Фоминами неофициальном сборнике служб, акафистов и молитв Святым Царственным Мученикам в помине нет никакого царебожия, искупление единственный раз упоминается одним Василием Розановым среди всех используемых документов.

Тем не менее, уже в декабре 2000 г. патриарх московский Алексий II осудил «Царский сборник» за приравнение признаваемого первоиерархом искупительного подвига Императора к Искупительному Подвигу Христа Спасителя – именно так им самим определялась разница однозвучных понятий в использовании прописных или строчных букв. «Это ересь. И если это будет распространяться в каком-либо из храмов или за богослужением, мы будем привлекать настоятелей к ответственности» [«Обращение к клиру и приходским советам храмов Москвы» М.: Софрино, 2001, с.72].

Прославляющий подражание Христу и просящий возлагать все упования на Господа «Царский сборник» благополучно продолжал распространяться, но крайне сомнительно, чтобы сам патриарх читал его, ибо излюбленное критиками монархистов царебожие в книге полностью отсутствует, что свидетельствует, как уже в то время, едва московская патриархия позволила оформить долгожданную канонизацию, на заведомо ложную дискредитацию активных почитателей Государя сразу были брошены информационные силы, направленные на деятельность и взгляды Зарубежной Церкви, там же называемые Алексием II политико-полемичными. Таковыми могли счесть молитвы о восстановлении престола и соблюдение к нему почтения, исключающего возможность неисчислимо множественного соглашательства верхушки МП с чекистами

Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, в качестве примера недопустимо превращения в политическую партию осуждает тех кто, будучи церковными людьми, «посвящает свою жизнь люстрации от “советского наследия” до “седьмого колена”». После такого лицемерные напоминания цепного пропагандиста про землю, политую в СССР кровью мучеников, обличают подлость самих проповедников новых чекистских арестов и тюремных заключений, прославляющих собственную “свободу” сравнительно с Царской Россией. Одновременно они осуждают призывы к покаянию за революцию и предлагают примириться с прошлым, т.е., по сути, признавая факт советских преступлений, прекратить осуждать большевизм. Им хотелось, чтобы следующие поколения не унаследовали контрреволюционные традиции, «эту нашу войну по поводу собственной истории», разумеется, в интересах господствующих социалистических партий при полностью уничтоженных правых [В.Р. Легойда «Церковь, возвышающая голос» М.: Эксмо, 2018].

Достижение такой просоветской партийной нейтральности требовало систематической борьбы с монархистами, и она постоянно велась. Первый заместитель того же регулярно позорящего Россию Синодального отдела по взаимодействию с обществом и СМИ А. Щипков внушает: «мы видим, как тема декоммунизации используется нашими ближайшими соседями в целях дерусификации. Можем ли мы лить воду на эту идеологическую мельницу? Разумеется, нет, не можем» [С.В. Чапнин «Церковное возрождение. Итоги» М.: Эксмо, 2018].

Такая система взглядов насаждается с самого верха, сейчас исторические сочинения почтительно компилируются по личным указаниям от В.В. Путина палатам Федерального Собрания: писать, «по какую бы сторону баррикад ни оказались тогда наши предки», с чекистской “объективностью” [«1917. Гроза над Енисеем. Русская революция в Енисейской губернии» Красноярск: Поликор, 2017, с.11].

Как ни стынет кровь и ни холодеют руки от вида вернувшихся с того света призраков коммунизма, по старой советской привычке эти ни в малой степени не полезные забалтывания приводятся для обязательных ссылок на руководящую роль партии, вместо прошлых утверждённых программ КПСС и собраний сочинений генсеков. Следуя таким указаниям, фальсификаторы порочат Императора Николая II и монархический строй, оправдывая тем самым революционные насилия.

По опыту общения, историки, питающие явную слабость к застойным временам, не стыдятся признавать заведомо необъективный заказной характер работ зависимых от правящих режимов “учёных”, и считают такое положение простительным или неминуемым.

Так обстоит дело в прессе, образовательной системе, в том числе в патриархийной номенклатурной верхушке, по важнейшим для нравственной атмосферы политическим вопросам серьёзно расходящейся с настроением русских церковных приходов, ориентирующихся в первую очередь на выдающиеся образцы служения Богу подданных Российской Империи.

Приведённое заявление 15 декабря 2000 г. не было самым первым осуждением фантастического “царебожия”. На эту тему перед августом 2000 г. успело выйти несколько статей, часть из которых вполне справедливо предостерегала от предосудительной лексики, неуместных суждений и сомнительных сочинений. Зато многие уже в то время, и потом всё чаще, пользуясь незначительным поводом, намеренно порочили любых сторонников монархической идеи и политики Императора Николая II, ввиду личной неприязни к ним или по официально утверждённым методичкам.

Пантеистическое обожествление монархов, к прискорбию, встречается у некоторых других авторов с прямыми ссылками на языческие концепции цезаризма, наряду с неуместным в нашу драматическую эпоху ура-патриотизмом, этноцентристским самовосхвалением и просоветскими заигрываниями [В. Ларионов, М. Городова «Священное наследие» М.: Алгоритм, 2010, с.219].

Но таких не замечают и не задевают. Уж точно полным молчанием обходят заявления быдло-“друзей” Путина: «мы обожествили Победу. Для нас Победа как Христос, а эта 30-миллионная жертва – это как жертва Христа». Из советских городов-“героев” Киев у них Иуда, а Москва Богоматерь. Соответственно с этим антихристианским советским культом 9 мая беспрепятственно возводят коммунистов во святые Мединский и Проханов. Это близкая аналогия еврейской подмены Христа культом холокоста.

В пору, когда никто ещё не выдумал крамольности любого употребления слова “искупление”, схожая с той что приводилась у В.В. Розанова мысль выражена 5 сентября 1904 г. в Париже в письме Максимилиана Волошина Маргарите Сабашниковой: «сколько ужасов, предстоявших России, искупил Достоевский! Он ведь был единственным противовесом террору, расходившемуся с 78 года» [М.А. Волошин «Собрание сочинений» М.: Эллис Лак, 2013, Т.11, Кн.1, с.142].

И здесь без злого умысла не разглядеть федебожия, обоготворения Достоевского, при некотором преувеличении значения литературы, свойственного интеллигентскому самомнению. Противовесами, разумеется, являлись все верные монархической идее русские, священники, солдаты, чиновники, полицейские, черносотенные рабочие. Их попытки противостоять тому же террору без Николая II и без воспитавшей его монархической системы не удались – ни в Белом Движении 1917-1922, ни во Власовском 1941-1945. Так что навязываемые ложные заявления о том, что монархическая бюрократия Николая II не справлялась с главными вызовами времени, намеренно скрывают то что на деле самый первый по шкале угроз вызов социалистического террора никто не одолевал лучше сторонников Императора – с ним во главе.

Хотя на самом деле почитание Николая II как праведного Царя всегда являлось признаком углублённых исторических познаний, какие невозможно получить в школах или от СМИ РФ, сторонники Русского Императора лишались всякого почтения, ибо для воинствующих большевиков, либералов и пантеистов собственное “общепринятое” навязанное послереволюционными узурпаторами лжезнание всесильно и единственно верно.

Обличая выдуманное или почти небывало неприметное “царебожие”, противники Николая II записались в собственную и вездесущую секту царегрешников. Её участники ревностно заносят оппонентов в “царебожники”, бессовестно называя так каждого современного монархиста, и пребывают в уверенности, что в образе правления Николая II нет ничего заслуживающего одобрения, Царствование его подлежит осуждению за грехи, а прославлен Государь лишь за терпеливое перенесение страданий с марта 1917 г.

Уверенность, будто Николай II только и делал что грешил, не подвергается и малейшему сомнению, хотя при попытках обоснования суждений царегрешники всегда крутят вымыслами, резко противоречащими точным данным, как это явно проявилось в распространении мифа об интимных отношениях Цесаревича с Матильдой Кшесинской, начисто опровергаемого достоверными её дневниковыми записями, опубликованными в этом же 2017 г. газетами на всеобщее обозрение. Отрывок дневника, опубликованный в 2011 г. в книге «В поисках минувшего» В.П. Нечаева, не доходил до последних годов их взаимоотношений, однако читавший оригинал дневника историк А.Н. Боханов давно сделал точное заключение о порядке общения Цесаревича и Кшесинской.

Поведение царегрешников напоминает то, как сильно в Российской Империи тот же блок либералов и социалистов пытался опорочить святого Иоанна Кронштадтского, не только публикациями в печати, но и постановкой “художественных” пьес. Приёмы всё те же: заведомо лживая вымышленная альтернативная история выдаётся за подлинную, в целях изобличения секты «иоаннитов» (уподобляясь современному языку врагов монархистов – ванебожников), с которыми отождествляется общественная поддержка бесчисленных почитателей протоиерея Иоанна Сергиева, которым далеко количественно уступали сторонники Льва Толстого.

Царегрешники почему-то считают, что монархисты не имеют права выказывать своё недовольство, они же не мумию Ленина защищают, не либералы, феминистски, евреи, негры или транссексуалы. За тем прячется мотив, что монархисты и на существование права не имеют. Зато сами царегрешники уверились в добропорядочности распространения любого клеветнического вымысла, ибо Николая II “канонизировали не за это”.

По такому же принципу любую революционную ложь легкомысленно берутся пересказывать пишущие о России иностранцы, далёкие от уважения к подлинным героям русской истории и не трудящиеся замечать опровергающие их исследования и источники. Тем грешат многочисленные переводы вроде «Дневников княжон Романовых» Хелен Раппапорт (2017), «Бывших людей» Дугласа Смита (2018).

В 2018 г. «Эксмо» выпустило перевод ещё одной книги Х. Раппапорт «Рок семьи Романовых». Значительная её часть заполнена пересказом самых абсурдных сплетен о Царской Семье. К примеру, писательница знает про безумие версий о руководящей руке немцев в убийстве Николая II. Они на протяжении десятилетий считались за нечто подлинное при изобилии лжесвидетельств и вымыслов. Но что вся история революции состоит из того же типа недостоверного дезинформационного шума, Х. Раппопорт до сих пор не представляет, правильный контекст трагедии не выстраивает, и сдвигов к лучшему в серии её легкомысленных книг не видно. Двойные стандарты, высокомерное пренебрежение, неразборчивая поспешность никуда не делись. Будет чудесно, если Раппопорт додумается когда-нибудь издавать сборники найденных ею неизвестных документов вместо долгих неудачных рассусоливаний.

Немногое удалось соотнести с моим расследованием Екатеринбургского злодеяния. Х. Раппапорт нашла всего одну телеграмму Бальфура Локкарту, в которой говорится, что Король Георг V беспокоится о положении Романовых и просит что-то предпринять, но министр поясняет, что ходатайство перед Троцким «нанесёт больше вреда чем пользы» и потому ровно ни одного шага в защиту Царской Семьи сделано не было. Такая расстановка сил высчитывалась и раньше.

Далее, Х. Раппопорт считает, что соучастник убийства Г.Е. Распутина Стивен Элли всё-таки не ездил в Екатеринбург, и наличие нарисованного перекрёстка в записной книжке не доказывает его непосредственного там присутствия. Она считает, что Элли руководил сетью агентов из Мурманска, а план мог получить от Престона или через него. Я тоже заявлял в начале 2018 г., что предположение о его приезде в Екатеринбург у Э. Кука и в д/ф ошибочно или пока не доказано.

Но главный эксклюзив это телеграмма Т. Престона 10 мая 1918 г. британскому консулу в Петрограде: «О причине его переправки сюда ходит много слухов, и согласно одному из самых распространенных, местные большевики держат его здесь ради получения выкупа от народных комиссаров в центре или затем, чтобы у первых появилась возможность оказывать давление на последних… Наиболее достоверный из этих слухов состоит в том, что бывшего Императора привезли сюда, поскольку Уральская область, и особенно Екатеринбург являются в настоящее время самым крепким оплотом большевизма в России».

А теперь сравниваем с моим переводом первого донесения Престона об убийстве Императора Николая II в 3-й части «Сравнительных характеристик версий Екатеринбургского злодеяния». Престон сообщал про якобы бывшие трения между местными красными и Москвой по денежным вопросам и про вымогательства под угрозой убийства Царя. Я увидел в этом сообщении совершенно непонятный источник либо сознательную попытку обеления Москвы.

Как выясняется. Престон привёл там в качестве факта самый недостоверный из слухов, в который он сам до того не верил, т.к. хорошо знал полную управляемость и надёжность большевицкого руководства Урала, с которым общался, знал их дисциплинированность и наверняка знал, что никакого шантажа не было. Тут снова остаётся пространство для интерпретаций, был ли Томас Престон жертвой слухов или создателем их с просчитываемыми намерениями, но версия его действий по линии организатора февральского переворота 1917 г. А. Мильнера этим может быть подкреплена.

Разъяснение подлинной истории февральского переворота 1917 г. является важной частью борьбы с приёмами лжи о Николае II. Ничто как обстоятельства свержения монархии не доказывает её сравнительной успешности и незаменимой востребованности в России. Революция победила только из-за изощрённо искусственной организации её во время войны английскими деньгами и спецслужбами скупкой хлеба в Петрограде, подкупом солдат и рабочих через студентов, насильственным арестом Царя участвовавшими в заговоре генералами и целым рядом иных особых приёмов, способных уничтожить любое государство.

Контрреволюционные силы были отвлечены на необходимость продолжения ведения войны, и даже после создания Белых Армий командование Деникина не позволяло вести полноценную борьбу с красными из-за соображений задач войны в первую очередь с Германией. Только поэтому, а не поскольку русский монархический строй якобы был самым слабым звеном, коммунисты сумели победить в России и проиграли в той же Германии, начав мятежи после войны уже на советские деньги. Обо всём этом следует приводить самые подробные имеющиеся уже доказательства.

Покуда люди ничего этого не знают, они не в состоянии оценить чудовищную несправедливость и преступность демократической революции.

Опирающейся на непрофессиональную макулатуру и полусоветский образовательный курс истории части царегрешников не нравится канонизация в принципе, ибо они уверены, что лишь одна узкая секта почитает Царя правителем праведным и святым, а грехи его столь велики, что не подлежат прощению.

Такие суждения явно выдают незнакомство с Императором Николаем II как с исторической личностью, и с тем, кем были и остаются его почитатели. Осознание святости последнего Государя не является следствием спекулятивных домыслов, а напрямую засвидетельствована жизненным подвигом Николая II.

Множество государственных деятелей, имевших регулярное общение с Императором и хорошо знакомых с направлением его политических решений, оставили в эмиграции схожие свидетельства, по выражению начальника Главного управления по делам печати (1905-1912), что «основною чертою характера покойного Государя была совершенно исключительная доброта. Это не была та доброта, которая внушается сознательным желанием делать доброе людям. В своей основе это органическая, скорее даже несознательная доброта, исходившая из самой природы покойного Государя и из всей совокупности его духовной сущности» [А.В. Бельгард «Воспоминания» М.: НЛО, 2009, с.398].

«Государь был большим христианином, у него была чистая и благородная душа. Он руководился Промыслом Божиим; его мысли и действия воодушевлялись верою. Он никогда не забывал Бога, он почитал церковь. Он не был ни ханжой, ни лицемером. Он верил глубоко и смиренно. Он высоко почитал религиозное смирение, которое было выражением его простой и чистой души» [П.Л. Барк «Воспоминания последнего министра финансов Российской империи 1914-1917» М.: Кучково поле, 2017, Т.1, с.83].

Сотрудник Департамента общих дел видел сотни царских резолюций на документах, какие даже вопреки желаниям служащих МВД не распространялись в печати, т.к. царские благодеяния совершались не ради собственной популярности. «Я мог привести ещё десятки примеров такого заботливого, внимательного и сердечного отношения Николая II к нуждам своих подданных». Благородный образ Русского Самодержца побуждал почитать его «как святого» [С.Н. Палеолог «Около власти» М.: Айрис-пресс, 2004, с.63-66].

Офицер, часто близко наблюдавший за Царской Семьёй на яхте «Штандарт», видел посвящение Николаем II всей своей жизни служению России. Пышная роскошь Императорского Двора служила не ему лично, а на пользу и славу России. «Проявление необыкновенной чуткости Государя переходит границы обычной человеческой доброты, внимания и ласки» [Б. Апрелев «Нельзя забыть» СПб.: Храм во имя святых Царственных Страстотерпцев, 2009, с.40-41].

При совокупности подлинных таких свидетельств не может не возникнуть заслуженное почитание достоинств Русского Царя, а равнодушие и пренебрежение к ним закономерно вызывает огорчение и ответное отторжение.

Сторонникам Николая II, конечно, тоже следует быть более бдительными в использовании источников и исследований, стараться уточнять свои представления, тщательнее отгораживаться от сталинистов и любых сторонников социалистической сверхдержавности, от идеала 1945 г. или 1991 г., к которым нас всё зовут вернуться. К примеру, И. Стрелков в дебатах с А. Навальным в 2017 г., называя себя монархистом, не потрудился продемонстрировать в чём заключается принципиальное отличие монархического строя от насильственно навязанной нам демократии, где открываются альтернативные возможности и преимущества монархии. Вместо этого только и приходилось слышать про 1991 год.

Аналогично, в книгах монархиста А.Н. Савельева можно встретить совершенно недопустимые заявления про «геббельсовский миф» о Катынском преступлении СССР, большевицкую победу 1945 г. он называет бесспорным символом национального единства, игнорируя вторую гражданскую войну, продолжение белогвардейской борьбы с коммунизмом. После чудовищных положительных оценок сталинского «государства-предприятия», всё это венчается заявлениями о поддержке государственности как Российской Империи, так и СССР, что означает несовместимо одинаковое отношение к социалистической революции 1917 г. и к контрреволюционной борьбе 1991 г. против тоталитаризма КПСС [А.Н. Савельев «Время русской нации» М.: Книжный мир, 2007, с.7, 91].

Поддержка СССР образца 1991 г. является самым полноценным большевизмом, а сталинское “предприятие” является грандиозным провалом, какую сторону социалистического обобществления ни взять, оно везде приводило к ухудшению жизни людей, к переводу в самые невыгодные условия. Большевики намеренно не строили необходимого типа жилья и собирались выстраивать системы не жизнеобеспечения, а тоталитарного контроля и эксплуатации [«Кладбище соцгородов» М.: РОССПЭН, 2011, с.229].

Также необходимо указывать на грани размежевания монархистов с группами спекулирующих на величии Николая II пропрезидентскими агитпунктами типа бывшего РИСИ, «Двуглавого Орла» Л.П. Решетникова с П.В. Мультатули. Они действуют в духе КГБ, который в изобилии создавал “патриотические” клубы и общества.

Навязываемое для дискредитации современного монархизма отождествление его с чрезмерно активно рекламируемой чекистами Натальей Поклонской из партии «Единая Россия», должно служить лишь примером одного из приёмов одурачивания русских в особо крупных размерах. Причём вовлечение Поклонской в рекламную кампанию для раздутия известности «Матильды» не отменяет того что монархисты должны использовать любой протестный повод для продвижения своих взглядов.

Несмотря на то что взгляды царегрешников навязывались всей тоталитарной советской пропагандой, даже в СССР находились самые достойные люди, отказывающиеся принимать её и разобравшиеся в значении личности Царя в русской истории.

Ярким примером тому является спортсмен Игорь Росляков, который ещё в 1980-е, до принятия монашества, «свято чтил память убиенного Государя нашего Николая II, и нам привил эту любовь» [Н.А. Павлова «Пасха красная. О трёх Оптинских новомучениках, убиенных на Пасху 1993 года» М.: Адрес-Пресс, 2002, с.288].

Стараясь высмеять набирающих вес монархистов в СССР, задевающий их роман «Ягодные места» опубликовал в журнале «Москва» за 1981 г. поклонник Че Гевары Евгений Евтушенко, утверждавший, будто проникнутые духом К.П. Победоносцева и ностальгирующие по Российской Империи националисты далеки от настоящих чаяний народа. Евтушенко обличал всякие буржуазные настроения, славил коммунизм и старшее поколение против непокорного юного в выражениях и пародиях под стать Всеволоду Кочетову.

Близко к тому же времени относится и попытка Евтушенко вернуть утраченное внимание и доверие к себе с помощью очередного советского пропагандистского мифа про гениальную школьницу [А.Г. Ратнер «Тайны жизни Ники Турбиной» М.: АСТ, 2018].

Пока тоталитарное насилие законтролировало все выражения политической мысли, могло казаться, что русская культура действительно заменена на советскую без остатка, а диссиденты и националисты – лишь отщепенцы. Так сейчас в РФ при полной монополизации крупнейших СМИ пытаются изобразить ничтожеством любого, кто презирает ложь телевидения, равно как и основных информ-агентств в Интернете. Но банкротство социализма стало началом бурного русского возрождения.

В сентябре 1987 г. поклонник Герцена Александр Борщаговский видел такое отстаивание идеологических концепций среди части противников коммунистов, судя по виду, радеющих за народ: «важно подправить пьедестал Николая II, постараться, чтобы и пятнышка не упало на его мундир» [«Уходящие острова. А. Борщаговский – В. Курбатов. Эпистолярные беседы в контексте времени и судьбы» Иркутск: Издатель Сапронов, 2005, с.305].

Многочисленные недоброжелатели отмечали, что к началу 1990-х «на поверхность политической жизни вышли» «монархисты, оплакивающие гибель Николая II и превращающие его в героя» [Е.В. Гутнова «Пережитое» М.: РОССПЭН, 2001, с.422]. Эти симпатии к Российской Империи и в первую очередь к Николаю II историки называют монархическим бумом 1990-х [И.С. Розенталь «За синей птицей» М.: Новый Хронограф, 2012, с.289].

Это было, как сейчас вспоминают, «народное движение», «народ хотел канонизировать царя Николая II» [«Неизвестный Даниил. Воспоминания о священнике Данииле Сысоеве» М.: Миссионерский центр, 2013, с.229].

Под народом тут надо понимать недемократично представляющее его активное меньшинство, радеющее о героях русской истории.

К примеру, в Ленинграде общественный комитет «Нева-Ладога-Онега» не добился успехов, выдвигая в 1990 г. депутатов в горсовет, но уже в 1991 г. выпустил посвящённый истории Белого Движения альбом С.В. Денисова, ближайшего соратника атамана П.Н. Краснова [Д.В. Шевченко «Ленсовет-Петросовет XXI созыва: образования и деятельность» дисс. к.и.н. СПб.: СПбГУ, 2016, с.62].

Перепуганные этим ростом монархических настроений советские историки в Ленинграде осенью 1990 г. собрались писать клеветнический опус, весь сводившийся к повторению наиболее дикой революционной лжи, вроде той, что Императорское правительство с 1905 г. сделало “ставку” на погромы [«Национальная правая прежде и теперь» СПб.: Институт социологии РАН, 1992, Ч.1, с.8].

Такие лживые лицемеры одинаково осуждают и вооружённые подавления монархическими властями революционных погромов, и “бездействие” Императорского правительства, подразумевая непременную срочность того самого моментального использования войск против толпы, которое сами зовут недопустимым и спекулируют на прискорбных фактах подавления насильственных акций (отнюдь не мирных демонстраций).

Ещё до 1981 г. в СССР многие подвергавшиеся запугиваниям, увольнениям, ограблениям и арестам верующие антисоветские активисты, осуждавшие чекистское порабощение московской патриархии, прямо высказались за канонизацию Императора Николая II [Джейн Эллис «Русская Православная Церковь. Согласие и инакомыслие» Лондон: ОРI, 1990, с.189, 221].

Верующим диссидентам приходилось в такой же тайне, как и контакты с НТС, держать портрет Царя [«Юрий Галансков» Франкфурт-на-Майне: Посев, 1980, с.291-292]. Почитающие портреты Николая II и Цесаревича Алексея в 1960-е попадали как в тюрьмы, так и в сумасшедшие дома [А.Э. Левитин-Краснов «Родной простор. Демократическое движение. Воспоминания. Часть IV» Франкфурт-на-Майне: Посев, 1981, с.35].

В материалах суда над диссидентами можно встретить утверждение о наличии иконы с изображением Николая II у собирателя икон. Иконой верующие также могли почитать и портрет. Сообщения об этом вводили либерально-прореволюционно настроенных публикаторов документов в недоумение [«Процесс четверых» Амстердам: Фонд имени Герцена, 1971, с.156].

Однако они не являются ошибочными ввиду многочисленности фактов почитания, которые проявляли себя всё более явно. Про молодых монархистов в Ленинграде 70-х пишет А.В. Окулов в воспоминаниях про НТС.

В 1976 г. стихотворение Нины Королевой «Оттаяла или очнулась?» с выражением симпатий Царице Александре и Цесаревичу Алексею по случайному редакторскому недосмотру или сознательному содействию было даже опубликовано в журнале «Аврора», что заметили и приветствовали монархисты в эмиграции, а большевики уволили за этот «монархизм» главного редактора журнала и его заместителя [«Скорбный Ангел» СПб.: Общество святителя Василия Великого, 2005, с.878-879].

Движение диссидентов и правозащитников в СССР нельзя было назвать демократическим, т.к. его представители явно давали понять, что они не симпатизируют идеям демократии. «Монархисты, например (а ведь есть среди нас и монархисты) тоже нуждаются в современных советских условиях в правовых гарантиях, в свободе слова» [«Форум» (Мюнхен), 1983, №2, с.39].

Одним из оснований крайне критического отношения к демократии было компромиссное отношение к коммунизму и регулярное пособничество ему. «Начиная с Ялты, ваши государственные руководители Запада необъяснимым образом подписывали капитуляцию за капитуляцией… никогда Запад и ваш президент Рузвельт не поставили никаких условий Советскому Союзу в получении помощи… и неограниченно помогали, а затем неограниченно уступали» [А.И. Солженицын «Американские речи» Париж, 1975, с.27].

Американский президент «Картер, целующий Брежнева – символ их духовного падения, беспросветной тупости и предельной наивности» [«Вече» (Мюнхен), 1983, №9, с.196-197].

Частично представители национально-церковного движения, как они иногда себя называли, претендовали на большую демократичность сравнительно с левыми правозащитниками, опирающимися на советские законы. При таком раскладе они оказывались несколько в подвешенном состоянии, кусками пользуясь базовым политическим наследием Российской Империи и несколько противоречиво примешивая к ней альтернативные взгляды.

Ещё в 1983 г. Юрий Кублановский написал стихотворение «Памяти алапаевских узников», с христианским почитанием жертв чекистских расстрелов и их мощей [«Новый мир», 1991, №8, с.125-126].

Из-за постоянных преследований КГБ за свои стихи, Ю.М. Кублановский вынужден был эмигрировать осенью 1982 г. Стоит отметить, как позднее поэт указывает, что за минувшее время Россия так и не была декоммунизирована, а те же чекисты, обвинявшие его в недостатке советского патриотизма, обратились в организованную преступность. Столь же показательно с его стороны осуждение трагической выдачи генерала Краснова с логичной расстановкой оценок противникам монархистов: «да и чего ждать от союзников Сталина? Скажи мне, кто твой союзник, и я скажу, кто ты» [«Новый мир», 2010, №9].

Убийство Императора Николая II представлялось неразрывно связанным с каждой жертвой красного террора, и потому обличителям антирелигиозных гонений приходилось отвечать и на появлявшиеся в советской печати обвинения верующих граждан СССР в монархизме.

«Я – священник. Оттого-то я и преклоняюсь перед мучениями Русского Царя (расстреляли вместе с детьми и прислугой – неслыханная жестокость!), оттого я не могу забыть мук русских крестьян, к которым сам принадлежу, оттого не могу без содрогания слышать о безжалостном истреблении русского дворянства» [«Вольное слово. Самиздат. Избранное». Вып. 28. Христианский комитет защиты прав верующих в СССР. Документы. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1977, с.91-92].

Самый монархический и более власовский чем сам Власов, написанный ещё в 1976 г. роман Владимира Солоухина «Последняя ступень» летом 1986 г. Валентин Распутин получил в Москве от автора с просьбой после прочтения передать Виктору Астафьеву. Распутин 17 августа 1986 г. из Иркутска сообщал, что желает передать роман, но затрудняется это сделать, беспокоясь за его сохранность: «рукопись Солоухина лежит, но посылать её с кем попало не хочу» [В.П. Астафьев, В.Г. Распутин «Просто письма…» М.: Молодая гвардия, 2018, с.87].

На то время полное противопоставление достижений Императора Николая II революционным разрушениям и всему советскому строю внешне не вызвало у В.Г. Распутина ни намёка на недовольство. В.П. Астафьев, если и не получил рукопись, то очень во многом выраженные в ней взгляды определённо разделял, в связи с чем с начала 1990-х прекратил всякую переписку с перешедшим на сторону коммунистов В.Г. Распутиным. Это пример замечательной принципиальности.

Известие о причислении Государя в 1981 г. Зарубежной Церковью к лику святых вызывало у одумавшейся части интеллигенции в СССР, полностью отказавшейся от советской идейности и культа революционного насилия, «глубокое удовлетворение», по воспоминаниям самого радикального противника монархистов, ни в какую не желавшего признавать антирусскую революцию ни общемировой катастрофой, ни общенародной [Б. Сарнов «Сталин и писатели» М.: Эксмо, 2009, Кн.2, с.340, Кн.3, с.239].

С усилением антисоветских сил в перестройку почитание Государя стало представлять ощутимую угрозу чекистскому всевластию. 11 января 1987 г. Горбачев, по докладам Лигачева и Яковлева, сообщал, что активно обсуждаемое всеми общество «Память» состоит из вполне советских людей, и только узкое руководство «хочет приспособить её к монархизму и к антисоветизму». О существовании монархистов Горбачёву приходилось говорить также 15 апреля 1988 г. Даже при обсуждении итогов выборов на Съезд народных депутатов РСФСР 22 марта 1990 г. в Политбюро высказывалась необходимость уже не рассадки по тюрьмам, а диалога с монархистами, не только с оппозицией из «Демплатформы». Члены Президиума Верховного Совета СССР, под влиянием Василия Белова, депутата ВС, предлагали Горбачёву следовать идеям Ивана Солоневича и восстанавливать монархию [«В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985–1991)» М.: Горбачев-Фонд, 2008, с.193, 327, 612, 614].

Василий Белов, по воспоминаниям Владимира Крупина, приносил «Народную монархию» И.Л. Солоневича в кабинет самого М. Горбачёва, без положительных последствий для монархистов, разумеется http://www.pravoslavie.ru/58712.html

В записке отдела пропаганды ЦК КПСС за 1988 г. А.Н. Яковлев, подавшийся после перестройки в буддизм, специально отметил необходимость борьбы с верующими, которыми при праздновании тысячелетия крещения Руси «в ранг святых возведён царь Николай II, члены его семьи и несколько тысяч белогвардейцев, так называемых “убиенных мучеников”» [Архимандрит Августин (Никитин) «Церковь пленённая. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха» СПб.: Изд. СПб. Ун-та, 2008, с.302].

Советский писатель Юрий Поляков в книге «По то сторону вдохновения» (2017) вспоминает, что главный редактор «Московского комсомольца» Павел Гусев в конце 1980-х поместил у себя коврик для ног с изображением Ленина, а на столе появился портрет Императора Николая II. Правда, в дальнейшем П. Гусев ещё несколько раз будет менять направления газеты, так что теперь она сливается с задавившей всю прессу чекистской пропагандой.

Александр Сегень пишет, что носил портрет Императора Николая II на крестном ходе из Кремля в сентябре 1990 г., затем во множестве таких портретов было вместе с имперскими флагами в ноябре 1990 г., когда начали установку закладного камня для восстановления храма Христа Спасителя. Разговор о канонизации Царской Семьи Алексий (Ридигер), которого подверженный неосоветской мифологии специфический биограф называет убеждённым монархистом, вёл в апреле 1991 г. [А.Ю. Сегень «Предстоятель. Жизнеописание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II» М.: Благовест, 2017, с.234, 246, 256, 270].

С.В. Фомин вспоминает, что почитатели Государя в начале 1990-х на заставах возле храмов собрали десятки тысяч подписей за канонизацию Царственных Мучеников https://sergey-v-fomin.livejournal.com/68583.html

В замечательном новом романе политэмигрант Дмитрий Саввин напоминает, что в 1992 г. в Иркутске проходили митинги и пикеты с требованием канонизации Императора Николая II [Д.В. Саввин «Превыше всего» М.: Эксмо, 2017, с.391].

О сторонниках канонизации примерно в те же годы вспоминает архимандрит Тихон (Шевкунов) в книге «Несвятые святые» (2011), заслуженно снискавшей симпатию многих читателей, хотя и новое чекистское пленение Церкви, во всех красках расписанное у Дм. Саввина, тут соглашательски сокрыто.

На фоне погрязших в чекистском терроре и самодовольной коррупции правителей СССР и РФ образ благочестивого Императора, свержение и мученическая смерть которого позволила водвориться революционной тирании, естественным образом стал самым ярким политическим ориентиром для каждого, кто отверг миражи демократии и социализма.

Они оказывались никому не нужными, если монархический строй и династическое наследование дают России умного и благородного правителя, до чьей святости никакое народоправство не сможет подняться.

Однако, в 1990-е в альтернативу провальной демократизации вновь выдвинулся не осуждённый и не запрещённый большевизм. Диссидент Владимир Буковский в книге «Московский процесс» совершенно точно указывает на последствия не проведённого суда над коммунизмом: «во всяком случае сдвиг «вправо» после такого процесса был бы никак не меньший, чем «влево» — после Нюрнбергского». Такой сдвиг вправо открыл бы выдающиеся перспективы для монархического движения.

Представляющий творческую интеллигенцию, другой сторонник судебного разбирательства над преступлениями коммунистических партий в дневнике за 1 февраля 1990 г. писал, недовольный по-прежнему возглавляемым КПСС и знаменем Ленина ходом перестройки: «когда партия наруководившись, насосавшись, наевшись до отвала, отвалилась от стола», «мы, обессиленные борьбой, выпотрошенные жизнью, переставшие уважать себя за то что во время кровавой трапезы прислуживали за столом, стоим, не в силах сдвинуться с места. Кончится тем, что едоки отдышатся, отдохнут и скажут: «Ну раз вы не хотите, то мы опять», — и снова навалятся на еду. На нас». Приписка 7 ноября 2000 г.: «так и произошло!» [В.И. Славкин «Разноцветные тетради. Записи на обратной стороне жизни» М.: Галактика, 2017, с.453].

Юрий Карякин, который с симпатией относился к возможности восстановления Монархии, в марте 2000 г. тоже сожалел о несостоявшемся процессе над большевиками: «наших мерзавцев надо было судить так же – они это заслужили и перезаслужили. И по количеству убиенных, и по «качеству» убиения» Мысли о подобном Нюрнбергскому процессе писатель напрямую связывал с рассуждениями об убийстве Царской Семьи и видел величие христианской идеи в том, какими были Николай II – «Монарх от Бога и народ, веривший (как бы там ни было) и оставшийся ему верным – не столько во имя царя, сколько во имя Бога» [Ю.Ф. Карякин «Переделкинский дневник» М.: Книжный клуб 36.6, 2016, с.262, 304, 429, 508].

На массовых демонстрациях 1990 г. требование коммунистического Нюрнберга сочеталось с появлением национальных трёхцветных флагов и множества мелких партий [Д. Саттер «Век безумия. Распад и падение Советского Союза» М.: ОГИ, 2005, с.74].

Уравнение коммунизма и нацизма во множестве выявилось и в требованиях протестующих против ГКЧП в августе 1991 г.

Московский процесс должен был стать и справедливее Нюрнбергского, в котором со стороны коммунистов принимали участие преступники вроде Я. Вышинского и Р. Руденко, лишавшие процесс необходимой объективности, а также англичане и американцы, нередко совершавшие во время войны те же преступления против некомбатантов, за которые судили немцев. Но А.Н. Яковлев, подгрёбший под себя реабилитационные процессы, действовал в хрущёвском духе и по праву заслужил сравнение с Геббельсом от Буковского.

Помощник Ельцина по правовым вопросам Михаил Краснов на конференции НТС указывал, что в 1992 г. конституционный суд отказал в признании КПСС и её преемников преступными организациями, закрыв возможность Нюрнберга [«Посев», 2002, №1, с.21].

Конституционный суд, являясь частью прежней преступной советской системы, затем поддерживал мятеж октября 1993 г. Все такие остатки СССР следовало отстранять значительно скорее.

Супруга Б.Н. Ельцина вспоминает, как она и президент старались отдавать должное «памяти невинно погибшим» в 1918 г. в Екатеринбурге, считая это «очень важным» [Наина Ельцина «Личная жизнь» М.: Синдбад, 2017, с.297].

Как следует из её записей, Борис Ельцин не был издавна антисоветски настроен, поскольку даже про раскулаченного отца, осуждённого на 6 лет рыть канал Волга-Москва, Ельцин узнал только после падения СССР, родители скрывали от него эту историю. Подлинные масштабы коммунистических преступлений приблизительно постиг только в конце 1980-х.

Сторонник проведения антикоммунистического Нюрнберга Александр Подрабинек утверждает, что в Свердловске по должности первого секретаря обкома Ельцин санкционировал аресты диссидентов.

Однако, произнесённые Борисом Ельциным «со жгучей скорбью» об Ипатьевском доме и убийстве Царской Семьи запоминали и противники большевизма в Русском Зарубежье [И.А. Кириллова «Встречи. Замечательные русские люди в России и в эмиграции» М.: Центр книги Рудомино, 2012, с.157-158].

Сильнее всего проведению Московского процесса помешало сохранение за коммунистами в РФ серьёзных политических позиций. Чтобы захватить и удержать власть, Ельцин вынужден был постоянно входить во временные союзы с красными силами, которые каждый раз поднимали мятежи и подрывали его позиции ради восстановления СССР. Так происходило неизменно от блоков с «Коммунистами за демократию» и вице-президентом Руцким до Примакова и Путина.

В пору путча Верховного Совета 1993 г. для создания ложной видимости единения красных и белых и обманного привлечения монархистов и националистов на свою сторону, имперские флаги активно использовались сугубо коммунистическим Фронтом национального спасения, состоявшим из основных существовавших на тот момент радикально левых организаций во главе с Зюгановым, Прохановым, Бабуриным и другими знатными идеологами большевизма и восстановления СССР. Символикой ФНС было кощунственное совмещение красного знамени с чёрно-жёлто-белыми цветами.

Со стороны, условно и неверно считающейся “правой”, сотрудничать с Зюгановым и Прохановым могли только симпатизирующие нацизму или любому тоталитаризму сторонники ГКЧП, как идеолог НБП А.Г. Дугин, определившие себя советскими людьми [М. Сэджвик «Наперекор современному миру. Традиционализм и тайная интеллектуальная история» М.: НЛО, 2014, с.376].

Поэтому отождествление с монархистами защитников Белого дома по традиционному флагу Российской Империи глубоко неверно. В стенограмме съезда 24 сентября прямо указано что это партийные флаги ФНС [«Москва. Осень-93. Хроники противостояния» М.: Республика, 1995, с.122]. В воспоминаниях нацистов про их красно-коричневый союз, упоминаются люди ФНС с пистолетами и короткоствольными автоматами [«РНЕ в Белом Доме» М.: Радонеж век XXI, 2011, с.70].

Ещё 28 октября 1992 г. Ельцин выпустил указ о роспуске ФНС, признав его экстремистской организацией. Советский конституционный суд такой указ отменил.

ФНС был настроен настолько радикально сталинистски и революционно, что перед первыми выборами в Г. Думу новорожденная КПРФ решила от него дистанцироваться, что сторонники полного уничтожения капитализма считают предательством.

Представители лживого соединения правой и левой символики считали сталинское террористическое правление имперским броском вперёд, зато Белую Идею обзывали ложной поимённо в лице всех без исключения её представителей: Колчака, Краснова, Власова. «Регулярно заигрывает с “русской идеей” окружение Ельцина, особенно в псевдомонархическом и псевдоправославном ключе» [А.И. Подберёзкин «Русский Путь» М.: РАУ-Университет, 1999, с.199].

Зовя себя истинными демократами, такие самозванцы и предатели русского национализма играли роль “отстойника” для союзников КПРФ в составе НПСР. В 2018 г. новый НПСР будет играть такую же роль пособничества коммунистическим кандидатам.

Без появления полностью враждебных коммунизму влиятельных политических течений реальной возможности провести Московский процесс не возникало. Монархическая реставрация, о которой подумывал Ельцин как о средстве одоления коммунистического большинства, не реализовалась. Количественное преобладание советской политической культуры привело к закономерным трагическим результатам водворения путинизма.

Аналогичное сохранение советских привычек в хозяйственной сфере не позволяло перестроить государственно-монополистический монстр с необходимой для пущей безболезненности быстротой. Затягиванием отхода от социализма занимались все просоветские политические силы, до 1993 г. коммунистический Верховный Совет, затем Г. Дума с преобладанием КПРФ, красные губернаторы, мэр Лужков в Москве. Последний столь активно противостоял приватизации, что ставит в пример Егору Гайдару Феликса Дзержинского. Настолько, что считает главного чекиста умным и порядочным человеком, достойным памятников, звания спасителя России [Ю.М. Лужков «Москва и жизнь» М.: Эксмо, 2018, с.172].

Такой у нас была и осталась типичная оппозиция ельцинскому режиму, которой подыгрывала с другого фланга рехнувшейся демшизы поддержка чеченских террористов, называемых народом по незыблемым либеральным традициям поддержки революционеров со времён Российской Империи. Вместо выстраивания преемственности борьбы, которую вели прежде и царские войска, и белогвардейские, война 1995 г. объявлялась сталинизмом, что только сталинистам и было на руку.

Хотя демократы не в состоянии назвать, какие друзья детства Императора Николая II чудесным образом из ниоткуда вдруг стали самыми богатыми людьми Российской Империи, или в какие десятилетия из правления Царя Россия переживала деградационный застой, демократы всё равно продолжают истово ненавидеть Николая II, не умея привести ни одного довода, который бы не компрометировал их самих.

К примеру, соавтор разоблачительного доклада против Лужкова, Владимир Милов в июле 2018 г. на мои обвинения в использовании жутких советских лозунгов типа “долой царя” в Красноярске сказал, что монархический и советский строй испытывал одно и то же презрение к “человеку”. Такое уравнение свидетельствует о полном непонимании преступлений и угроз большевизма, о неспособности и отсутствии намерений успешной борьбы с красными. Не в одной этой фразе и дальнейшей защитной аргументации Милова, а в целой системе политической стратегии налицо неизменная готовность во имя свободы и демократии ещё хоть сколь угодно раз отдать Россию на растерзание социалистам. Постоянное осуждение либералами героического спасения Николаем II и монархистами России от большевизма с Гулагом и Госпланом – показатель политической профнепригодности степени позора и ужаса.

Демократам следует лучше задуматься, «если цинично признают состоявшимися выборы при 25% явившихся, — а что думает 75%, нам и знать не надо», значит «надо искать» «более верную форму представительства» [А.И. Солженицын «Россия в обвале» М.: Русский путь, 1998, с.49].

С другой стороны, 75 или 100 процентов голосов тоже не передают мнений явившихся.

«Как неоднократно показывала новейшая история, право голоса само по себе не гарантирует свободу», и есть даже опасность «диктатуры всеобщего голосования» [О. Хаксли «Возвращение в дивный новый мир» М.: АСТ, 2015, с.129].

Демократия не тождественна ни с правопорядком, ни с эффективностью и функциональностью. Если не бороться с угрозами демократии, то их не получится и предотвращать.

Лужков и его семья живут ныне где-то в Лондоне и Швейцарии с награбленными миллиардами, о чём мечтают и все прочие путинские последователи Дзержинского и Свердлова, вложившиеся в заграничную недвижимость и там же упрятав коррупционные доходы.

В 1992 г. половина промышленности продолжала производство в расчёте на государственные заказы, которых уже не могло быть ввиду полного банкротства СССР, без закрытия неэффективных и убыточных предприятий [«Антология мировой закулисы» М.: Алгоритм, 2017, с.299].

При этом начатая приватизация предприятий сопровождалась сугубо лживой советской пропагандой о равномерном распределении народного достояния. На самом деле всё захваченное и награбленное большевиками принадлежало им же, а не народу. Советский монополистический олигархизм стопроцентен и потому беспредельно хуже любого капиталистического. Никакого “народного достояния” не существует, и раздать его всему населению невозможно. Получать прибыль предприятия можно только вкладываясь в него и добиваясь успеха от вложений. Большевики ничего этого делать не собирались и всё что они предлагали это замораживать цены, печатать деньги и вводить над всем государственный контроль. Это отрицание экономической стратегии Николая II. В любую эпоху ничего кроме программы уничтожения экономики большевизм предложить не может.

Что характерно, демократическое движение в СССР и Зарубежье зачастую склонялось к социализму и прямо заявляло о нежелании возвращаться к временам Николая II, предлагая передавать предприятия не частным собственникам, а всем рабочим. Так ложь большевизма и ленинская демагогия продолжали процветать.

К началу 2000-х, несмотря на значительную долю приватизации, сохранялась та же проблема, заставлявшая думать, что для спасения страны необходимо совершенно устранять советские заводы, которые, ничего не производя, сжирали огромные деньги налогоплательщиков: «сколько ещё заводов-убийц за каждым закоулком нашей необъятной родины с ножом притаилось» [Елена Трегубова «Байки кремлёвского диггера» М.: Ад Маргинем, 2003, с.272].

Правых политических сил, способных устранить эти помехи, не возникло, при очевидной их востребованности. Именно монархисты могли бы, следуя наиболее правым экономическим принципам устройства Российской Империи, показавшей при Николае II огромную эффективность и менявшейся на глазах не в пример путинской стагнации.

С прискорбием надо признать, что до сих пор проблемой монархической сознательности в РФ остаётся заражение вражескими идеями в виде социалистической уравнительности или государственной монополизации. Для давно минувших лет в некоторой степени является простительным безотчётное повторение левой критики демократии за неимением на виду правой при полном отсутствии собственного понимания стремительно меняющихся обстоятельств и сущности коммунистических пропагандистских фальшивок в защиту СССР, но надо понимать, что такие сторонники социал-монархизма разделяют ответственность за водворение путинизма, рабства и террора “китайского пути” и прочих путей деградации, какие сами и насоветовали.

Успешная экономическая политика Николая II лучше всего воплощает те объективные перемены, требуемые для оздоровления РФ, чтобы не нуждаться в посторонних примерах типа Ли Куан Ю и заповедников для преступников со всего мира типа Швейцарии. Более подходит, хотя и с серьёзными оговорками, пример Финляндии как части Российской Империи, несколько раз отбившейся от красных оккупантов, включая и агрессию 25 июня 1941 г. По уровню жизни Финляндия в 1990 г. заняла 2-я место после Швейцарии.

Размеры падения, достигнутого революционерами, отражены в ряде параметров вроде внешнеторгового оборота, который в 2017 г. в РФ 1,7% мировой торговли, меньше Сингапура. Российская Империя Николая II с внешнеторговым оборотом 2,9 млрд. руб. – 3,4 % мирового. Национальный доход РИ 7,4 % мирового – 16,4 млрд. руб, с самыми высокими темпами прироста. Доля национального дохода РФ в мире – 1,6%, и стагнации не видно границ. Так что, опровергая лживую статистику “сверхдержавы”, Р. Рейган ещё до перестройки точно сказал, что СССР выбросил русских на обочину истории. Восстанавливая СССР, сейчас с застоем хотят вернуть и подделку экономических показателей.

Царствование Николая II это пример привлечения огромных иностранных капиталов, какие из РФ только бегут от чекистского произвола, грамотного вложения бюджетных средств и умножения значительного частного бизнеса.

При Путине заводы-убийцы ещё расплодились повсюду: в санируемых госбанках, роскосмосе, субтропических зимних олимпиадах, чемпионатах мира и универсиадах, крымских мостах и газовых трубопроводах, и прочих сверхдорогостоящих бессмыслицах, в условиях десятилетней стагнации нужных только в коррупционных целях.

В правовой сфере вместо самого принципиального осуждения всех советских преступников, как не стало СССР, продолжило происходить нечто прямо противоположное. В феврале 1992 г. главной военной прокуратурой РФ был реабилитирован террорист Павел Судоплатов. В апреле 1992 г. реабилитирован Наум Эйтингон, заведовавший диверсионной работой МГБ. В апреле 1996 г. в правах на изъятые награды восстановлен организатор похищений и убийств белых генералов Яков Серебрянский [В.С. Антонов «Эйтингон» М.: Молодая гвардия, 2017, с.181-207].

25 декабря 1997 г. Военная коллегия Верховного суда РФ вынесла чудовищно невежественное определение, состоящее их сплошного ряда ошибок, согласно которым генерал П.Н. Краснов оказался виновен и в корниловском походе против Керенского, и в поддержке Керенского «против революции», и в собрании к маю 1918 г. якобы 110 тысячной армии. Составлявшие такое определение не люстрированные трое советских генералов юстиции считали, что за всё это Краснов заслуживал смертной казни, даже и за то как он «призывал население России принять участие в борьбе с большевизмом для установления монархического строя» [«Переписка генерала П.Н. Краснова 1939-1945» М.: Сеятель, 2018, с.425-426].

Вал всевозможных прощений и прославлений коммунистических убийц длился следующие годы, а теперь к столетию позорной преемственности ВЧК-КГБ-ФСБ все советские преступники изображаются героями с вымытыми именами, а их отважные противники – изменниками, достойными смерти.

Придерживающийся таких юридических принципов современный чекистский режим с восхищением перенимает и самые худшие преступления западных спецслужб и “миротворческих” террористических оккупаций. Устраивая кибератаки, сбивая чужие самолёты или отравляя где угодно перебежчиков или противников ФСБ, теперь уже официально объявляют англичанам: вы тоже организовали убийство Г.Е. Распутина или П. Лумумбы.

Как и раньше, любые свои преступления большевики без устали объясняют борьбой с мифическим нацизмом во всякой точке планеты. Прямые преемники лживых пропагандистов ленинизма К. Симонова и М. Шолохова решили даже свою войну в пользу Башара Асада, возглавляющего правящую социалистическую партию, объяснять тем что ИГ создали бежавшие в арабские страны нацисты [«Сирия в огне. Глазами фронтовых корреспондентов «Красной Звезды»» М.: Вече, 2017, с.71].

Константин Симонов, напомню, объявлял войну всем, кто не принадлежит к стороне коммунистов: «Мир неделим на чёрных, смуглых, жёлтых, А лишь на красных – нас, И белых – их». Этих белых Симонов обещал гнать и сбрасывать в море всюду: «в Африке ль, в Европе» [Б. Сарнов «Сталин и писатели» М.: Эксмо, 2008, Кн.1, с.552].

Реставрируя в РФ советские порядки, чекисты решили следовать старому правилу и снова заваливать социалистическую Кубу безвозвратными кредитами, и вернулись к тому, как раньше под видом борьбы за мир «Советский Союз вооружает до зубов Сирию» [«Континент» (Париж), 1976, №6, с.274].

Не найдя на планете других союзников кроме пожирающей миллиардные кредиты РФ социалистической Венесуэлы с гиперинфляцией в 14 тысяч % в год, и социалистических тиранов в Сирии, использующих против своих граждан оружие массового поражения, путинские чекисты, убивая тысячи мирных жителей в бомбардировках чужих стран, организуя частные военные компании для снятия ответственности за совершаемые преступления с официальных чекистских структур, в РФ полностью повторяют схемы действий и их прикрытий, которые использовали и продолжают пускать в ход для аналогичных преступлений те же США, которым лишь на словах оппонируют советские узурпаторы, а на деле ученически берут за идеал подражания всё самое худшее, а их пропаганда уверяет, что мы должны гордиться каждыми новыми рекордами подлости внешней политики РФ и регулярными предательствами национальных интересов.

Первый идиотский приговор за лайк в Интернете сделан в Цюрихе, и только после него наши чекисты стали судить за репосты сообщений о преступлениях Советского Союза [А.В. Соколов «Сетевой политический протест в России» Дисс. док. полит. н. М.: РАНХиГС, 2018, с.91].

Демократические режимы защищают свои конституции, не стесняясь в средствах. В США воцарилось насильственное расовое смешивание и основанная на антибелом расизме “толерантность”, которую американцы сравнивают с тотальным насаждением в СССР коммунизма. В Британии безумие либеральной цензуры и заискивание перед еврейством довело до ареста видеоблогера, выложившего запись будто бы зигующего мопса. В Австрии за декларативное объявление конституции нелегитимной и иные словопрения был дан приговор женщине на 14 лет тюремного заключения.  То как защищался Император Николай II от лжи, измены, пуль и бомб – образец милосердия сравнительно с ныне господствующим либерализмом.

Ни в чём не способные представить ему положительную альтернативу власти РФ главным предметом гордости представляют отхваченный в 2014 г. аналогом восточной Германии ценой развязывания идиотской войны “исконно”-восточный клочок западной Германии, от чего всем живущим по обеим сторонам фронта надолго стало только хуже.

Взбесившаяся и доныне не унявшаяся двухсторонняя пропаганда об украинской войне 2014 г., примерно одинаково лживо вещающая о европейской демократической революции или геополитическом могуществе бензоколонки, нанесла удар и по монархическим настроениям в России. Екатерина Шульман в «Практической политологии» (2018) приводит социологические данные о том, что с 2014 г. в РФ доля желающих жить в дореволюционное, добезцарское время, уменьшилось.

Если продажный либерально-оптимистический автор «пособия по контакту с реальностью» из конторы РАНХиГС «при президенте РФ» видит в таком изменении положительные сдвиги к демократии и вообще считает чекистскую узурпацию в РФ беззубой имитацией авторитаризма, то мы, зная цену всевозможным выборам и представительным органам подражания процедурам народовластия в СССР, ничего принципиально нового в существующем “гибридном” режиме не увидим. Будь возможно проводить социологические замеры в советское время, там тоже находили бы самые “оптимистичные” запросы общества на справедливость и демократию.

Однако в СССР депутаты ещё до избрания получали приглашения явиться на запланированные советские заседания, а в избирательных комиссиях расписывались за не пришедших голосовать, и при партократии никакого значения общественное мнение не могло иметь, не говоря уже о том, насколько это мнение умно и сведуще.

Сам термин гибридного режима используется исключительно чтобы облагородить чекистов. В диссертациях от РАНХиГС и не такое прочитаешь. Среди защищаемого «Института президента на постсоветском пространстве как фактора политической стабильности» и «Пропрезидентских молодежных общественно-политических объединений» упомянутая диссертация А.В. Соколова выглядит исключением, довольно честно изображая историю политических протестов последних лет.

Под предлогом спасения “беззащитной” великой победы 1945 г., этой священной чекистской скрепы, от новых злобных наветов, события 2014 г. использовались для отнесения всех противников советской власти к изменникам родины, подлежащим вечному проклятию, а их идейных последователей – к лишению гражданства и имущества. В категорию предателей попали, разумеется, все русские белогвардейцы и монархисты, которые не поклонились красным оккупантам и понимали противоположность интересов России и советской власти, нанесение строительством социализма с каждым годом всё большего вреда.

Забыв про недолгий зуд сугубо гробокопательной имитации обаяния преемственности с Императорской и Белой Россией, с 2014 г. не только в оторванных от Украины бандитских народных республиках насадили МГБ, советские гербы и памятники к столетию чекизма, такие же символы и идеи большевизма, воплощаемые Дзержинским и Урицким массово насадили сверх имеющегося и в самой РФ, что совершенно закономерно увязывается с подрывом промонархических настроений.

Ракета и розовые очки Е. Шульман вознесли и ободрили читателей «Практической политологии» до утешения, что покуда современные молодые люди (те самые, что знают про культ 9 мая, а не про сталинский террор) не желают разбираться в том, кем были исторические личности прошлого, как Николай II и Ленин, зато читают ведущиеся студентами интернет-паблики смешных картинок, то так и надо, значит, ещё не всё потеряно на Руси.

Спрятавшись за спинами подкупленной армий декораторов деградационного застоя, Путин и по заводам-убийцам может найти примеры для подражания в том как сейчас демагог Д. Трамп выплачивает огромные пособия угольным олигархам под видом спасения рабочих мест шахтёров вместо того чтобы закрывать убыточные шахты по примеру М. Тэтчер, придерживавшейся правой экономической политики и одолевшей социалистов. Впрочем, и в США начинают закрывать и заменять угольные электростанции, чего у нас видать.

Сугубо левая политическая преемственность, в соответствии с социал-демократическими и эсеровскими биографиями деятелей ВЧК, ведёт в глубинные традиции революционного движения, под лозунгом «долой царя» изначально добивавшегося номенклатурной монополизации всех властных ресурсов и ограбления всего народа. И не одного.

Спонсор и идеолог терроризма М. Горький, уверивший коллегу-графомана М. Зыгаря в правоте каждого подлого слова, в знаменитой статье про уничтожение не сдающегося врага, не только обвинил в голодоморе истребляемое большевиками кулачество и объявил, что гражданская война с русским крестьянством продолжается, а пошёл дальше и пообещал нанести «последний удар по башке капитала» и сбросить «его в могилу», подразумевая весь европейский капитал и всю буржуазию мира [«Екатерина Павловна Пешкова. Биография» М.: Восточная книга, 2012, с.617].

Учитывая никогда не оставляемую красными центральную интернациональную идею мировой революции, самые негативные последствия советской оккупации Восточной Европы, отправку из СССР террористический отрядов во множество стран Азии и Африки для насаждения тоталитаризма и геноцида противников, спасительная удерживающая царская роль Николая II оказывала благотворный эффект в глобальном масштабе, не ограничиваясь одной Россией. Эффект оказывался тем сильнее, чем значительнее было противостояние Царю и его приближённым.

Монахиня Серафима (Булгакова), чьи свидетельства послужили прославлению дивеевских святых, пережив неоднократные коммунистические репрессии, рассказывала, как блаженная Прасковья Ивановна перед смертью в сентябре 1915 г. усердно молилась перед портретом Государя: «он выше всех царей будет» [«Дивеевские предания» М.: Православный паломник, 1996, с.42].

Мученица Анна Зерцалова, расстрелянная в 1937 г., в наиболее позднем варианте воспоминаний о протоиерее Валентине Амфитеатрове, уже в СССР, называемом ею царством лжи и измены, приводит провидческие слова московского праведника в смуте 1905 г.: «молитесь хорошенько за государя, он мученик, без него Россия вся погибнет» [А.И. Зерцалова «Никто не погибнет со мной» М.: ПСТГУ, 2016, с.409].

Так и святой праведный Алексий Мечёв в 1915 г. радовался, видя примеры почитания Государя и видел в любви подданных к Вере, Царю и Отечеству залог успешного одоления тягот войны [«Друг друга тяготы носите…» М.: ПСТГУ, 2017, Кн.2, с.461, 463].

Недостаток того, что понимали самые лучшие и прозорливые, и позволил ввергнуть Россию в пучину бедствий, привёл к убийству Царской Семьи и великого числа её верноподданных, которых стали замещать воспитанные коммунистами поколения.

В приказе по Особой армии Василий Гурко в марте 1917 г. признал за Государем 23 года царственного служения отчизне и призывал принять «безропотно священную для нас волю монарха и помазанника божия», поскольку вместе со всей Россией был обманут относительно добровольности отречения ради прекращения насилия. Генерал В.Ф. Джунковский просил «сохранить о нём память в своих сердцах» [Э.Н. Бурджалов «Вторая русская революция. Москва. Фронт. Периферия» М.: Наука, 1971, с.133].

Чем хуже становилось жить под властью демократов, тем более приходилось жалеть о свергнутом самодержавии. Ко времени мятежа Корнилова «теперь о царе не принято говорить непочтительно в нашем кругу» [Л.Д. Любимов «На чужбине» Ташкент, 1965, с.73].

Но поскольку добрую память лживая пропаганда заменяла ненавистью, то возможности вернуться к спасительному самодержавному строю не оставалось. Историк Михаил Богословский 19 октября 1917 г. дал определение процессу всего революционного насилия: «с царём у нас исчезло и право собственности» [М.М. Богословский «Дневники 1913-1919» М.: Время, 2011, с.444].

Иностранный наблюдатель указывает на разительный разлад между наличием «прежней патриархальной привязанности, которую чуть ли не вся нация испытывала к своему императору», и бесконечной чередой пьяных погромов, которыми являлось революционное движение в России, отринувшее верность Государю [Л. Грондейс «Война в России и Сибири» М.: РОССПЭН, 2018, с.288].

Белое Движение пыталось вернуться на прежний русский путь. Юрий Жеребков вспоминал, что на первую панихиду по убитой Царской Семье в Новочеркасске при атамане Краснове в июле 1918 г. «стекались толпы молящихся». «Собор был переполнен». Допущение этого преступления «обязывает нас особенно заслуживать прощение и искупить день 17-го июля» [«Парижский вестник», 1942, 19 июля, №6].

В Валаамском монастыре, когда совершалась панихида «по убиенном благочестивом Государе Императоре Николае II», «многие из братии плакали на этой незабвенной панихиде» [«Валаамский летописец. Труды монаха Иувиана (Красноперова)» М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995, с.185].

Константин Сахаров, один из лидеров русского контрреволюционного движения, в пору Екатеринбургского злодеяния вместе с десятками офицеров и казаков томился в городской тюрьме Астрахани. Он чувствовал сам и видел вокруг, как известием об убийстве Царя «как будто отняли последнюю надежду и вместе с тем надругались над самым близким и дорогим» [К.В. Сахаров «Белая Сибирь» М.: Центрполиграф, 2018, с.31].

Сын генерала Сахарова, Игорь Константинович, станет заметной фигурой во Власовском движении, как и монархист Ю.С. Жеребков.

Пятнадцатилетний поэт Борис Поплавский осенью 1918 г. в Харькове написал в «Оде на смерть Государя Императора» с почтительным посвящением Его Императорскому Величеству, как разошлась скорбь «от Байкальских озёр до весёлых Афин» и потускнели главы византийских церквей, «умер бескрылый в тоске серафим» [Б.Ю. Поплавский «Неизданное. Дневники, статьи, стихи, письма» М.: Христианское издательство, 1996, с.358].

Отдельно от организованного белогвардейского движения, множество сельских крестьянских восстаний во время Гражданской войны происходило под монархическими лозунгами. В марте 1919 г. в Пензенской губернии было разгромлено выступление крестьян с портретами Императора Николая II и Цесаревича Алексея, с десятками раненых, арестованных, высланных в концлагерь [В.В. Кондрашин «Крестьянство России в Гражданской войне» М.: РОССПЭН, 2009, с.440].

Множество священников во время Гражданской войны и крестьянских восстаний было расстреляно чекистами по обвинению в монархизме. Священники, нарекавшие чекистов насильниками за ограбление церквей, также звали себя монархистами и приговаривались к расстрелу [Иеромонах Дамаскин (Орловский) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия» Тверь: Булат, 1996, Кн.2, с.64-66, 176-177].

Практика восстаний регулярно показывает лозунги не только за Учредительное собрание, но и за «Царя-Батюшку» [В.Г. Дацышен, В.В. Овчаров «Сережское восстание 1920 года. История в документах» Красноярск: СФУ, 2018, с.87].

Сами красные были глубоко разочарованы в одержанных победах. В декабре 1919 г. один из возглавителей мятежей против белых правительств А.Д. Кравченко протестовал против объединения сибирских партизан с РККА и звал большевизм «гнойником на теле крестьян». В апреле 1920 г. на Кравченко завели дело с обвинениями в возбуждении крестьян против ВКП (б) [«Мартьяновские краеведческие чтения» Абакан: Светоч, 2005, Вып.3, с.240-241].

Бесчисленные крестьянские выступления быстро терпели поражения, поскольку у них не было оружия, как у казаков. Почему-то нелепые спекуляции о том что из русских только казаки активно боролись с большевизмом, не прекращаются, а с другой стороны, и куда чаще, недобросовестные историки, объявляя результаты изучения хода Гражданской войны со стороны белогвардейцев и их последователей такими же необъективно-пристрастными, как коммунистические взгляды, и полностью избавившись от трудов поколений антитоталитарных историков, после такого заявления с чистым сердцем продолжают использовать только советские источники, ссылаться на всю советскую историографию и чисто революционное прочтение террористической борьбы с Российской Империей.

Академическая история тут послушно подстраивается под руководящие указания новой правящей партии, устраиваясь на хвосте медиасферы РФ, которая объявляет всё в СССР замечательным и правильным, кроме провалившегося негибкого марксистского догматизма и скучного истмата. Исправления наследия большевизма в области внешней экспансии, экономического устроения или демократических процедур, как и в историографии, оказываются, следовательно, лишь стилистическими, в процентном отношении почти несущественными.

Гражданская война закончилась победой сокрушительного аппарата насилия коммунистов. Монархисты, способные представить опровергающие революционную мифологию свидетельства, были во множестве убиты, изгнаны, лишены возможности поделиться своими знаниями. Оставшимся в СССР приходилось тщательно скрывать свой монархизм и участие в контрреволюционных действиях. Даже внутри семей младшему поколению только после смерти воспитанных в монархической культуре родственников иногда получалось узнавать о том, кем они были на самом деле, что превратно изображаемые в советской имитации искусства белогвардейцы всё время находились рядом.

Я.М. Лисовой в июле 1918 г. давал интервью харьковской газете, утверждая, что вся Добровольческая Армия монархическая, а лозунг Учредительного Собрания поддерживается одним Деникиным вопреки Алексееву. Деникина монархисты считали республиканцем и едва ли не социалистом, сообщал сам Алексеев [А.С. Пученков «Антибольшевистское движение на Юге и Юго-Западе России (ноябрь 1917 – январь 1919 гг.). Идеология, политика, основы режима власти». Дисс. док. ист. наук. С-Петербург, 2014, с.326, 331].

После гибели Корнилова, собиравшегося после взятия Екатеринодара порвать с Алексеевым и монархистами, республиканцы типа Р. Гуля уже весной 1918 г. бежали из Добровольческой Армии из-за присущей левым политической нетерпимости.

В сентябре 1920 г. Максимилиан Волошин, запросто устраивавшийся при большевиках, писал Б. Савинкову из Коктебеля о политической мудрости и личном монархизме барона П.Н. Врангеля. Так же и «общее настроение массы Русской армии чисто монархическое» [М.А. Волошин «Собрание сочинений» М.: Эллис Лак, 2013, Т.12, с.341].

Общий монархический настрой военных признавал сам барон Врангель в переписке с П.Н. Красновым, также не предназначенной для печати и потому вполне откровенной. Выступление Р.Г. Гагкуева на «Эхе Москвы» в октябре 2018 г. и комментарий историка к воспоминаниям Лодевейка Грондейса, будто число монархистов среди белых было сравнительно невелико, выглядят неуместно. Это такой же полный абсурд, как и заявление, что план Деникина идти в 1918 г. к Северному Кавказу и разрыв с Красновым был правилен.

Вынужденно покидавшие Россию белогвардейцы и их сторонники уповали, что им вскоре придётся вновь «сражаться за веру, царя и отечество», – записывали участники отступления Добровольческой Армии в Грузию из Владикавказа. Они же потом закономерно остались не удовлетворены итогами Второй мировой войны, не приведшей к освобождению России [«На переломе. Три поколения одной московской семьи» Париж, 1970, с.374].

«Ставка на монархизм пока что отнюдь не ставка на спокойную и привилегированную жизнь». Однако характерной чертой Русского Зарубежья стали студенты, которые «под портретом Николая II занимаются философией и богословием» и являются живым примером «горячей любви к отошедшей монархической Poccии» [«Современные записки» Париж, 1924, апрель, Т.19, с.302].

Замечательную просветительскую работу в эмиграции вёл Высший Монархический Совет. Лидер ВМС в Париже А.Н. Крупенский собирал многолюдные собрания монархистов, на которых представлял посвящённые памяти Императора Николая II книги «Русской Летописи», восстанавливающие действительный облик Царской Семьи, Российской Империи и антирусской революции [«Возрождение» (Париж), 1925, 15 июня, №13, с.3].

Председатель ВМС Н.Е. Марков вёл аналогичную деятельность в Берлине, иногда приезжал читать лекции и во Франции. В силу слабой исторической специализации самого Н.Е. Маркова, его «Войны тёмных сил» частично страдают от неточностей и не оправдавшихся теорий. Публицистика его была разнообразна и в целом полезна. Как Иван Ильин, он сразу вступил в борьбу с евразийством.

П.Б. Струве в полемике с Милюковым поставил под сомнение все созданные интеллигенцией революционные легенды о русской армии, бюрократии и суде и на основании исторического опыта, не партийных спекуляций, объяснил, что коренные революционные перевороты на самом деле «никогда не происходят на почве обнищания и оскудения нации» («Дневник политика»), что прекрасно показал опыт СССР.

Эмигранты переживали тяготы жизни на чужбине, и для многих было непросто переварить слышимую с чужих слов и читаемую в еврейской печати, которой местами уподоблялась и черносотенная, повальную лживую дискредитацию правительства Николая II и его личности, потому некоторые монархисты иногда прибегали к несуразным сочетаниям: в 1926 г. один из белоэмигрантов писал «и больно, и ужасно. Из кого состояло правительство во время страшной войны. Самый умный был всё-таки Государь-Мученик, но безвольный». Революционные клеветнические трактовки в ту пору мало чем было заменить, пока личности министров и их политика не были исследованы должным образом. Мемуары не всегда давали верный анализ и описательный охват, но поставляли ценный материал для изучения.

Критикам синодального управления важно напомнить, как в 1929 г. Митрополит Антоний (Храповицкий) в письмах генералу П.Н. Краснову сообщил важный вывод: «в одном я должен признаться (или похвалиться): я убедился в том, что наше русское духовенство (духовенство, не церковь) не способно вести церковные дела без поддержки со стороны Трона…» [Д.В. Скрынченко «Отрывки из моего дневника» М.: Индрик, 2012, c.123, 185].

Сравнительно с синодальной системой, коммунистам было проще контролировать одного патриарха, этого они добивались, выстраивая новую схему управления и начисто уничтожая прежнюю Церковь [А. Роккуччи «Сталин и патриарх. Православная церковь и советская власть 1917-1958» М.: РОССПЭН, 2016, с.328].

В 1929 г. митрополит Антоний (Храповицкий), председатель Архиерейского Синода РПЦЗ, выпустил воззвание с призывом окончательно отречься «от треклятой революции против Бога и Царя» и молиться за возвращение законного Царства и православного благочестия [Е.В. Алексеев «Закон и корона Российской Империи» М.: Вече, 2012, c.340-341].

Политическое воспитание РПЦЗ приводило к мысли, «что, став православными, они должны одновременно стать русскими монархистами и думать, что восстановление династии Романовых есть обязательное условие спасения мира» [Прот. А. Шмеман «Собрание статей 1947-1983» М.: Русский путь, 2009, с.116].

Вопреки скепсису либералов и экуменистов, закономерность тут действительно проглядывается, и в обратную сторону: чем больше ненависти к Династии Романовых и Николаю II, тем оказывается горячее склонность к большевизму – всемирной погибели.

Проблемная непоследовательность отличала и Марину Цветаеву, которая 25 октября 1917 г. из Феодосии Цветаева передала С.Я. Эфрону в Москву неодобрительные чужие отзывы о своём монархизме, в эмиграции писала поэму о Царской Семье, а потом поддалась изменнику мужу и вернулась в СССР, погубив тем себя и сына. Безосновательно считающийся либералом, шельмующий Белое Движение социалист П.Н. Милюков в эмиграции не признавал свободу слова и отказывался публиковать воспоминания Цветаевой о музее её отца, поскольку она выражала «пристрастие к некоторым членам Царской Фамилии». Цветаева тогда отвечала – «в том-то и дело, что она для него «Фамилия», для меня – семья» [«В одном потоке бытия…» Марина Цветаева и Максимилиан Волошин. М.: Центр книги Рудомино, 2013, с.228, 284].

Старательно прочитав весь имеющейся документальный материал о Николае II и Царице Александре, в 1929 г., оказавшись впервые у Н. Бердяева, Марина Цветаева моментально устроила «дикий скандал» из-за Царской Семьи, про которую в окружении этого вздорного философа говорили «как большевик 1918 г. – Теперь таких нет. ХАМ» [М. Цветаева, Н. Гронский «Несколько ударов сердца. Письма 1928-1933» М.: Вагриус, 2003, с.166, 302].

В целом русские белоэмигранты передавали детям представление о Царской России и Николае II, которое радикально расходилось с советской пропагандой, и она обрушивалась на репатриантов, на свою беду решившихся вернуться в СССР, как полная неожиданность [Н.И. Ильина «Дороги и судьбы» М.: Рипол классик, 2016].

Выход в 1939 г. работы С.С. Ольденбурга убедительно покончил с легендой о безволии Царя, а также и со многими мифическими представлениями о работе министров Российской Империи. Выводы Ольденбурга в дальнейшем подкреплялись всеми честными последующими трудами. Это зарубежные «Легенда о сепаратном мире» С.П. Мельгунова, «Николай II как человек сильной воли» Е.Е. Алферьева. Затем в РФ жизнь Государя осветили в целой серии книг А.Н. Боханов, С.В. Фомин, С.В. Куликов.

Углублённое исследование нравственной высоты жизни Царской Семьи на протяжении всего государственного служения, постоянной волевой устремлённости к вероисповедному подвигу даёт последняя книга Константина Капкова. На основании всей совокупности исследований, документов и мемуаров церковный историк подтверждает и сам делает важный вывод, что старание исполнять евангельские заповеди напрямую определяло и политическое усердие Царя в направлении России к лучшему исходу [К.Г. Капков «Духовный мир Императора Николая II и его семьи» М.: Летопись, 2017, с.242].

Одно перечисление книг, читаемых в семье Государя, и делаемых из них выписок и пометок «говорит с какого раннего времени проявились в Царской Семье духовные запросы. С глубоким волнением и благоговением перелистываешь эти книги и, по многочисленным в них подчёркиваниям и отчёркиваниям наиболее близким к душе мест, видишь, как внимательно они читались и какое глубокое духовное устремление было у читавших» [Епископ Мефодий «Из духовного сокровища Царской Семьи» Париж, 1956, с.1-2].

Митрополит Анастасий (Грибановский) в июле 1925 г. напоминал, что Государь не только с христианским достоинством перенёс унижения и страдания, но перед тем выдержал и «искушение высотою, славою, счастием», что ещё более важно осознавать. Позднее архиепископ Иоанн (Максимович) подчёркивал это значение Царского подвига Николая II: «Он был носителем и воплощением православного мировоззрения, что Царь есть слуга Божий» [«Царь и Россия. Размышления о Государе Императоре Николае II» М.: Отчий дом, 2017, с.583-584, 590].

Ровно об этом упоминал П.Л. Барк, наблюдавший в поведении правящего Императора удивительное смирение.

Представители эмигрантского Русского Трудового Христианского Движения в 1930-е также декларировали, что Царствование Государя Мученика Николая II доказывает его верность непрестанно сознаваемой священной ответственности перед Богом [Борис Гершельман «Русский идеал христианского государства» // «Родина», 1994, №9, с.17].

Гражданская война за рамками специфического термина о противостоянии армий ни в каком из 1920-х годов не заканчивалась, и по истребительным масштабам, при некоторой неравномерности, в среднем уносила в год столько же жизней, что и весь фронт Первой мировой войны от Балтийского моря до Чёрного. При официальных потерях России в ПМВ в 700 тысяч человек за несколько лет, за счёт пропавших без вести можно увеличить безвозвратные потери вдвое. Большевики умудрились расстрелять за 1937 год те же 700 тысяч – что и неприятельские армии нескольких вражеских государств, и не за год, а примерно за два. Но лживая сталинистская пропаганда напрасно делает вид, будто разоблачает разговоры о десяти миллионах убитых сомнительными хрущёвскими справками, содержащими сведения о расстрелянных только по судебным приговорам.

И. Сталин уже в начале 1918 г. нашёл «замечательной» идею концентрационных лагерей для контрреволюционеров и предателей, в разговоре с эстонским представителем большевиков В.Э. Кингисеппом, увековеченном позже на карте СССР [И.А. Концевой «Двухпартийная система советской власти. Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 – июль 1918». Дисс. к.и.н. М.: МГУ, 2018, с.140].

Осведомлённость о типовом сходстве большевизма и нацизма не позволяет говорить о 10 миллионах расстрелянных, но примерно такое (и куда большее) число убитых большевизмом действительно за несколько лет водворения коммунизма. Как и жертвы нацистских концлагерей, по которым нет и быть не может никаких судебных справок, приговоров и реабилитаций, подавляющая доля жертв большевизма вымерла от голода, причём соразмерно вне мест лишения свободы и в Гулаге. 6 млн. умерших от Голодомора 1932-1933 не отображаются ни в каких лживых чекистских справках. Хрущёвские подтасовки не содержат также никаких сведений о смертности в концлагерях, куда отправлялись преимущественно те, кто числился не в категории расстрелянных. Исследования смертности концлагерей сталинской великой победы показывают, что большевики не прекращали вести гражданскую войну в масштабах мировой войны 1914 г. Осведомлённость о сопоставимой смертности советских и нацистских концлагерей исключает всякую возможность праздновать хоть красные, хоть коричневые победы, а также вынуждает относиться с полным пониманием к контрреволюционной преемственности Белого и Власовского движения.

Поскольку ведение красными перманентной гражданской войны требовало адекватной силовой соразмерности сопротивления злу, его следовало оказывать при первой открывшейся возможности, какой и стала советско-нацистская война 1941 г. Пытаться положить конец большевизму должны были не только белоэмигранты, пленные и жители немецкой оккупационной зоны, составившие Власовское движение. Мятеж против большевизма обязаны были поднять и в зоне советской оккупации. Поскольку его не настало, за исключением сибирских лагерей, непосильную тяжесть борьбы взяла на себя только одна сторона и потерпела героическую неудачу.

Отношение к борьбе с большевизмом как к предательству указывает на самоотождествление критиков Краснова и Власова с организаторами коммунистического геноцида русских. К примеру, автор диссертации «Русская эмиграция во Франции в годы Второй мировой войны» Н.В. Турыгина в 2016 г. нашла необходимым дать очерк правового положения русских в Зарубежье, но не в СССР, в связи с чем заимствованные у чекистов характеристики враждебных по отношению к большевизму действий беломонархистов лишены здравого смысла и минимального научного обоснования. К примеру, снисходительное замечание автора диссертации, что РПЦЗ не сумела примириться с религиозными гонениями в СССР, подразумевает, будто у такого примирения, само собой, имелись основания, будто такое примирение является патриотизмом, а не подлостью.

Зато не упустил шанса и находчиво подобрал сравнения в основанной на докторской диссертации книге «Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика» (2015) Фёдор Синицын, решивший, что нельзя обойтись без того, чтобы не расхвалить советские оккупации соседних стран как самые замечательные акты “патриотизма”, и так же расписать советскую национальную политику. Дабы случайно никто не перепутал с проклятым фашизмом, нам тщательно разжевали, что агрессивное насилие большевизма – это самое настоящее восстановление справедливости, возврат законного имущества и исторических границ.

Отождествление с патриотизмом беспрекословного служения тоталитарным преступным организациям характерно для многих современных диссертаций. С.А. Кочегаров в «Военно-политических аспектах становления независимого Эстонского государства 1917-1920» (2018) послушно повторяет навязываемые всем начинающим обучение детишкам лицемерные двойные стандарты псевдоинтеллектуального академизма, заявляя о необъективности всякого белогвардейского взгляда на гражданскую войну, как и устаревшего марксизма. Раструбя словесные заклинания о своей полной беспристрастности, все такие авторы прославляющих победивший большевизм диссертаций затем развязывают руки и не дают и тени критики антинаучной антибуржуазной белиберды, печатавшейся под грифом АН СССР за все десятилетия, с пиететом ссылаясь на именитых глубокоуважаемых идеологов концлагерей Кингисеппов и Минцев, как Зыгарь – на Горького.

В результате Краснов оказывается начальником 3-й кавалерийской дивизии, а не корпуса, да кому какое дело? Важнее копиистам пещерной ленинианы каждый куль агитпропа про вражескую буржуазию вытряхнуть на обозрение и списать до каждой чёрточки, до того, раз красные лгали о планах Временного правительства сдать немцам Петроград, надо так и писать, как левый патриотизм воодушевил весь народ стоять за Ленина горой и спасать отечество, приумножая его захватом всей планеты через мировую революцию. Рассудить, что самая бессовестная ложь РСДРП в союзе с ПСР свидетельствует о их чудовищном аморализме и преступном манипулировании массовым революционным психозом, угрожающим катастрофическими последствиями для миллионов русских жизней, — нет, минимальное шевеление мозга не по силам собирателям советской макулатуры. В летописях чекистского героизма такие шаблоны для списывания не заготовлены, значит не стоит рисковать карьерой. Всегда лучше обойтись ссылочным паразитированием на признанных в институтском междусобойчике авторитетах.

Совсем другое ждёт учёных, смеющих не поклониться назначенному в сиюминутном расписании гороскопа пантеистическому культу. К.М. Александров, защитивший самую выдающуюся докторскую диссертацию по Власовскому КОНР, оказался не утверждён доктором наук, а самая обычная из его статей для «Новой газеты», передающая фактический исторический расклад сил, попала в разряд экстремистских, т.к. недавно правда вышла из моды. То что бравые чекисты не сумели найти в статье экстремизма, не предотвратило вынесенного осуждения, но противоречия между тем что есть и тем о чём надо писать, авторов диссертаций в стиле социалистического реализма не волнуют, не то что дуболомов из органов.

Нет необходимости лишний раз напоминать об отличии сусального отношения сторонников большевизма к коллаборационизму с компартией, от крайней нетерпимости власовцев к нацистским преступлениям в отношении к русским и к подражанию Хитлера Ленину и Сталину [В.В. Поздняков «Рождение РОА» Сиракузы, 1972].

Кстати говоря, тут крайне схожа ситуация с пресловутым “царебожием”. Поклонники Хитлера среди антикоммунистов действительно существуют, спору нет, но по самой сути идей и по формам их выражений находятся они в полном отрыве от систематически осуждающих все виды социализма и тоталитаризма монархистов. К хитлеризму обычно ведёт незрелый подростковый эскапизм или же заядлый языческий расизм.

Не ручаюсь, насколько поклонники свастик многочисленны, но общественной угрозы точно не представляют, в отличие от большевизма, не улезавшего обратно в подполье. Если брать качественно, никакой интеллектуальной силы не имеет воспроизведение партийной и военной пропаганды ничтожных нескольких лет правления НСДАП, и с научной критикой национал-социализма справа не тягается. Взять, например, то что раньше делал питомец Жириновского, а в добавок и сталинист И.В. Дьяков в издательстве ФЭРИ-В в 2002 г., до того в 1993-м. Какие-нибудь анонимные сайты, ругающие власовцев за измену фюреру и того слабее.

Однако большевики тут вновь пытаются всё перевернуть и злонамеренно отождествляют нацистский адольфизм с каждым противником преступлений большевизма, как “царебожником” хотят выставить любого монархиста. Понятное дело, реакцией на такие обвинения не должно оказаться испуганное отшатывание от русской контрреволюции или Николая II.

Декларируя отход от максимального углубления большевиками революции к её более ранним и относительно умеренным формам, власовцы, будучи националистами, действовали в союзе с монархистами объективно в контрреволюционном направлении, как это было и в Белом Движении, пропаганда которого зачастую была узурпирована демократически мыслящей интеллигенцией и не формулировала подлинного смысла вооружённой борьбы с большевизмом.

Само по себе, частичное обвинение Власовского движения в феврализме допустимо и даже желательно, но только с антисоветских позиций непризнания культа 9 мая, ибо СССР являл собой те же самые февралистские антимонархические идеи, только доведённые до самых жестоких истребительных крайностей и закреплённых систем обманных фальсификаций. Вводя поправки в советскую терминологию, следует признавать февральскую революцию 1917 г. не буржуазной, а социалистической, как и мятежи 1905 г. Крайне правые и умеренные партии, поддерживающие развитие капитализма, были запрещены и разогнаны. Социалистические партии с.-р., н.-с., к.-д. организовали Временное правительство и положили начало поэтапному уничтожению монархической системы, включая разрушение капиталистического строя.

Пантеистическая интеллигенция, рвавшаяся к безраздельной власти, была больна бредовой мессианской парарелигиозной идеей спасения народа через привитие ему «истины социализма» [«Историки экономической мысли России» М.: Наука, 2003, с.234].

Они завалили Россию листками с изложением утопических программ обожествления народа. Следуя им, предъявляя несоразмерные требования оплаты труды и не интересуясь убытками предприятий, революционные народобожники вынуждали к тому, что денежное обеспечение, а, следовательно, управление и владение, фабриканты вынуждены были передавать Временному правительству [Д.И. Эрдэ «Революция на Украине. От керенщины до немецкой оккупации» М.: Военная книга, 2017, с.128, 132]. Так наряду с надрывной пропагандой социалистических теорий, начиналось фактическое роковое водворение сверхэтатистского номенклатурного монополизма по всей России [П.Н. Милюков «История второй русской революции» Минск: Харвест, 2002, с.326].

В 1917 г. процесс разрушения затронул все стороны жизни, включая выдающиеся учебные заведения, такие как Императорский Александровский лицей, закрытые, т.к. в «обыкновенной» демократической стране не было место всему превосходному [В.Н. Коковцов «Обрывки воспоминаний из моего детства и лицейской поры» М.: Русский путь, 2011, с.214].

Н.Е. Марков ещё до 1917 г. проницательно выводил на свет тоталитарный характер целей социалистической революции, исключающей любое несогласие с нею даже в далёком прошлом. Так вели себя низвергатели достоинства Николая II и монархистов уже в Российской Империи, а с самого верха такое станет навязываться в СССР с безвариантным подавлением мысли и переписыванием истории по единственно верным программам. Революционеры «не только современникам запретят думать иначе, как они, но даже великих мертвецов хотят упразднить». Сравнительно с тем, как Николай II дозволял баламутить в Г. Думе наглым социалистам вроде идейного союзника террористов П. Милюкова, А. Керенский во главе республики, предсказал Н.Е. Марков, «первым пошлёт городовых схватить Маркова» [«Правые партии. 1911-1917» М.: РОССПЭН, 1998, Т.2, с.347, 350].

Монархисты, начиная с Царской Семьи, подверглись большевиками невиданному истреблению, после которого использование левыми политиками антимонархической риторики должно считаться гораздо более неприличным чем антисемитизм неонацистов. Щеголяющая ненавистью к “царизму” господствующая политическая этика большевизма и либерализма построена на безнравственных двойных стандартах.

Власовская программа действий, надо признать, фактически отменяла советскую систему уничтожения монархистов. Напротив, Смоленская декларация 1942 г. и Пражский манифест 1944 г. открывали все возможности для легальной монархической политической деятельности, всего того, что было выброшено в Зарубежье в 1920-м и 1945-м, задавлено внутри СССР.

Безусловно подразумевалось возвращение капитализма, а крайне неудачные и возмутительные выражения Пражского манифеста о Российской Империи вместе с тем схожи с формами корниловской, деникинской, колчаковской критики провальной политики социалистического Временного правительства и такого же Учредительного собрания. Никогда не теряющим актуальности принципиальным моментом отделения от феврализма в Манифесте КОНР является осуждение соглашательства с большевизмом всех социалистических партий, какое наблюдалось с самого образования РСДРП и длилось даже после октября 1917 г. Продолжая февралистские традиции, современная либеральная оппозиция всей душой готова объединяться с любым «Левым фронтом» на базе общей ненависти к монархизму и наперёд спешит откреститься от того, будто бело-сине-красный флаг, ненавидимый коммунистами, власовский.

Не поддаваясь советской пропаганде, на самом деле можно назвать путинизм восстановлением февралистского госмонополизма как несколько более умеренного большевизма, допускающего социалистическую многопартийность с полным устранением правых партий, в то время как ельцинский реформизм 1992 г. поначалу шёл в противоположном феврализму направлении, но был загублен непоследовательностью, замедлениями, социалистическими заигрываниями и компромиссами с большевиками. Как писала Валерия Новодворская в некрологе «Дорогой мой президент», «ему даже гадину было жалко».

Естественную неосведомлённость выходцев из СССР о подлинных достоинствах монархического строя следовало исправлять, как надлежит и ныне, через совместную просветительскую деятельность на базе осуждения всех чекистских преступлений и кроваво-красных побед, закончившихся, по живой памяти ещё заставших военное время, тем «как инвалидов вышвыривали на ходу из электричек, по велению главного Победителя» [А.И. Приставкин «Всё что мне дорого (письма, мемуары, дневники)» М.: АСТ, 2009, с.218-219].

Исследования подтверждают рост недовольства слабым социальным обеспечением «среди демобилизованных военных, в том числе инвалидов войны», абсолютным отсутствием в СССР, в отличие от капиталистических стран, социальных работников. «Сама потребность в социальной работе при социализме не могла быть артикулирована» [«Советская социальная политика. Сцены и действующие лица. 1940-1985» М.: ЦСПГИ, 2008, с.19-25].

Фактически это значит, что в социальном, якобы, государстве, стремления инвалидов защищать свои права ставились вне закона и приводили к терроризированию кгбшными обысками, заведением уголовных дел, угрозами заключения в тюрьмы и психлечебницы [В.А. Фефелов «В СССР инвалидов нет» Лондон: OPI, 1986, с.153].

“Бесплатное” образование или медицина при социализме означают в действительности грабительские налоги.

В Российской Империи та же частная инициатива всячески приветствовалась властями и существовало великое множество благотворительных организаций. Одно только Российское Общество Красного Креста, занимавшееся помощью инвалидам, насчитывало в 1900 г. в 450 отделениях 100 тысяч членов. А различных благотворительных учреждений в начале века имелось более 10 тысяч. После столь невероятного контраста с СССР, обвинения Пражского манифеста в порождении “остатков” социальной несправедливости и культурной отсталости в Царской России поражают абсурдностью подбора слов и смысла.

Но есть документы, составленные намного более умело. В издании школы пропагандистов «Воин РОА. Этика, облик, поведение» (1944) прямо говорилось, что основной целью является «воссоздание» (!) русского «национального государства». Реставрационный характер «восстановления прошлого» подразумевал одновременное построение и «Новой России» – классическая эмигрантская монархическая формула. Этические принципы лучших образцов Власовского движения также целиком заимствованы из практики Российской Империи и оппонируют советским подменам её.

«Воин РОА» написан последователем Ивана Ильина эмигрантом Романом Редлихом и А. Зайцевым. Осуществляли издание монахи «Братства преподобного Иова Почаевского», традиционно занимавшиеся русским просветительством, антиреволюционной, монархической и религиозной проповедью [А.В. Окороков «Особый фронт. Немецкая пропаганда на восточном фронте в годы Второй мировой войны» М.: Русский путь, 2007, с.156-157].

Устав внутренней службы для РОА разработал генерал-лейтенант Н.Н. Головин, профессор Николаевской академии Генерального штаба, участник Белого Движения и монархист с выдающимся научным авторитетом [В.И. Голдин «Военный мир Русского Зарубежья» Архангельск: Солти, 2007, с.60].

В разработке планов создания Русской Армии Н.Н. Головину в 1943 г. содействовал П.Н. Краснов, до конца жизни не отступавший от политического идеала Российской Империи [С.В. Зверев «Генерал Краснов. Монархическая трагедия» М.: Традиция, 2018, Т.2, с.457].

Суждения П.Н. Краснова в 1945 году современный историк признаёт образцовыми для понимания катастрофы февраля 1917 г. и вместе с ним видит, что измена Императору Николаю II привела «к глубочайшему кризису, из которого страна не может выбраться до сих пор» [Э.В. Бурда «Терское казачье антибольшевистское восстание. 1918 год» М.: Традиция, 2018, с.39].

Выходцев из школы пропагандистов РОА в Дабендорфе насчитывают более 4 тысяч, они поступали и в распоряжение ГУКВ П.Н. Краснова. Из них Н.С. Давиденков, которого после назвали юным оруженосцем Краснова, производил замечательное впечатление на монархистов и активно осуждал последователей февраля 1917 г., примирительно относившихся к СССР.

Множество белогвардейских биографий, как и сама логика продолжения антисоветской борьбы и массовость подъёма русского контрреволюционного движения в СССР с 1941 г., говорит о преемственного Белого и Власовского движения. Не принимающие этой последовательности историки вроде В.Ж. Цветкова обрывают непрерывный характер сопротивления большевизму во имя красной апологетики 1940-х. Обязательные реверансы в пользу красных побед имеются и во вкрученной в официозные идеологические рамки последней его книге «Адмирал Колчак. Преступление и наказание» (2017) про недопустимость приоритета советского законодательства над юстицией Белых Правительств и про отсутствие военных преступлений Колчака, подавлявшего революционные мятежи. Сообщений о роли британского консула Т. Престона в приходе ко власти Колчака так и не появилось сравнительно с предыдущими книгами.

В написанной В.Ж. Цветковым и Р.Г. Гагкуевым для пропагандистских нужд РВИО статье «Белое дело и коллаборационизм. О неправомерности отождествления программ Белого движения и политических лозунгов коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны» использовано в угоду позднему большевизму несколько подтасовок, от деникинских подлогов о намерениях Германии в 1918 г., до расхождения официальных программ Белых и Власовцев по второстепенным вопросам из-за временной разности обстоятельств [«От противостояния идеологий к служению идеалам: российское общество в 1914—1945 гг.» М.: Новый хронограф, 2016, с.194-199].

Прославляющий модернизационные благодеяния красного террора сборник статей следовало бы назвать: как революционное насилие заставило прислуживать тоталитаризму. Единодушная поддержка коммунистических преступлений – идеал РВИО.

Те же историки могли бы с не меньшим успехом крючкотворствовать, доказывая полную противоположность политических программ Российской Империи в Японскую и Первую мировую войны из-за разницы фронтов, постановки задач, перехода Японии на сторону Антанты. Как тут не сокрушаться измене священной ненависти к японщине, по логике В.Ж. Цветкова, обязанной быть вековечной. Но отношения с бывшим врагом были налажены Николаем II и А.П. Извольским уже в 1907 г.

Фактические действия атамана П.Н. Краснова в 1918 г. вынужденно расходились с его же официальными программами, что вполне распространяется и на А.А. Власова с 1942 г. Реальность антисоветской борьбы важнее компромиссных деклараций, составленных по мотивам, искажающим её действительные задачи. Официальные программы служили приёмом привлечения на свою сторону врага: немцев, американцев, даже коммунистов. Среди власовцев было много бывших членов компартии, и население СССР во многом разделяло наивные требования к исполнению советских обещаний и соблюдению собственных конституций. Всегда отсюда начиналось политическое отрезвление и взросление жителей СССР. Дошедшие до последней ступени приходили к почитанию Николая II.

Приходилось подстраиваться под неблагоприятные обстоятельства. К примеру, в феврале 1943 г., во многом ещё находящийся под воздействием советского обмана автор дневника записывал, что имена Краснова и Шкуро ассоциируются с худшим в Монархии и Белом Движении, и опасался прихода их армии. «Если же то, что мы слышим об армии Власова, правда, то это истинный освободитель» [«Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР» М.: РОССПЭН, 2012, с.155].

Параллельно с тем белоэмигранты из РОВС и других организаций распространяли на оккупированных территориях монархическую литературу, которая опережала по времени возникновение демократической линии Власова и тоже находила свой отклик.

27 января 1942 г. в Праге эмигрантский историк М.В. Шахматов, автор «Государства правды», в Русском свободном университете читал лекцию «Император Николай II» [«Новое слово» (Берлин), 1942, №6, с.7].

Митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский) в Риге 14 мая 1943 г. объяснял необходимость поддерживать Власовское движение опытом долгой жизни в СССР: «в мире много зла и горя, но нет ничего страшнее и губительнее большевизма», превращающего в рабов и терзающего ложью и насилием. Из тактических соображения считая принадлежность к московской патриархии демонстрацией большей независимости от немцев, сравнительно с явным монархическим легитимизмом РПЦЗ, митрополит всё же придерживался монархических взглядов и считал реставрацию предпочтительнее, т.к. её будут отстаивать более последовательные антикоммунисты, чем молодёжь [М.В. Шкаровский, свящ. Илья Соловьёв «Церковь против большевизма» М.: Общество любителей церковной истории, 2013, с.214].

Отрицая советский взгляд на войну, Александр Солженицын описал мотивы участия в контрреволюционной борьбе: «в призывах вербовщика был призрак свободы и настоящей жизни – куда бы ни звал он! В батальоны Власова. В казачьи полки Краснова» [А.И. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ» М.: Альфа-книга, 2017, с.159].

П.Н. Краснов на протяжении всей войны не командовал полками, которые звали его именем, А.А. Власов только ближе к концу получил в распоряжение Вооружённые Силы КОНР. Батальоны РОА, разбросанные от фронтов СССР и Франции до Югославии и Африки Роммеля, не оправдали русские контрреволюционные надежды, но на стороне Сталина или бездействуя в плену, тем более их нельзя было реализовать.

Независимо от военного результата, значим и гораздо более важен процесс выражения и развития русской сознательности, который в 1945-1947 г. не закончился с пленением и убийством Власова и Краснова. Обвинение Власова во временном союзе с Германией имеет ровно ту же силу что и его критика за предшествующую службу Сталину, которая меркнет перед ценностью не прерывающегося и не останавливающегося русского антисоветского движения.

О нём вспоминал монархист Борис Ширяев, эмигрант второй волны: «Краснов делает последние судорожные усилия спасти разнесённые по всей Европе листья славных ветвей русского народа: Донской, Кубанской, Терской» [М.Г. Талалай «Русские участники Итальянской войны 1939-1945: партизаны, казаки, легионеры» М.: Старая Басманная, 2015, с.146].

Таким же русским собиранием занималось и Власовское движение. Оно играло историческую роль свидетельства существования России, отстаивающей национальные интересы против большевизма [«Борьба», 1948, №9, с.4].

В эмиграции не принимали Власовского соединительного возглавления борьбы с большевизмом отрицатели русского национализма, антиимпериалисты, сепаратисты или расщепители, как звали противников единонеделимцев, цепляющихся за американский закон о порабощённых народах [«Современник» (Торонто), 1980, №45-46, с.137].

Покуда имя Власова и его приёмы вовлечения в борьбу с коммунизмом работали и помогали присоединить к общему делу дополнительную подмогу, какую не мог дать Краснов, такую раздельную мобилизацию сил следует приветствовать. Это очень похоже и на разнообразие организующих структур Белого Движения. Тогда, к примеру, новые вербовочные пункты монархической Южной армии атамана Краснова помогали дополнительно привлечь монархистов вроде графа Ф.А. Келлера, требовавших непременно официального объявления реставрационных целей от Деникина и до того отказывавшегося вступать под его командование даже несмотря на подавляющую численность монархистов в Добровольческой Армии. На других фронтах отдельно созывались и сторонники Учредительного собрания.

Несомненно объединяет белых и власовцев ненавистный красным контрреволюционный национализм. Именно им неопровержимо является Белое и Власовское движение, и сталкивать их между собой можно только в угоду большевизму, становясь на позиции победившего тоталитаризма образца 1945 г. Василий Цветков и Руслан Гагкуев указывают, что сами большевики видят общность антисоветского сопротивления 1917-1945. Единственно возможен симметричный ответ, осуждающий единство красного террора от революционного движения против Николая II не только до 1945 г., но и до 1986 г., а если надо, то и до 2019 г. Только полное отвержение большевизма спасает от пут советской лжи.

Преемственность борьбы с большевизмом хорошо прослеживается на примере НТС. Националистическая организация чтила Российскую Империю как своё Отечество и воспитывалась на её политических достижениях, брала за пример героизм Белого Дела. Боролась с нацистами так, что руководителей НТС Власову приходилось спасать от лагерей смерти [А.В. Окулов «В борьбе за Белую Россию» М.: Вече, 2013, с.334-335].

Герой Добровольческой Армии А.Р. Трушнович, замечательно относившийся к политике атамана Краснова, вступил в НТС, служил помощником начальника санитарного отдела ВС КОНР. В 1954 г. убит чекистами в ФРГ.

Нельзя отрицать необходимость борьбы ни с нацизмом, ни с большевизмом, и если отстаивание своей родины против немецких оккупантов не является только лишь обороной коммунизма, то симметрично надо признать тот же посыл и русской борьбы с советской оккупацией.

Как и положено, НТС гордился власовским сопротивлением большевизму и продолжал общее дело контрреволюции. В начале 2000-х Василий Цветков ещё состоял в Совете и Исполнительном Бюро НТС, был заместителем главного редактора «Посева», в котором печатался и Руслан Гагкуев. Причины новейшего игнорирования давно и подробно разработанной истории борьбы за русское достоинство и мотивы её расчленения, конечно, ясны. Каждое такое отступничество – вынужденный шаг самосохранения. В наше время, когда почитателей П.Н. Краснова трясёт ФСБ, диссертации не дают защищать, запрещают бесконечные списки книг, статей и сайтов, увольняют с работы преподавателей, сажают за тень политической активности, сменовеховство сидящих на госбюджете профессоров – явление неизбежное. Только оно лишает всякой силы их рассуждения на заведомо запрещённые темы.

В итоге через подстраивание под якобы общепринятые суждения всё далее раскручивается спираль молчания и постепенно любые антисоветские суждения проговаривать вслух становится невозможно.

Пылкий интернационалист и обожатель СССР Дмитрий Быков в начале 2019 г. лишь пожелал, чтобы исследования про Власова выходили беспрепятственно, а куда более красная сволочь тут же обвинила его в пропаганде нацизма. То же касается самого обыкновенного фильма «Праздник» (2019), который крайне несмело попробовал отказаться от пафосной назидательности принудительного восхваления красного тоталитаризма.

Даже в 1990-е писатель, выпустивший попытку осознания монархической трагедии в знаменательной книжной серии «Пути русского имперского сознания», казалось бы, ни на йоту не замаранной влиянием большевизма, признавая Императора Николая II в беспримерной полноте воплотившим христианский политический идеал, лишь бы протянуть патриотическую традицию через победы СССР, а не страдания Русского Зарубежья, вынужден был записать в изменники русского народа всех белогвардейцев от обеих гражданских войн.

Максимум возможного здравомыслия выразился в указании, что Власовское движение – пример объединения с немецким национализмом против НСДАП. «На службе у «третьего рейха» состояло немало офицеров русского, да и немецкого происхождения, которые не разделяли сумасбродных идей Гитлера, но повлиять на ход событий они также не смогли, и самые последовательные из них лишь оказались участниками заговора против фюрера» [В.И. Большаков «По закону исторического возмездия» М.: Москва, 1998].

Издатель «Путей русского имперского сознания» М.Б. Смолин в 2000-е подстроился под правящий национал-большевизм, а достаточно долго проводивший монархическую линию журнал «Москва», не отказавшийся от культа 9 мая, без Л. Бородина скатился чуть ни к сталинизму.

Для противников преступлений большевизма, осознающих, что немецкие оккупанты не являются освободителями, Власовское движение «давало выход из морального тупика». Множество воспоминаний жителей СССР свидетельствует, что большевики относились к людям и культурным ценностям с тем же варварством, что и нацисты, а русское антисоветское сопротивление «полностью отражало надежды и верования наших соотечественников» [«Одесса. Жизнь в оккупации. 1941-1944» М.: РОССПЭН, 2013. с.38, 160].

«Каждый русский антибольшевик внимательно следил в то время за развитием Русского Освободительного Движения, переживал его трагедию» [«Вече» (Российское Национальное Объединение в ФРГ), 1986, №23, с.134].

Без игнорирования всех таких свидетельств, в том числе последовательно приводимых мною несколько лет почти в каждой статье и книге, невозможно говорить о народной поддержке коммунистического строя. Ради одного уничтожения этого ложного победного культа умеренная поддержка Власовского движения была и остаётся необходимой.

Как и все власовцы, Л.В. Дудин в «Великом мираже» исчислял претензии русского движения к нацистской партии. Сводятся они к одному, что «порядки по всей Германии слишком напоминали советские» (что не укрылось и от генерала Краснова). Мемуарист считает белоэмигрантов первыми участниками возобновления русской антисоветской борьбы, т.к. пленные присоединялись к ним с задержкой. «Ничего нового» к Белому Движению власовцы не добавляли, продолжая его [«Материалы к истории ОДНР». Онтарио: СБОНР, 1970, Вып.2, с.16, 73].

Любой действительный сторонник Белого Движения согласится с Львом Дудиным, что поднятое над Берлином красное знамя – не русское. «Это был советский красный флаг – символ мировой революции» [Н.М. Коняев «Власов. Два лица генерала» М.: Вече, 2003, с.240].

С.П. Мельгунов, труды которого показывают закономерное увеличение симпатий к Николаю II сопоставимо со степенью изученности его правления, в 1945 г. из Парижа писал, что интересы партии, спасавшей своё существование, «могли» совпасть с нуждами страны на «один момент» войны, что не может отменить необходимости ведения русской борьбы с большевиками, «возведённой в ранг истинно национальной» [М.В. Назаров «Миссия русской эмиграции» М.: Родник, 1994, Т.1, с.355].

Коммунистическая победа не изменила и того что в 1946 г. белоэмигранты продолжали выражать «политические симпатии к православной монархии», «против советского коммунистического строя» [Митрополит Вениамин (Федченков) «Служение в Америке (1933-1947)» М.: Отчий дом, 2016, с.582].

В последующие десятилетия в Нью-Йорке «Всеславянское издательство» выпускало и воспоминания в честь Императора Николая II, и романы генерала Краснова, и документы к истории Власовского движения.

Динамическое рассмотрение хода движения, совокупность работы русской национальной мысли позволяют легко устранить явные заблуждения, которые жертвы тоталитарных диктатур в СССР или хитлеровской Германии кратковременно могли разделять. Публицист Евгений Тарусский, печатавшийся в берлинском «Новом слове», вероятно, вполне искренно верил в беспредельность могущества немецких войск и гениальность их вождей.

Ничего удивительного в этом нет, если даже участник французского «Сопротивления» Борис Вильде перед расстрелом всё равно полагал: «сам по себе (попробуем абстрагироваться от собственной участи) Гитлер — гений со знаком плюс, он старается для будущего, хотя процесс болезненный» [Б.В. Вильде «Дневник и письма из тюрьмы 1941-1942» М.: Русский путь, 2005, с.37].

Мы сейчас отлично понимаем, что это результат типового обмана, обусловленного недостатком полных данных для выводов. Восторженные мнения о февральской или октябрьской революции 1917 г. порождены теми же обстоятельствами, как и сектантский культ победы 9 мая и восхищение “величием” Хитлера.

Историки А.В. Окороков и С.В. Волков давно подытожили, что советские суждения о Власовском движении оскорбляют русские национальные и патриотические чувства, а отношение к русской контрреволюции 1941-1945 годов оказывается «безошибочным тестом» на принадлежность к большевизму в той или иной степени, или на полный отказ от советчины [«Материалы по истории Русского Освободительного Движения 1941-1945» М.: Грааль, 1997, Т.1, с.14].

Хотя Александр Окороков затем изменил выраженным позициям и выпустил книгу, в которой записал в фашисты всех русских эмигрантов, использовал недостоверные источники советского происхождения и допустил другие выявленные К.М. Александровым ошибки, направленные на оправдание коммунистических преступлений [«Посев», 2002, №3, с.39-43].

Эта же книга Окорокова «Фашизм и русская эмиграция» с дури чекистов попала в разряд запрещённых, и в следующих изданиях он воспылал страстью к наиболее сумасшедшим антиамериканистским фантазиям КГБ и Олега Платонова, стал обличать себя самого, осуждая героизацию Власова, оборончески расхваливая сталинский большевизм и при странно тесном содействии гурьбы советских ветеранов, описывая “подвиги” внешнеполитической чекистской экспансии. Такое отступничество оказывается чрезвычайно поучительным.

С.А. Дичбалис в «Зигзагах судьбы» вспоминал, что наблюдаемое им в феврале 1945 г. в Мюнзингене выступление генерала Власова о значении борьбы с большевизмом помогло ему окончательно избавиться от внушённого советской пропагандой чувства долга к сталинскому правительству и побудило направить все силы на одоление коммунистической оккупации России.

Важно было полностью разорвать преемственность с октябрьской революцией 1917 г. и любыми красноармейскими победами. Никакая оппозиция Сталину внутри компартии ничего близкого не давала, партийцы в целом поддерживали взятый преступный курс на строительство социализма и разница между Сталиным, Троцким или Бухариным не столь существенна [Д. Апальков «Внутрипартийная борьба в РКП(б) — ВКП(б) (1920-е – начало 1930-х гг.)» Дисс. к.и.н. М.: МГУ, 2017].

Вся военная пропаганда большевиков воспитывает ненависть к белогвардейцам. Борьбу с колчаковцами красные всегда ставили в один ряд с немцами, не делая никаких отличий. То же касается и советской борьбы с власовцами, показавшими чекистам «злобный оскал в дни суровых испытаний» [«Чекисты Красноярья» Красноярск, 1987, с.197, 216].

Нужно хорошо себе представлять, что советская военная пресса от и до забита внушениями: «мало понять указания товарища Сталина, надо выполнять их», «необходимо несравненно больше и кропотливее работать с партийным активом и каждым отдельным коммунистом, смелее втягивать их в активную партийную жизнь». Сталин вовсе не заменил коммунизм патриотизмом, как приноровились нас обманывать национал-большевики вместе с крайне левыми либералами, предпочитающими культ Пугачева орденам Суворова и прочей псевдопатриотической подделке, которую только восторгающиеся ленинскими казнями антисемитов бестолочи могут принять за “царистскую идеологию”. Сталин воспользовался войной чтобы насаждать партийность ещё хлеще.

Наряду с бредовым обожествлением Ленина и Сталина, дискредитируя себя, красные умудрялись выдавать разницу между своими оккупационными порядками и различным положением в Европе, где в Париже, например, могла пройти публичная демонстрация протеста с национальными флагами и антигерманскими лозунгами, а полиция не сумела никого арестовать [«Ленинградская правда», 1944, №11, с.2, №81, с.4].

В СССР даже долгие десятилетия после “освободительной” победы 1945 г. и смерти Сталина любая, самая немногочисленная демонстрация мгновенно заканчивалась арестами и длительными тюремными заключениями [«Дело о демонстрации на Пушкинской площади 22 января 1967 г.» Лондон: OPI, 1968].

Певец сталинизма Константин Симонов в феврале 1943 г. находил нужным на весь СССР объявлять про «двух дряхлых белогвардейцев» в Краснодаре, претендующих на атаманскую булаву и вербующих в якобы малочисленную Кубанскую армию. Белогвардейцы объявлялись предателями, а восторгаться предлагалось победами красных знамён и ленинской партии [«От советского информбюро. 1943-1945» М.: АПН, 1982, с.25-26].

Согласно имеющемуся опровержению, К. Симонов сознательно лгал. «Он был в 1943 году на Кубани, был в Армавире, был у нас в Военном трибунале. Я и другие офицеры беседовали с ним и рассказывали о масштабах полицейского движения. Он знал, что при отступлении немцев с ними ушла не “некомплектная сотня”, а 20 000 казаков». «В период оккупации никто не голодал, не пух от голода, а на службу к немцам шли» [Я. Айзенштадт «Записки секретаря военного трибунала» Лондон: OPI, 1991, с.72].

Первые казачьи части были сформированы уже осенью 1941 г. 1-й Волжский казачий полк, носивший терскую форму, был образован из казаков Горячеводской, Ессентукской, Кисловодской, Бургустанской, Бекешевской, Суворовской станиц. При отходе немцев под Новочеркасском и Батайском с красными сражалось несколько донских полков. Они бились упорнее немецких частей и некоторые формирования полностью погибли в бою [Н.В. Доронина «Нацистская пропаганда на оккупированных территориях Ставрополья и Кубани» Дисс. к.и.н. Ставрополь, 2005, с.77-78].

Ничего иного после коммунистической политики геноцида не могло и быть. Просоветские историки напрасно, за гранью приличий, зовут её непродуманной политикой. Она проводилась крайне последовательно и обдуманно, не являясь ни ошибкой, ни перегибом, а принципиальной основой уничтожения прежней монархической культуры и создания нового мира. Этим и надо объяснять масштабы Власовского движения.

Исследователи пишут о смягчении немецкой оккупационной политики с 1942 г. и позволении русским хотя бы частично восстанавливать различные стороны жизни по образцу Российской Империи Отзвук того записал сын белого офицера, вынужденно служивший у красных: оккупированные немцами области, в которые вошли советские войска, в Ростовской области оказывались богаче не занятых вражеской армий. «Это произвело сильное впечатление на солдат, и политруку прибавилось работы» [И.В. Торгов «Пережитое» М.: Новый Хронограф, 2014, с.175].

Наталья Доронина подтверждает публиковавшиеся сообщения, что большевики накладывали 17 налогов, доходивших до 50% зарплаты. Немцы отменяли эти налоги, оставив только те что были при Российской Империи. Отсюда и разница. Также приводятся случаи, когда городские управы при оккупантах решали жилищный вопрос, тратили на здравоохранение население втрое большие суммы чем коммунистические власти, какие с полным основанием всегда следует звать оккупационными.

Добровольных противников большевизма было столь много, что в сталинградском котле с ноября 1942 г. по февраль 1943 г. насчитывают на 200 тыс. убитых немцев 20 тыс. русских добровольцев. В официально утверждённых штатах для немецких пехотных дивизий со 2 октября 1943 г. полагалось числиться на 10000 немцев – 2000 вспомогательных восточных легионов. Дополнительно, полицейские силы на Дону и Кубани составляли ещё 70 тысяч человек в 4 тыс. городов и станиц.

Масштабы Власовского движения равняются белогвардейскому или превосходят его, хотя теперь оно действовало при условии давящего фактора немецкой интервенции. Если бы, согласно надеждам П.Н. Краснова, все эти противники большевизма восстали в 1941 г., а не присоединились к немцам в 42-м после их прихода, возникла бы самостоятельная РОА и независимое Русское правительство. Однако, условия советского тоталитаризма технически исключали такую возможность сравнительно с тем что было в 1918 г.

Про солдат Русской Освободительной Армии, продолживших бой с красными после отхода немцев, другой участник советско-нацистской войны пишет, что они приняли смерть за свою Родину. Уважительное и понимающее отношение к красновцам и власовцам закономерно встретить у тех, кто отдавал себе отчёт в том что при социализме в 1930-е «жизненный уровень упал намного ниже дореволюционного», а статистические данные об этом засекретили, статистику труда ликвидировали вообще, чтобы даже занимавшиеся ею советские служащие не имели точных цифр. Для полного комплекта этой взаимосвязи можно добавить, что мемуарист осуждает, как красные оккупанты «насиловали каждую женщину», называет коммунистическое командование «первым и главным мародёром», видит роль И. Минца в числе главных фальсификаторов истории революции и Гражданской войны, не является одураченным красными газетами и комсомольскими вожаками энтузиастом большевизма и после 1945 г. становится ещё одной его жертвой, арестован и отправлен в ГУЛАГ [В.Р. Кабо «Дорога в Австралию. Воспоминания» М.: Восточная литература, 2008, с.30, 91, 99, 110].

Большевики всегда затыкали рты участникам войны, фальсифицировали или запрещали подлинные и полные их рассказы, вовсю пренебрегали мнениями тех, чьими военными подвигами якобы гордились. Все честные воспоминания или романы писались заведомо в стол, без малейшей надежды на возможность печати в СССР, если только не протаскивать урывками. Многое значительное удавалось выпускать в Русском Зарубежье.

Встречая у противников сталинизма всякое отсутствие гордости за собственное участие в Великой Советской войне 1941-45, дипломированные изверги из КГБ вынуждены изворачиваться и давать таким фактам самые идиотские объяснения, вроде вымышленных контактов «с иностранной разведкой» [С. Горленко «От КГБ до ФСБ. Записки опера» М.: Аква-Терм, 2015, с.15].

К разочарованию сталинистов, не крикливые самозванцы, спекулирующие на чужой войне, а сами «ветераны как-то стесняются носить боевые награды, полученные ими в боях с немцами» [В.Н. Кирсанов «Новейшая политология» М.: Алгоритм, 2004, с.69].

Оно и понятно, ибо не участвующие в советских пропагандистских акциях ветераны о настоящей войне предпочитали помалкивать, скупо поясняя, что защита сталинизма лишь частично оправдана борьбой с нацизмом:

«Словно может нас спасти

От стыда и от досады

Правота одной десятой,

Низость прочих девяти» [Давид Самойлов «Жизнь сплетает свой сюжет» М.: НексМедиа, 2013, с.42].

Бабушка Валентина Распутина Марья Герасимовна весьма рассудительно объясняла войну возмездием за красный террор: «это Бог на нас кару наслал, чтоб друг дружку не щёлкали, чтоб уж воевать, дак с германцами» [В.П. Астафьев, В.Г. Распутин «Просто письма…» М.: Молодая гвардия, 2018, с.48].

Такое народное мнение, подменённое красными оккупантами лживыми самовосхвалениями, полностью совпадает с взглядом РПЦЗ на трагедию войны.

В том же духе ветеран войны и деятель военной оккупационной администрации в Германии М.И. Семиряга при первой же возможности писать не по принудительному партийному заказу, начал разоблачать советские массовые убийства и призывать к непредвзятой оценке антисоветского движения, считая, что понимание возникнет в будущем только по мере изучения темы и обязательного отказа от коммунистических стереотипов. Оказывалось невозможным отрицать, что все Власовские воззвания повторяли «аргументы, правдиво разоблачавшие диктаторский режим Сталина», «понятные многим русским людям», хотя цензура НСДАП и не позволяла дать полную правду [«Другая война 1939-1945» М.: РГГУ, 1996, с.329, 339].

Сейчас уровень исследования как никогда высок, но всякий несоветский честный взгляд на войну вызывает краснознамённый вой и призывы лишать гражданства и имущества всех противников большевицких преступлений.

Действительно, ныне активное и публичное продвижение национал-монархических идей, белогвардейской решительности, полноты взглядов Зарубежной Церкви коллективным путинизмом ставится вне закона. В мае 2017 г. был арестован в Кёнигсберге и по-прежнему остаётся мучеником ФСБ Александр Владимирович Оршулевич, выдающийся русский монархист нового поколения (1988 г. р.).

За исключением тех, кто сумел прорваться сквозь заслоны революционной лжи, даже находясь на советской стороне фронта, к началу 1945 г. не на стороне обманутых большевиками, а только среди активных деятелей Власовского движения явно встречалось понимание вины за гибель России и Царской Семьи в совокупности интеллигенции, офицерства, духовенства, дворянства, до поры бывших столпами Империи. «Мы не поняли революции, не сумели и не захотели уберечь Россию и государя – вот и поплатились» [Лев Дувинг «Великая скорбь» // «Грани» (Франкфурт-на-Майне), 1958, №39, с.114].

Сравнительно с насаждаемой адской злобой к Государю в СССР, следует признать весьма значительным сдвигом в лучшую сторону и такие оговорки ровесника Солженицына, ставшего пропагандистом РОА, будто оправдывающегося за симпатии к Николаю II: «где-то здесь стоял поезд Его Императорского Величества – последнего русского царя. Здесь он жил, обдумывал со своими генералами стратегические планы, выслушивал доклады, читал донесения и рапорты, писал нежные письма Алисе… Каким бы плохим он ни был – он всё-таки заботился о России. До фронта отсюда было далеко. А теперь – это тыловой город на занятой немцами территории… Мог ли он представить себе такое положение, окидывая прощальным взглядом с отходящего поезда этот город?». Мемуарист тоже дозрел до понимания того что именно с февраля 1917 г. «началась трагедия России» и приводит слова своего деда, опровергающие мнение про плохого правителя: «“никудышный царь” оказался умнее тех, кто выбрал войну, чтобы столкнуть Россию в пропасть» [А.В. Николаев «Так это было» Ливри-Гарган, 1982, с.184-185].

Это очень важный момент – понимание полного превосходства приёмов и успехов ведения мировой войны Императором Николаем II сравнительно с позорными поражениями и беспримерными отступлениями коммунистов.

Авторы манифеста КОНР, в значительной степени рассчитанного на демократические запросы союзников СССР, остались жертвой непонимания революции, как потом щеголяющие неприятием “реакционности” симпатизирующие Власову историки вроде Станислава Ауски в «Предательстве и измене». Но на стороне Сталина у принудительно мобилизованных красных правильное понимание монархической трагедии могло теплиться лишь в законспирированном виде. Во время войны тех кто говорил в слух, что жизнь при Царе была лучше, по доносам забирали в тюрьмы. Такие случаи описаны в документальных исследованиях военного времени.

Насильственные выдачи англичанами и американцами красновцев и власовцев, содержание в лагерях ди-пи также не могло внушить никакого почтения к демократическим странам. Союзники Сталина, обеспечивая ему победу, скинули на Европу, превращая города глубокого тыла в руины, столько бомб, что их взрывная сила соизмерима с 50-ю Хиросимами. Английское министерство авиации обеспечило за один март 1944 г. сброс 28 тысяч тонн бомб.

В пару к тому, свидетели напоминают «запрещённую вещь». Немцы в пору осады относительно мало бомбили дома в Ленинграде, почти ничего не пострадало. Обстреливали флот на Неве [Евгений Ухналёв «Это моё» М.: Астрель, 2013].

В общем-то, это подтверждают все типы источников. Хотя бы и дневники сталиниста Всеволода Вишневского.

Сообразительные люди отлично поймут, что сравнения нужны не для оправдания преступлений одной стороны, а для предотвращения возможности любого такого оправдания, в т.ч. военных преступлений победителей. А что запрещено – о том и актуальнее заявить.

Память об Императоре поддерживалась в СССР, ободряла и вдохновляла тех кто ждал первой же возможности отомстить красным. В 1955 г. остро ненавидевший монархистов и лично генерала Краснова, Всеволод Кочетов вспоминал послереволюционную пору, «когда по губернским и уездным городам, по большим сёлам ещё бродили таинственные старички и старушки и, показывая серебряные рублевики с профилем Николая II, нашёптывали о том, что де жив батюшка и не теряйте, мол, надежды, вернётся на престол» [В.А. Кочетов «Эстафета поколений» М.: Молодая гвардия, 1979, с.190].

Единомышленник П.Н. Краснова Борис Ширяев вспоминал как красные добивали в 1925 г. «остатки императорского Петербурга». На Соловки присылали целые группы арестованных бывших чиновников и полицейских. Предлогом для суда оказывалась и «панихида, отслуженная по Царе-Мученике» [«Наш современник», 1991, №9, с.95].

Сопротивляясь коллективизации в 1929 г., крестьяне использовали христианскую и монархическую символику, прямо объявляли желание вернуть лично Императора Николая II. Среди лозунгов был: «да здравствует вольная царская власть» [С.А. Красильников «Серп и молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы» М.: РОССПЭН, 2009, с.50].

Расстрелянный в июне 1931 г. преподобномученик Макарий (Моржов) за каждой службой поминал всех трёх последних Государей, считая их православными правителями, при которых, как он объяснял чекистам, «верующим было свободно и хорошо жить» [«Таких рождает вера наша. Избранные жития новых мучеников и исповедников Российских» М.: Никея, 2013, с.210].

 «Как был царь с своей царицей, была рожь, была пшеница», — один из стихотворных вариантов перечислений того что отняла революция у крестьян [Борис Филиппов «Всплывшее в памяти» Лондон: OPI, 1990, с.19].

Множество таких крестьянских воспоминаний о Царствовании Николая II вызывает раздражение сталинистов, лицемерно рядящихся в простонародные литературные платья, за которыми скрывается чуть прикрашенный большевизм, записывающий в смертельные враги любого последовательного критика СССР, к примеру, Виктора Астафьева, за справедливые проклятия коммунистической победе 1945 г., красным маршалам и генсекам, которые все, в отличие от Николая II, дороги сердцу сталинистов [В.В. Личутин «По морю жизни – на русском челне» М.: Институт русской цивилизации, 2016, с.543, 856].

В отдельном издании книги Владимира Личутина, выпущенном не у Олега Платонова, в 2018 г. он плывёт уже не на русском, а на утлом челне. Оно и справедливо, т.к. сталинизм вовсе не устранял в себе интернационализма и космополитизма, так что исследователи справедливо поправляют Троцкого, ведь Сталин не предавал революцию, а лишний раз её компрометировал. Про этот провал коммунистической вавилонской башни, ренессансные и просвещенческие сугубо пантеистические традиции неплохо пишет Катерина Кларк в книге «Москва, четвёртый Рим: сталинизм, космополитизм и эволюция советской культуры (1931-1941)» (2018), которая уравновешивает частый исследовательский уклон в сторону грубой имитации традиционализма в числе нацистских явлений в большевизме.

Сами крестьяне, не пользуясь подсказками сталинистов, исчисляли разницу между СССР и Империей Николая II в такой степени: «при царском режиме крестьянину было легче работать 10 лет в своём собственном хозяйстве, чем теперь 10 дней в колхозе» [С. Дэвис «Мнение народа в сталинской России. Террор, пропаганда и инакомыслие 1934-1941» М.: РОССПЭН, 2011, с.56].

Точно так видели трагедию России и в интеллигентской среде, говоря что крестьян превращают «в рабов». Поскольку деспотизм советской власти безусловно был «хуже царского», многие оставались либо становились «ярыми монархистами», и в организации, объединявшей представителей различных политических убеждений, настаивали на необходимости восстановления в России монархического строя, а не уже раз провалившегося Учредительного собрания [«Демократический союз. Следственное дело 1928-1929» М.: РОССПЭН, 2010, с.385, 413].

В 1928 г., как пишут в горячо востребованных путинскими властями прославляющих большевизм апологиях социалистического рабства, началась «скрытая гражданская война с грабежом и выселением» [Л.П. Бердников «Депутаты Красного столетия (1905-1993)» Красноярск: СФУ, 2018, с.86].

Война велась очень даже открыто, сопровождаясь даже артиллерийскими расстрелами жителей селений, сожжением их домов, убийствами в том числе детей и младенцев. Спору нет, грабёж крестьян коммунистами оказывался несравнимо «хуже царских чиновников» [Э. Исмаилов «История большого террора в Азербайджане» М.: РОССПЭН, 2015, с.40-41, 49].

Эта война в 1928 г. сопровождалась массовым закрытием церквей и прочей подготовкой к голодомору. Множество арестов тогда и в расстрельный 1937 г. проводились под предлогом того, что священники разделяли монархические взгляды, держали у себя царские издания, пели «Боже, Царя храни», хранили в поминальных списках и поминали во время богослужений «Царей и Цариц» [«Крест на красном обрыве» М.: Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского, 1996, с.135].

Ввиду того, никакое отрицание преступного тождества большевизма и нацизма не может быть терпимо, а необходимость продолжения русской контрреволюционной борьбы в таких условиях совершенно неоспорима.

Последнее время регулярно преследуемый чекистами Павел Дуров в 2012 г. вполне уместно сформулировал насчёт советского празднования 9 мая, что «Сталин отстоял у Гитлера право репрессировать население СССР» [А.А. Фокин «Коммунизм не за горами. Образы будущего у власти и населения СССР» М.: РОССПЭН, 2017, с.212].

В СССР отправление в истребительно-трудовые лагеря было всё равно что смертный приговор. В одном только Южном-Тайшетском лагере НКВД в 1936 г. умерло 207 595 человек, в 1942 г. – 248 877. Всего за 8 лет – 937 525. В таком лагере 46-летний священник Владимир Чесноков погиб уже через 3 месяца после высылки из Свердловска. В Западной Сибири в лагерях Нарымского округа погибла половина ссыльных и спецпоселенцев, около 200 тыс. человек. Иеродиакон Исаакий (Бочкарев) в возрасте 53 лет погиб там в мае 1933 г. через полгода после поступления.

С начала войны возрождение церковной жизни происходило в зоне немецкой оккупации, в то время как при большевиках продолжались антирелигиозные погромы [«Пострадавшие в годы гонений. Портреты и судьбы» СПб.: Общество памяти игумении Таисии, 2016, Т.1, с.473, Т.2, с.247, 269].

26 сентября 1941 г. в СССР Любовь Шапорина вспоминала о неизменной актуальности мирных инициатив убитого Царя: «бедный кроткий Николай II организовал Гаагскую конференцию». «Всё это псу под хвост. Тевтоны превыше всего» [Л.В. Шапорина «Дневник» М.: НЛО, 2011, Т.1, с.263].

Поразительно, как после не оценённых человечеством беспримерных мирных инициатив Императора Николая II находятся мнительные персоны, его же осуждающие за развязанные против России войны. Упорствующие в такой критике заимствуют суждения у небезупречных авторитетов.

Всегда уместно напоминать, что пришедшее на смену Российской Империи советское правление с 1918 г. неизменно оказывалось настолько ужасным, что немцев в СССР ждали как освободителей. Та же Шапорина в августе 1939 г. писала: «рабство, германское иго – так я предпочитаю», хотя потом имела все причины и называть немцев мерзавцами. В 1986 г. её дневники едва уговорили купить в ОР ГПБ. Эмма Герштейн вспоминала, как в 1941 г. немцев ждали за нового начальника – сначала боишься, каким он окажется, а потом привыкаешь. Последним доводом против большевиков стала их тактика выжженной земли. Уничтожая жилые дома и хозяйственные постройки, красные уходили, бросая население на погибель.

Наступление Германии привело к ещё большему ожесточению советского тоталитаризма. Значительно увеличилась смертность и в областях, занимаемых большевиками. Основной причиной по-прежнему оставался голод из-за продовольственных госмонополий Госплана.

Но умножились и расстрелы. «Недавно на Большой Косалманке расстреляли несколько человек, которые рассуждали в бараке по поводу окружения наших войск под Харьковом весной 1942 года» [П. Якир «Детство в тюрьме» Лондон, 1972, с.148].

В Белоруссии только у одного противника большевизма партизаны расстреляли мать и сестёр [«Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущёве и Брежневе» М.: Материк, 2005, с.71].

Хотя в некоторых областях нацисты, как и большевики, расстреливали довольно много священнослужителей, при возвращении красные снова начали сажать и ссылать их в лагеря, причём и тех священников, которые поддерживали партизан. Так геройствовали советские победители в трибунале войск МВД [С.В. Силова «Крестный путь. Белорусская православная церковь в период немецкой оккупации. 1941-1944» Минск: Белорусский Экзархат, 2005, с.21-27].

Воспоминания жителей СССР полны сравнений большевиков и нацистов с уравнительным выводом. «В коммунизм эта партия ведёт. Всё, что есть у человека, — отберёт» [А. Варди «Подконвойный мир» Франкфурт-на-Майне: Посев,1971, с.252-255].

Даже в воспоминаниях убийц из комсомольских истребительных отрядов, восхваляющих Сталина, говорится что в МГБ у них «очень часто» «встречались подлецы», а внутреннюю гражданскую войну они вели, открывая огонь на поражение «если только в секторе обстрела попадает подозрительный человек» [С.Н. Смоляков «Я дрался с бандеровцами» М.: Яуза-каталог, 2017, с.25].

Тем же будут отличаться все схожие с нацистскими советские оккупации. Оправдание совершаемых преступлений идентично: «не особенно задумывались над полученными приказами», «свои действия считали как бы продолжением прежней борьбы с фашизмом» [Е.И. Малашенко «Закаленный войной. От Карельского перешейка до Ближнего Востока» М.: Вече, 2016, с.183].

Точно так и нацисты исполняли, не рассуждая, и под предлогом беспримерности преступлений большевизма, бросались уравнивать счёт убийств и ограблений.

Родившаяся в Праге Мария Банкул вспоминает, что после того как город заняли большевики, «эмигранты из России то и дело бесследно пропадали. В 1945 году, едва в Прагу вошла Красная армия, мой любимый отец Исаакий был арестован, вывезен в СССР, на десять лет брошен в лагерь». Спасшись от лап красных, мемуаристка посещала в Брюсселе храм, построенный в память Царя-Мученика Николая II и всех убитых богоборческой властью [М.Р. Завада, Ю.П. Куликов «Белла. Встречи вослед» М.: Молодая гвардия, 2017, с.482, 485].

Первый православный храм, построенный в Австралии, как вспоминает один из власовцев, также был посвящён памяти убитой Царской Семьи.

Следующие десятилетия большевики оказывали «удушающее влияние» на население Восточной Европы, а также по всему миру «поставляли оружие, которое причиняло так много страданий народам Индокитая и угрожало Тайланду» [Ли Куан Ю «Из третьего мира – в первый. История Сингапура (1965-2000)» М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016, с.356-357].

Советская победа 1945 г. закрепила террористическое господство коммунистической партии, и далее в СССР лишь немногие получали доступ к запрещённой информации о личности Императора Николая II и умели грамотно её осмыслить.

Длительно занимавшийся историей последнего Царствования советский учёный П.Н. Зырянов не мог опубликовать свои суждения, но в дневнике за 4 сентября 1981 г. охарактеризовал пометки Государя, показывающие его понимание сложных документов, на какое неспособны правители СССР: «ясно одно, Николай, конечно, был гораздо умнее всех этих современных чиновников». Историк не являлся монархистом, но в 1989 г. сумел столь же объективно заметить, насколько несуразно «создаётся культ личности Столыпина» [«Долг и судьба историка» М.: РОССПЭН, 2008, с.345].

В эмиграции излишний культ Столыпина исповедовали НТС и А.И. Солженицын, что не отменяет в целом их самого положительного влияния на советских читателей.

Падение СССР позволило значительному, хотя и относительно малому числу русских вернуться к национальной политической культуре и установить определяюще важные для исторической судьбы России благие достоинства личности Императора Николая II, служащие для нас политическим ориентиром. Держаться за данный царственным мучеником монархический идеал – наш неизменный долг.